Полночь, стр. 96

Это ощущение превратилось в прямую угрозу, когда далекому крику стали вторить другие, доносившиеся с соседних улиц — с Паддок-лейн и с Холливел-роуд. Казалось, весь город исходил страшным криком, весь он, от холмов до побережья, кишит оборотнями.

Крисси поневоле пожалела о том, что они покинули грязный, холодный, но защищенный со всех сторон кювет. На открытой местности она чувствовала себя ужасно незащищенной.

Когда крики замолкли, раздался еще один, на этот раз рядом, совсем близко от них.

— Скорее, нам надо как можно скорее попасть вовнутрь, — поторопил Сэм Крисси и Тессу.

Крисси уже почти совсем расхотелось подражать героиням Андре Нортона. Измученная холодом, страхом и нечеловеческой усталостью, она сама к себе начала испытывать необычайную жалость. И еще она опять проголодалась. Приключениями она сыта по горло. Ей хотелось скорее оказаться в теплом доме, читать интересные книжки, ходить в кино и есть пирожные с кремом. Сейчас она явно не на своем месте. Настоящая героиня приключенческого романа давно бы изобрела сотню способов, как превратить местных чудовищ в невинные машины для мойки автомобилей, после чего благосклонно приняла бы предложение горожан стать коронованной особой в королевстве Мунлайт-Ков.

Все трое уже добежали до края спортивной площадки, обогнули кусты и поспешили через пустынную стоянку для машин к заднему двору школы.

Никто на них не нападал.

Благодарю тебя, Господи! Твоя верная Крисси.

Снова раздался дикий вопль.

Кажется, Бог тоже иногда любит пошутить.

Со стороны двора у школьного здания имелось шесть дверей. Они переходили от двери к двери. Сэм проверял каждую из них и внимательно осматривал замки дверей, зажигая фонарик, который он на всякий случай прятал в рукаве своей куртки. У Крисси создалось впечатление, что он был не способен открыть ни одну из них, хотя она всегда считала, что агент ФБР может при необходимости открыть любой самый сложный замок за одну минуту при помощи булавки или расчески.

Сэм также не пропустил ни одного окна и провел возле каждого довольно много времени, исследуя то, что было за стеклом, при помощи фонарика. Он рассматривал не столько комнаты за окнами, сколько устройство замков и оконных рам.

У самой последней двери, у которой в отличие от остальных имелось стеклянное окошко в верхней части, Сэм остановился, выключил фонарик, с победным видом взглянул на Тессу и начал ей нашептывать:

— Я не думаю, что здесь есть сигнализация. Возможно, я ошибаюсь, но я не вижу никаких датчиков на стеклах и никаких контактов на замках окон и дверей.

— Разве других систем сигнализации не бывает? — шепотом спросила Тесса.

— Конечно, есть и другие, например, системы, использующие радарные устройства или фотоэлементы. Но они, пожалуй, сложноваты для школы, да и чувствительность у них явно не для такого типа заведений.

— Ну так что мы теперь делаем?

— Теперь я разбиваю стекло на этой двери. Крисси ждала, что Сэм достанет из кармана и наклеит на стекло специальную бумагу, чтобы смягчить звук от удара. Так всегда поступали детективы из книжек. Но Сэм в отличие от них просто повернулся боком к двери, локтем выбил стекло из рамы. Раздался жуткий звон и грохот. Наверное, Сэм забыл захватить с собой эту специальную бумагу.

Сэм просунул руку в образовавшуюся дыру, нащупал защелку и открыл замок. Он вошел в дверь первым. Крисси направилась вслед за ним, стараясь не наступать на битое стекло.

Сэм опять включил фонарик. Теперь он уже не прикрывал луч рукавом, но старался, чтобы свет от фонаря не попадал на окна.

Они находились в длинном вестибюле. В нем стоял устойчивый запах какого-то дезинфекционного средства с хвойным ароматом. Вероятно, вестибюль настолько часто обрабатывали этим средством, что запах его пропитал стены и пол. Такой же запах всегда стоял в вестибюле той школы, где училась Крисси, но уж чего она не ожидала, так это встретить его здесь. Она всегда считала среднюю школу каким-то священным, таинственным местом, но сейчас начала в этом сомневаться, потому что какая же таинственность может присутствовать в школе, которую обрабатывают тем же дезинфицирующим средством, что и начальную?

Тесса бесшумно закрыла за ними дверь.

Они стояли у двери и прислушивались.

Была полная тишина.

Они пошли по вестибюлю, заглядывая в классные комнаты и лаборатории в поисках компьютерного класса. Вот и переход в другую часть здания. На повороте они опять постояли некоторое время, вслушиваясь в тишину.

Ничто не нарушало безмолвия.

И мрака. Единственным источником света во всем здании был карманный фонарик Сэма. Он держал его в левой руке, в правой у него был револьвер.

— Кажется, здесь никого нет, — нарушил он молчание. Это было, похоже на правду. Крисси сразу стало почему-то легче, спокойнее. Но, с другой стороны, если Сэм и вправду считает, что здесь никого нет, то почему он не спрятал револьвер?

Глава 10

Объезжая свои владения в предвкушении полуночи, до которой оставалось еще пять часов, Шаддэк целиком погрузился в состояние веселого ребячества. Теперь, когда победа была у него почти в кармане, он мог сбросить с себя маску взрослого человека, тем более что без нее он чувствовал себя значительно лучше. В сущности, он никогда и не был по-настоящему взрослым, он на всю жизнь в эмоциональном плане остался двенадцатилетним ребенком. Ведь именно в этом возрасте ему был явлен великий знак лунного ястреба, этот знак был впечатан в него. С тех пор он как сокровище хранил эмоциональное состояние тех дней, не позволяя ему исчезать или изменяться с возрастом. Но теперь притворяться не было никакого смысла.

С одной стороны, Шаддэк, прекрасно зная о своем эмоциональном отставании от других людей, считал это своим большим преимуществом. Двенадцатилетний ребенок добивается воплощения своей мечты с большей решимостью, чем взрослый. Но, с другой стороны, это было его слабым местом. Он был сосредоточен только на одном — на своей Великой Мечте. В этом смысле он был маньяком.

Но если бы не его неуклонное стремление к цели, проект «Лунный ястреб» вряд ли осуществился бы. Его победа была предопределена его непохожестью на других.

Итак, он мог быть теперь ребенком, он мог больше не скрывать свой эмоциональный возраст, он мог позволить себе все, что угодно, взять все, что захочет, нарушить любой закон. Именно в этом возрасте у человека появляется стремление к свободе от законов, переходный возраст толкает подростка на преступление.

Но он был не простым нарушителем законов. Он был ребенком, вкусившим кактусовой сладости. Она оставила в нем след на всю жизнь. Он был ребенком, который знает, что он — Бог. Способность любого ребенка к жестокости меркла перед жестокостью Бога.

Чтобы побыстрее пролетело время, оставшееся до полуночи, Шаддэк придумывал, что он сможет совершить, обладая абсолютной властью, с той минуты, когда весь город попадет под его контроль. От некоторых из этих мыслей его бросало в дрожь. Он испытывал и возбуждение и отвращение одновременно.

Он проезжал по Айсберри-уэй, когда обнаружил, что у него в машине находится индеец. Да-да, он повернул голову и, к своему удивлению, обнаружил, что Бегущий Олень сидит рядом с ним на переднем сиденье. Шаддэк остановил машину прямо посредине улицы и уставился на индейца, не веря своим глазам, изумленный и испуганный.

Однако в сидящей фигуре индейца не было ничего угрожающего. Он сидел молча, не поворачивая головы, и смотрел перед собой, словно что-то увидел за лобовым стеклом.

Постепенно Шаддэк стал понимать, что происходит. Дух индейца теперь принадлежал ему так же, как ему принадлежала машина, на которой он ездил по городу. Великие духи даровали ему дух индейца в качестве вознаграждения за то, что ему удалось довести до конца проект «Лунный ястреб». Так что теперь он, а не Бегущий Олень был хозяином положения, и индеец сможет говорить только тогда, когда к нему обратится Шаддэк.