Роликовые коньки, стр. 23

Среди подушек на помосте сидели куклы в восточных нарядах. У Люсинды глаза округлились от восхищения. Ей так понравились куклы! А больше всех — японская. Люсинда сразу назвала ее Нэнки-Пу.

Ее новая знакомая хлопнула в ладоши словно какой-нибудь султан из «Тысяча и одной ночи», и из невысокой ниши тут же показалась темнокожая служанка.

— Возьми у меня шубу и подай сладости, — приказала хозяйка.

Затем она усадила Люсинду рядом с собой на помост и спросила:

— Тебе нравятся эти куклы? Эта вот девочка — из Турции, а мальчик японский.

— Ой, я их уже обожаю! — воскликнула Люсинда и усадила кукол к себе на колени.

Служанка внесла поднос, уставленный блюдечками, на которых лежали сладости и орехи.

— Да я прямо в сказку попала! — засмеялась Люсинда. — Вы, наверное, какая-нибудь принцесса! Признавайтесь, вас зовут Саидой или… или… — И она стала лихорадочно вспоминать, какие еще имена у принцесс из сказок.

— Да что ты! Я простая миссис Исаак Гроуз. Мне очень жаль, что тебя это разочаровывает. Но ты можешь меня называть, как больше нравится. Пускай я буду Принцесса, а ты — мой Дружок. Согласна?

Люсинда была согласна, и они с аппетитом принялись поедать турецкую пасту, засахаренный миндаль, соленые фисташки и цукаты. Потом Принцесса достала откуда-то лаковую шкатулку, вынула из нее сигарету и закурила. Это привело Люсинду в полный восторг. «Ну просто настоящая Шахерезада! — глядя на китайскую леди, размышляла она. — Я даже представить себе не могла, что женщины могут курить!»

Еще некоторое время спустя Принцесса стала рассказывать всякие интересные истории, действие которых разворачивалось на Востоке. А после этого они с Люсиндой просто сидели и смеялись, потому что обеим было очень хорошо и весело. Вдруг кто-то с треском отворил дверь. Волшебная атмосфера разлетелась вдребезги. Будто хрустальный бокал уронили на пол. Посреди комнаты стоял приземистый смуглый мужчина. Черные его глаза почему-то напоминали Люсинде вар, а черная квадратная борода, подсвеченная синей лампой, которая горела как раз над ним, по мнению девочки, была прямо точь-в-точь как у Синей Бороды из ужасной сказки.

Но таким мужчина был недолго. Увидав Люсинду, он сразу переменился и вполне добродушно сказал:

— Так значит, у нас ребенок в гостях. Чудесно! А я услыхал из-за двери смех и подумал… Впрочем, это теперь не важно…

И, подойдя к Принцессе, мужчина ласково потрепал ее по щеке. Затем он начал расспрашивать Люсинду, кто она и откуда. Однако страх ее еще не прошел, и она лишь бормотала в ответ:

— Мне пора домой, сэр! Мне правда пора. Отпустите меня, пожалуйста!

— Конечно, конечно, Дружок, — вступилась Принцесса. — Только не забывай меня навещать. С тобой вместе мои пустые часы идут совсем незаметно.

Выйдя из гостиницы, Люсинда обнаружила, что на улице уже зажгли фонари. Люди спешили домой с работы. Она и не думала, что так засиделась в гостях. Ей давно пора вернуться домой, и сестры Питерс уже, наверное, беспокоятся. Надо скорее им объяснить, почему она сегодня совсем забыла о времени.

Мисс Питерс и мисс Нетти расположились на кухне. Как раз недавно они поглядели на часы и, узнав, что сейчас начало седьмого, приготовились не на шутку разволноваться за Люсинду. Но именно в этот момент она пулей влетела в квартиру.

— Я знаю! Вы должны наказать меня! — тяжело дыша от быстрого бега, выпалила она. — Я заслужила!

Потом она рассказала об Эледе и ее дедушке с бабушкой, но ни словом не обмолвилась ни о Принцессе, ни о ее муже с синей бородой. Потому что Люсинда была уверена: сестры Питерс запретят ей туда ходить, а ей надо. Тот, кто хоть раз открывал дверь в сказку, уже никогда не сможет закрыть ее.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН

23 ноября 189… года

Вся моя жизнь летит куда-то вперед, и мне это очень нравится. На День Благодарения у меня была уйма приглашений. Я ела индейку у тети Элен в четверг. Доедала другую индейку со Спиндлерами в пятницу. А потом ела еще одного гуся с Джоанной у Джоанны в субботу. Кстати, мужа ее сестры, оказывается, зовут Майкл. А воскресенье после церкви я провела день с дядей Эрлом! Он мне читал «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Больше всех мне понравились ткач Основа и Пэк. Этот Пэк кружил по миру, наверное, так же, как я кружу по Нью-Йорку на роликах. Только, конечно, у него получалось еще быстрее.

