Любовь как закладная жизни (СИ), стр. 8

Сам администратор оказался рядом с ним, стоило Вячеславу пройти три метра по холлу, осматриваясь.

— Здравствуйте, Вячеслав Генрихович. — Эх, с такой невозмутимостью парню бы в покере блистать. Но не умел тот, как Боров не пытался его натаскать.

— Здоров. Как вы тут? Все тихо?

— Все в полном порядке. Продукты, алкоголь нам отгрузили без проблем, заказы на праздник… — Тут же принялся отчитываться Семен, да так подробно, что Боруцкий пожалел о своем вопросе.

— Так, ты мне тут не тарахти. Если все нормально, то и говорить не о чем. — Прервал он администратора. — Лучше, организуй мне нормальный обед. — Велел Вячеслав, заходя в зал.

Семен кивнул и расторопно отправился в сторону суетившегося неподалеку официанта.

А Боруцкий пошел к своему любимому столику в одном из углов зала, где не было окон сзади, хорошо просматривался вход в зал, с одной стороны стояла колона, закрывающая его от чужих взглядов, и имелась дверь сбоку, ведущая прямиком в проулок за рестораном. Людей сейчас было немного. Немного рано еще, только семь вечера, видимо, большая часть посетителей подтянется попозже. Сейчас было занято только три столика. И, вроде, никого знакомого. Сцена стояла пустая и темная, «живая программа» начиналась обычно в девять. А сейчас в зале тихо звучала музыка, доносящаяся из колонок.

Степенно так, солидно все.

Четко.

Боруцкий ощутил законную гордость, как и всякий раз, когда видел, как то, что попадало в его руки, начинало демонстрировать «класс». Теперь в его ресторан не брезговали приходить и «чистые» бизнесмены, и местная элита, выпочковавшаяся еще из прошлого, советского состава власти города и области. Не плохо для пацана из интерната, который уже в четырнадцать загремел в колонию за драку с поножовщиной. Умел он делами управлять и организовывать людей, все-таки. Не то, что прошлый хозяин, при котором этот ресторан был всего лишь низкопробным кабаком.

Довольный увиденным, Вячеслав почти добрался до своего стола, когда свет в зале погас. Точнее, освещение стало приглушенным и более сумрачным, но из-за резкого перехода в первую секунду ему показалось, что то полностью исчезло. И, само собой, по въевшейся в кости привычке, Боров первым делом схватился за пистолет. Хорошо еще, вытащить тот не успел, напугал бы людей. И только увидев, что на сцене вспыхнул слабый свет, а вместо записей — заиграло пианино, расслабился.

«Б…», он прервал себя даже в мыслях, напомнив, что становится делком, и приходиться фильтровать баз… речь. Контроль над собой, даже в мелочах — залог успеха.

Так вот — черти что, блин. Нервы стали ни к черту, ей-Богу. Везде опасность видит. Хотя, а как иначе? Тех, кто расслабился и перестал назад оглядываться — и секут первыми, как отработанный материал на свалку отправляют. Ту, что в двух километрах от города. Вот и нельзя расслабляться, надо быть настороже.

Все еще не разжимая пальцы на рукояти пистолета, Вячеслав медленно повернулся и, как и положено хозяину, принялся рассматривать зал.

Все было спокойно, похоже, никто больше не ничего непривычного или ненормально не увидел в изменении освещения. Да и на его реакцию, вроде бы, никто внимания не обратил. Все повернулись к сцене, откуда доносилась теперь живая музыка.

Окончательно успокоившись, Боруцкий вытащил руку из кармана пальто. И вот тут-то его и тряхануло. Причем так, конкретно. По-взрослому.

Кто-то запел. Запел так, что у него жар прошел по позвоночнику и затылок свело. Словно током пробило.

Пела женщина. И его тело поняло и отреагировало на это раньше головы, однозначно напомнив, как давно он не вспоминал о насущных маленьких радостях жизни.

Он плохо слышал слова. Не потому, что певица невнятно пела. Наоборот. Просто сам звук этого голоса заглушал любой смысл. Песню он слышал первый раз, что-то такое протяжное и, похоже, грустное. Но это не имело значения. Голос катился, струился по его спине. Будто катился по голой коже, царапая позвоночник.

Сказать по правде, Боров тут же возбудился так, словно не песню слушал, а его со спины обняла, прошлась руками по плечам женщина. Будто прижалась к его позвоночнику грудью, в которой и вибрировал этот офигительный голос.

И он возбудился, чтоб его так. У него не то, что пах задубел. Мышцы ног свело от желания. И, судя по тому, что Вячеслав видел на лицах немногочисленных мужчин, сидящих сейчас в зале, проняло не только его.

Не имея ни малейшего представления о том, кто это в его ресторане может ТАК петь, Вячеслав обернулся лицом к сцене. Очень медленно, отчего-то, растягивая это ощущение тайны и испытывая от того не меньше кайфа, чем от самого голоса. Это никак не могла быть Светка. И голос не тот, и песни… Он сомневался, что та сумела бы спеть вот так хоть что-то. Да и на обычный репертуар певицы этого ресторана — песня никак не походила.

Однако его ждал облом. Вячеслав не смог узнать, кто это так поет.

На сцене стояла какая-то белая… хрень. Раньше Боров такого на этой сцене не замечал. Сзади ту подсвечивал свет. И в этом свете на белой поверхности той самой хрени, проглядывала только тень, очертания женщины. Хрупкой, тонкой и невысокой. Но, определенно, имеющей все, что там надо только иметь женщине в положенных местах. Во всяком случае, если судить по этим очертаниям.

— Это кто? — Боруцкий не оглянулся, услышав приближение Семена.

— Агния. — Ответил администратор. — Она всегда вечер открывает. Допоздна ей работать сложно, еще в школу утром.

— Кто? — Не понял Вячеслав, который, если честно, и не вспоминал больше о той девчонке. Ему не напоминали, видимо, проблем она не доставляла, и он о ней благополучно забыл.

— Е-мое! Бусина, что ли? — Не поверил Боруцкий.

Да, быть такого не могло! Не могла та малявка так петь. И не могла его завести так, как не заводила ни одна из девчонок Гели. И при том — одним голосом! Он попытался припомнить девчонку, но кроме злых глаз и упрямой мордочки ничего в уме не всплывало. Чет он не помнил у нее таких изгибов….

— Она. — Вячеслав впервые увидел, чтоб Семен, и так не щедрый на эмоции, вдруг улыбнулся. — Агния, кстати, не сильно любит, когда ей тот случай и рев вспоминают. — Поделился с ним администратор. — А так, как я и говорил тогда, девочка толковая оказалась. И поет хорошо, конечно, репертуар новый, но клиентам нравится, все довольны. Да и отходят уже те песни, что раньше были. Даже Светка подстраивается. Посетители теперь другое предпочитают. Не всегда романсы, конечно. Но пару за вечер — на «ура» идут.

— А что это за хрень перед ней стоит? — Раздраженно, из-за того, что даже новость о том, что это поет пятнадцатилетняя девчонка, не охладила его тело, и пах продолжал гореть, спросил Вячеслав, дернув головой в сторону сцены.

— Так вы же, вроде, сами ей велели что-то сделать, чтоб возраст скрыть. Вот она и придумала это. — Семен хмыкнул. — Честно говоря, Вячеслав Генрихович, это — бомба. Я вам точно говорю. Все в восторге от ее голоса, и эта таинственность, что она напустила, да и мы поддерживаем… Нас конкуренты уже замучили вопросами и попытками выяснить, что это за певицу вы отхватили и где.

Б… Ага, он, прям, дико обрадовался.

— Мой обед готов? — Ощущая, что раздражается еще сильнее, рыкнул Боров.

— Да, Вячеслав Генрихович. — Отрапортовал Семен.

— Лады. — Боруцкий отвернулся от сцены, и пошел к столу. — Приведешь ее к моему столу после выступления. Погляжу я на эту Бусину, чего из нее выходит, что конкуренты заволновались. — Велел он, понимая, что становится еще злее.

Потому как, продолжая чувствовать этот голос всем телом, будто кожу с него содрали, оставив одни нервы, Боров начал подозревать себя в педофилии. А это его не радовало. Так отреагировать на малявку… Нет. Просто замотался. Точно надо Гели звонить. И срочно. Расслабиться.

Глава 3

Девушка подошла к его столику через два с небольшим часа. Когда Боруцкий уже давно перешел к кофе, и даже потребовал вторую чашку. Все это время она честно отработала на сцене, причем, Вячеслав не услышал ни одной привычной песни. Больше того, часть, вообще, были на иностранном. Каком именно Вячеслав понятия не имел, поскольку так и не удосужился выучить хоть какой-то. Не до того было по жизни.