Любовь как закладная жизни (СИ), стр. 26
— В ресторан же надо. Я вчера и так, пропустила, и не позвонила даже. Совсем растерялась. — В голосе девчонки опять прорезалась грусть, но вроде не плакала, и то прогресс.
— В общем, на кладбище я тебя отвезу, заеду в половину сюда, тогда. А дальше — Семену позвони, скажи, где была. Если тяжело, можешь и сегодня не выходить, скажешь, я разрешил. А сейчас — мне пора.
— Я выйду, честно, Вячеслав Генрихович.
Он не ответил и так же, в несколько глотков, выпил вторую чашку чая, игнорируя то, что тот еще ни капли не остыл. Зато крепость подходящая. И быстро, словно гнался за ним тут кто, поторопился уйти. На самом пороге уже остановился, вспомнив.
Обернулся, она стояла на пороге кухни и растерянно смотрела ему вслед. Вячеслав осмотрел глазами коридор, не увидел ничего подходящего. Чертыхнулся в уме, вернулся в ее комнату, спиной ощущая, как Бусинка идет за ним. Схватил на столе первый попавшийся лист бумаги и ручку. Написал номер своего мобильного.
— Вот, держи. Лучше выучи. Чтоб надежней. — Сунув бумажку ей в руки, он прошел мимо Агнии. — Если что-то… В общем. Звони, если вдруг будет надо. Крестница. — Уже выходя в двери, бросил он через плечо с усмешкой.
И быстро сбежал по лестнице. Подальше от нее и всего того, о чем думать не стоило.
Глава 9
После похорон бабушки ее жизнь вошла в какой-то размеренный ритм, причем, незаметно для самой Агнии. Печаль, грусть — не ушли, она все так же тосковала по умершим родным, но, как это ни странно, перестала ощущать себя одинокой. Странно, вроде бы, ведь, по здравому размышлению, у нее не осталось никого на свете. И все же, именно теперь одиночество ушло.
Даже в те месяцы после смерти родителей, пока у нее еще оставалась бабушка, Агния испытывала большую тоску и изолированность от мира, чем теперь. Ей было немного стыдно в душе из-за этого, но бороться с таким положением дел не хотелось. Потому как, насколько парадоксальным это не казалось, именно теперь, став круглой сиротой, она оказалась не одна.
Вячеслав Генрихович не обманул ее, пообещав все уладить с социальными службами. Бог знает, как он все решил, но в приют ее не забрали. Даже не приходил никто из попечительской организации. Более того, ее оставили в этой квартире.
Агния понятия не имела как? Но через два дня после похорон, Боруцкий принес ей документы, оформленные на ее имя и подтверждающие право владения Агнии этой квартирой.
— Не маши ими ни перед кем, пока. Если только не прижмут. Особенно, пока совершеннолетней не станешь. — Велел он, ничего не объясняя про то, как оформил эти бумаги. — Ты же сама проживешь? — Нахмурившись, поинтересовался он. — Или…
— Проживу! — Не веря еще такой удаче, отчаянно закивала она головой. — Я же и эти четыре месяца, все равно, что одна жила. Еще и о бабушке заботилась. Да и до этого, когда родители уезжали, а она заболела год назад. За мной только иногда Алина Дмитриевна приглядывала. — Торопливо доложила она, опасаясь, что Вячеслав Генрихович может передумать. Или не пожелать всей этой возни, и все-таки отправит ее в приют. Не будет же он сам сидеть с ней, ей-Богу.
— Ага… Ну, тогда, ладно. Проживешь, значит. — После некоторой паузы, кивнул Боруцкий. — А это спрячь. Если кто будет спрашивать что-то, звони мне.
Она спрятала бумаги. Но пока никто не спрашивал и не приходил.
Зато сам Вячеслав Генрихович появлялся регулярно. Не часто, вроде бы, но стабильно. Два вечера в неделю он проводил с ней.
Боруцкий никогда не предупреждал ее заранее, и не выделял для этого какие-то особенные дни. Просто появлялся в ресторане во время ее выступления, а после того — Семен Владимирович передавал Агнии, что хозяин ресторана хочет с ней поговорить, и они ужинали вместе. И действительно говорили. Хотя, если совсем честно, по большей части, говорила она. Вячеслав Генрихович лишь задавал время от времени вопросы, и слушал ее ответы. Он интересовался всем — любыми предметами в школе и занятиями с Зоей Михайловной, ее жизнью до гибели родителей. Боруцкий хотел знать о том, есть ли у нее друзья, кто они, и кто их родные, чем те занимаются? Если она упоминала, что читала какую-то книгу или смотрела фильм — он тут же спрашивал о содержании.
Причем, Агнии казалось, что Вячеслав Генрихович даже не слушает, о чем она говорит, просто из вежливости уточняет. И каждый раз удивлялась, когда, спустя неделю или две, он что-то уточнял или интересовался об окончательном впечатлении от прочитанного или увиденного, или спрашивал что-то о подругах, о которых она ему когда-то говорила. Выходило, что он не просто слушал, но и запоминал каждое слово из того, о чем Агния рассказывала.
Иногда с ним приходил тот самый Федот, и в такие дни все было иначе. Вячеслав Генрихович казался каким-то напряженным и еще молчаливей, чем обычно. Да и сама Агния с трудом могла говорить о чем-то под тяжелым и холодным взглядом друга Боруцкого. Тот, казалось, забавлялся, наблюдая за ней. И постоянно интересовался у Агнии какими-то парнями из школы, консерватории, двора, даже официантами, на которых она, по-видимому, должна была обращать внимания. Агния терялась и начинала сбиваться, потому как, если честно, ей было не до парней в последние полгода. А Вячеслав Генрихович, почему-то, во время таких бесед становился еще молчаливей и отстраненней, чем обычно. Иногда он одергивал Федота, приказывая ему «не приставать к ребенку». А иногда просто молча сидел и осматривал зал, будто и не слышал, что происходило за столом, и держал в зубах незажжённую сигарету. И вмешивался лишь тогда, когда Федот порывался закурить, запрещая другу делать это.
Такие вечера больше злили, чем радовали Агнию. Но, все равно, ей нравилось ужинать с ним.
Второй раз в неделю, точно так же, без предупреждения, Боруцкий приходил к ней домой. Обычно это бывало среди дня, после школы и до консерватории, когда у нее имелся перерыв в два часа. Они просто пили чай. И он снова незаметно заставлял ее что-то рассказывать.
Иногда к ним присоединялась Алина Дмитриевна, если бывала в это время дома. И в таком случае, благодаря навязчивому любопытству соседки, Агнии удавалось хоть что-то узнать о нем самом, кроме собственных новостей. Правда, даже в таких случаях, Боруцкий не отличался многословием, и если не хотел отвечать — игнорировал все вопросы Алины Дмитриевны. А у той не хватало наглости настаивать, стоило только Вячеславу Генриховичу глянуть на пожилую женщину одним из тех, «своих» взглядов. И все-таки, именно благодаря соседке, Агния узнала, что ее «крестный» теперь является ее официальным опекуном.
Как и кто рискнул доверить опекунство сироты криминальному авторитету, она не уточняла. Вот, даже в голову не пришло спросить, каким же образом Боруцкий это провернул. Да и не хотелось развивать подобную тему в присутствии соседки. А когда они пили чай вдвоем… Тем более не хотелось. Отчего — Агния не знала, и, в силу возраста, возможно, даже не задумывалась о причине подобного «не желания». Да и сама уже сомневалась, так ли правдивы слухи, окружающие этого человека. Ну, мало ли, что про него говорят? Ну и что, что он сам ее этим пугал когда-то? Может, просто, завидуют, или выдумывают? Может и он уже не занимается этим? Завязал. А слухи, ну — на то они и слухи.
Вон, у них в школе сплетни и слухи часто рождались на пустом месте. Вдруг и здесь так? Не совсем на пустом месте, конечно, а на основании прошлых событий.
Ведь она с ним вон, сколько времени проводила, а ничего плохого ни разу не заметила.
Хотя, если честно, спустя несколько месяцев регулярного общения, Агния знала о нем не многим больше, чем во время первого знакомства. Зато Боруцкий, казалось, успел выяснить и узнать о ней все.
Еще за эти недели она ближе познакомилась с тем человеком, который и привел Агнию к Боруцкому — со Щуром. Не то, чтобы Агния хотела с тем знакомиться. Собственно, она даже не вспоминала о том. Но Щур стал довольно часто появляться в ресторане. Интересовался ее делами, спрашивал, нравится ли ей, все ли здесь устраивает. И хоть Агния совершенно не понимала причин такого усиленного внимания и старалась быстрее уйти, тот не отставал. Он даже стал появляться в консерватории, куда Агния продолжала ходить на уроки вокала. И однажды ей показалось, что Зоя Михайловна знает этого человека куда больше, чем говорила вначале. Но ее преподаватель только рассмеялась на ее вопрос об этом и отмахнулась, как от глупости. Да и Агнии, в принципе, не было разницы, что там у них и как.