У меня двое новых друзей, Эледа и Принцесса Саида. Вообще-то Принцессу Саиду зовут по-другому, но мы с ней решили играть, как будто она на самом деле из «Тысяча и одной ночи». Об Эледе я мисс Питерс и мисс Нетти сказала все, что знаю сама. Я собираюсь скоро пригласить Эледу на ужин. Но Принцесса — мой самый большой секрет! О ней никто не узнает!

27 ноября 189… года

Я потратила на всякие вещи для «Бури» все свои деньги. Даже на пожертвования для церкви совсем ничего не осталось. Когда перед службой мы болтали у входа с моим другом-пономарем, подошел мистер Гидеон. Он пускает блюдо для пожертвований по нашему ряду. Я сразу подумала: «Если он застукает, что я не кладу в блюдо денег, будет очень нехорошо и стыдно». Поэтому я решила предупредить мистера Гидеона заранее. Я боялась, что он меня станет ругать, а он просто сказал:

— Что ж, буду обходить тебя до самого Рождества, Люсинда. Не бойся. Никто ничего не заметит. Кроме нас с тобой, это вообще никого не касается.

Вот так я узнала, какой это добрый джентльмен. Интересно, а куда вообще уходят все эти пожертвования с блюда? По-моему, там скапливается достаточно денег. И пятицентовики, и десятицентовики, и банкноты. Интересно, куда все это девается?

Роликовые коньки - i_015.png

РОЖДЕСТВО

Роликовые коньки - i_016.png

Люсинда обладала редкостным даром продлять праздники. В особенности хорошо у нее получалось это с Рождеством. Начав в Сочельник, она праздновала его непрерывно до самого Крещения, а потом, измотанная и опустошенная, пускалась в плавание по унылой реке будней.

Однажды она призналась своему другу Ночной Сове, что страшно любит голландскую часть Нью-Йорка. Молодой репортер, как тут же выяснилось, полностью разделял эту страсть, и они решили вместе прогуляться туда шестого декабря поутру.

— О, Старые Никерброкеры! — вспомнил Ночная Сова прозвище, которое укрепилось в Нью-Йорке за потомками голландских поселенцев. — Думаю, Люсинда, мне удастся показать тебе там кое-что интересное.

И он не обманул ожиданий. Гулять с ним оказалось истинным наслаждением. Раньше Люсинда бродила тут словно впотьмах, и только теперь ослепительный луч высветил все это великолепие. Замечательные мосты. Дом, где Клемент Мур написал «Явление Святого Николая». Улицу (когда-то ее называли Аллеей Любви), вдоль которой голландцы построили укрепления, чтобы их остров не смогли захватить англичане.

Пешее странствие с Ночной Совой очень утомило Люсинду, и домой она добиралась из последних сил. Однако, вернувшись, она узнала, что мисс Нетти позвала Тринкет поужинать, и они даже вместе накрыли кукольный столик. Люсинда так обрадовалась, что начисто забыла об усталости.

Ужин из кукольной посуды был уловкой, которой Люсинда с мисс Нетти пользовались специально для Тринкет. Если молоко в обычной чашке не вызывало у нее ничего, кроме протеста, то из кукольной посуды она пила его с радостью. С тем же восторгом поглощала она крохотные сэндвичи с маслом или яйцо, если только его подавали в маленькой рюмочке. Такие ужины были для Тринкет игрой, а так как играть она научилась лишь у Люсинды, то ощущение это было для нее исполнено привлекательности и новизны.

После еды игра продолжалась. Люсинда и Тринкет вместе мыли маленькие тарелки и чашки, потом убирали их в кукольный шкаф. Потом Люсинда обязательно что-нибудь читала девочке вслух. В первые ужины «Сказки матушки Гусыни», а затем несколько вечеров подряд — «Бурю», которую Тринкет слушала, затаив дыхание. А под самый конец Люсинда сажала девочку на колени и пела ей что-нибудь из большого красивого сборника. Там были песни про акулу и про русалку, и еще была одна песня без названия, которая начиналась так: