Большая книга ужасов, стр. 47
Ленька подвинул ей стул, и его царапнуло чувство вины: надо было сказать, вон как переживает человек. А что она говорила про тридцать?
– Забей, Юль. Ну уехала Ирка, ну и что? Я, конечно, сам забыл, надо было тебе сразу сказать... А почему тридцать-то? Они совсем оборзели? Может, мне выйти к ним самому?
– Так ты не знаешь?
Ленька не знал.
– Лысый с Митькой тоже уехали!
Никогда Ленька не ждал предательства с этой стороны! Чтобы в последний момент взять и уехать, зная, что подставляют соседей под неподъемную, нереальную дань. Почему они это сделали? Поняли, что накосячили с Иркой? Побоялись? Не справились? Значит, Ленька теперь один.
Он брел огородом навстречу красным огонькам. Обходил пустые грядки, специально продлевая путь. Он впервые не знал, что сказать упырям, как с ними договориться? Как вообще договариваться с теми, против кого ты бессилен? Тогда, еще неделю назад, когда Ленька один мог сдерживать сотню, он думал, что так будет всегда. Хоть и говорили упыри, что нет, а все равно не верилось. И две коровы в день не считались такой уж высокой платой, по крайней мере, пока деревенские не найдут способ победить упырей. Искали: колья, чеснок, даже серебряные пули ухитрились достать – бесполезно. А упырей прибавлялось, а плата росла, и вот наступил момент, который должен был наступить. Но всю неделю Ленька так старательно отгонял эту мысль, что теперь растерялся.
Огоньки стояли тесно-тесно, как крупинки мозаики, и полотно это было огромным. Оно уходило далеко в темноту, дальше за ним, как издевательство, торчали реденькие верхушки леса.
– Пришел... Пришел... – Упыри разговаривали все так же, глухо стеная наперебой, а все равно Ленька поймал себя на том, что понимает их гораздо лучше, чем в первый раз.
– Мы уже договорились...
– Тридцать, и без глупостей...
– Ни о чем вы не договорились! – выпалил Ленька и отчего-то вспомнил Фоку. Где была эта Ленькина смелость, когда надо было всего-то-навсего поставить на место хулигана?! Откуда она взялась теперь, когда перед ним тысяча упырей? Видимо, упыри ему просто не разбивали носа, да и убитой скотины Ленька не видел. Он знал, что они могут сожрать всю деревню, но никого не сожрали же? А Фока, пусть у него и нет такого жуткого красного лица с пустыми глазницами, представлял угрозу вполне ощутимую.
– Юль... Моя помощница глупость сказала, а вы поверили. За что вам, убийцам-нехристям, тридцать? Десяток красная цена, пока я добрый. А разозлюсь – пусть будет пять, как было, и плевать мне на Михайловку. Только вы что будете жрать, когда там всех уничтожите? А десять – хорошая цена.
– Грабеж... грабеж, – зашипели упыри, и Ленька услышал знакомые интонации: может, Юлькины, может, свои. Надо же, хитрые какие, обучаются. Он думал это почти с умилением и не спешил себя одергивать. Лучше уж умиляться врагам, чем бояться их.
– Никакой не грабеж. Я сказал десять, значит, десять. Это мое заднее слово: соглашайтесь или идите жрать Михайловку. Но завтра больше пяти не получите.
О чем он думал, когда это говорил? Да все о том же: лучше каждый день получать по десять коров, чем сожрать однажды двадцать человек. Упыри, конечно, упыри, но не дураки...
Дураки! Красные огоньки развернулись почти синхронно, вся-вся тысяча, и молча пошли в сторону Михайловки! Это в Ленькины планы не входило. Он-то надеялся завтра под шумок перетащить михайловцев к себе в Сходню, а упырям сказать, что разъехались. Не пойдут же они по домам всех пересчитывать. А пойдут – лишатся выкупа, условия договора такими были: чудища не идут в деревню, деревня платит. Но сейчас...
Ленька перемахнул через низкий заборчик, отделяющий огород от упырей:
– Эй, куда, стоять! Я пошутил! Не надо Михайловку жрать... Пятнадцать!
Упыри не оборачивались. Ленька в темноте уткнулся носом в чей-то черный капюшон, но его владелец даже не вздрогнул. Научились торговаться чудища. Прямо как на рынке, когда медленно отходишь от ларька, и с каждым шагом продавец снижает цену. Только это их рынок, как ни крути. Есть рынок продавца, рынок покупателя, а у нас рынок упыря получается. И нет от них спасения.
Ленька схватил этого в капюшоне, развернул к себе лицом и выпалил:
– Двадцать! Двадцать пять! Черт с вами, тридцать!
Упырь смотрел на него пустыми глазницами, а прочие брели себе вперед, не обращая на Леньку внимания.
– Тридцать пять! Больше не смогу...
Ни одна спина не развернулась ему навстречу. Все только синхронно зашипели:
– Можешь...
– Нет, правда...
– Ло-ша-ди, – по слогам подсказали упыри и развернулись, выжидательно глядя на Леньку. Лошади?
Идея кровопийц показалась неожиданно удачной: лошади! В конюшне двадцать голов, это ж полвыкупа! И не надо опять выслушивать стенания Васька о том, что «много, где я столько возьму, в деревне уже зреет бунт, ты сбежишь, а мне тут жить». Не надо тянуть жилы из деревенских, на двадцать коров они еще соберут, если поднапрячься. Да плюс двадцать лошадей... Что будет завтра, Ленька уже не думал, неделя с упырями отучила его от этой привычки. Ночь прошла – никого не съели, и хорошо. А там: будет день – будут и коровы... Лошадей, конечно, жалко, но тут люди на кону, так что нечего. В работе спасителя не место слабакам.
Ленька отпустил капюшон упыря и сдался:
– Уговорили. Двадцать коров и двадцать лошадей. Завтра.
Чудища вразнобой закивали и расступились. Ленька зачем-то пошел вперед сквозь них, и не было конца этой адской мозаике. Он шел, они расступались, но не было этого чувства облегчения, что вот он подарил деревенским еще день жизни. Глупо это все. Неужели их никак не побороть, неужели ему каждую ночь откупаться, когда-нибудь наступит предел, и сегодня Ленька был уже на грани... А деревенским хоть бы что: ворчат, что Ленька дерет с них три шкуры, и самого за глаза называют упырем. Думают, он не знает! Неблагодарная это работа – быть спасителем.
Ленька уходил все дальше от Сходни, он знал, что упыри там никого не тронут, по крайней мере сегодня. И его не тронут – можно и погулять. Он не хотел возвращаться к суетливому Ваську, к Юльке (спорим, она не спит, а сидит на кухне – переживает и ждет, пока Ленька придет и скажет, что все в порядке). Только разве это порядок? Только разве есть выход там, где выхода нет? Большинству деревенских просто некуда податься, иначе давно бы сбежали, побросав дома. У них есть только Ленька.
Впереди блеснули окна Михайловки, и Ленька свернул туда. Может, сарай Митьки и Лысого еще стоит незапертый и хозяйка не проснется? Уж очень ему не хотелось возвращаться домой.
Глава IX,
в которой Сергеич ведет себя как упертый лошадник
Утро застало врасплох. Ленька проснулся от шума падающих железяк, открыл глаза и чудом успел откатиться в другой угол сарая.
– Проснулся? – Хозяйка сарая (Ленька раньше видел ее только издалека и понятия не имел, как зовут) вытаскивала из угла грабли и лопаты, нимало не заботясь о Ленькином покое. – Ты из Сходни?
Ленька закивал и встал на ноги.
– А наши упыри вчера съехали, – похвасталась хозяйка. – И ничего! Никто никого не съел, ночевали даже спокойнее, чем обычно...
Ленька окончательно разлепил веки и подумал, что «упыри» – это она не про чудищ лесных, а про Митьку с Лысым. Его – Леньку в Сходне тоже иногда так называют. За то, что данью обложил, за то, что все время ее повышает, за то, что крещеный, а упырей разогнать совсем ему слабо...
– Они не упыри...
– Поучи меня еще! Они ушли, так ты явился! Давай отсюда, без тебя справимся. – Она взяла деревянную лопату для снега и уж совсем унизительно замахнулась на Леньку. Да кто ей позволил?!
– Эй, а если я правда уйду? Я один остался, сегодня вас не сожрали только благодаря мне. Вы хорошо подумали?
– Иди-иди! – Она отвернулась в угол, продолжая копаться в инструментах. – Без вас-то легче...
Вот на это Ленька обиделся. Кто она такая, что она может знать: «Легче»! Она думает, это легко каждую ночь торговаться с упырями, чтобы ее не трогали?! Ну хорошо, не Ленька торговался, а Юлька, но он первый начал переговоры и ни за что бы Юльку не отпустил, если бы это было опасно. Думает, легко каждый раз придумывать что-то новое: то кольями махать, то убеждать народ отлить серебряные пули и всякий раз обламываться и выслушивать от таких, как она: «Упыри, без вас легче»?! Что она вообще думает? Что Леньке это надо? Это надо ей лично и двум деревням, только им мозгов не хватает это понять!