Покровитель, стр. 84

Если они умрут и на этот раз, он не сможет спасти их, вернувшись в институт и послав другое послание раньше первого, так как между ними было слишком мало времени, всего пять секунд. Даже с помощью IBM PC он не смог бы рассчитать все так точно. Следы босого человека вели к устью притока. Хотя боль в левом плече вышибала из него пот и вызывала головокружение, Стефан пошел по следам, как Робинзон Крузо шел по следам Пятницы.

С растущим страхом Лаура смотрела на нацистского убийцу, приближавшегося по узкому туннелю. Его «узи» был направлен на нее, но по какой-то причине он не стрелял. Она воспользовалась этой неожиданной задержкой, чтобы посмотреть на проволочный предохранитель ручного клапана баллона с вексоном.

Даже в этих обстоятельствах она не теряла надежды, вспомнив строчку из своего романа: «Во время трагедии и страха, когда бесконечная ночь кажется вот-вот опустится, надежду можно найти в понимании того, что компаньон ночи это не другая ночь, что компаньон ночи это день, что мрак всегда сменяется светом и что смерть правит только одной половиной существования, другой половиной правит жизнь».

Приблизившись на двадцать футов, убийца спросил:

– Где мальчишка? Мальчишка. Где он? Она чувствовала Криса спиной, он притаился в тени между ней и стеной. Она сомневалась, что ее тело защитит его от пуль, и что, убив ее, убийца уйдет, не заметив Криса за ее спиной.

Таймер на баллоне щелкнул. Нервно-паралитический газ вырвался из отверстия, распространяя сильный запах персиков и отвратительный привкус лимонного сока, смешанного с кипяченым молоком. Клитманн не видел газа, вырывавшегося из баллона, но он слышал шипение, похожее на шипение множества змей.

Мгновением спустя он почувствовал себя так, как будто кто-то ребром ладони ударил по горлу и сжал его живот, перевернув все внутренности. Он переломился пополам и срыгнул рвоту на землю и на свои босые ноги. Ужасная боль затмила его глаза, что-то словно взорвалось в мозгу, и кровь хлынула из его ноздрей. Упав на дно туннеля, он конвульсивно нажал на курок «узи», умирая и теряя над собой контроль, он сделал последнюю попытку забрать с собой женщину.

Как только Стефан вошел в узкий приток, где стены нависли над ним, вместо того чтобы расширяться к небу, как это было в других туннелях, он услышал длинную очередь из автомата и заторопился вперед. Его сильно качало из стороны в сторону, но все же ему удалось добраться до офицера СС, отравленного вексаном.

Позади трупа сидела Лаура, расставив ноги, между которыми стоял баллон с нервно-паралитическим газом, она обнимала его окровавленными руками. Ее голова свисала на грудь, она казалась безжизненной, как кукла.

– Лаура, нет, – сказал он голосом, в котором едва признал свой собственный.– Нет, нет!

Она подняла голову, вздрогнула и слабо улыбнулась. Жива.

– Крис! – сказал он, перешагивая через труп эсэсовца.– Где Крис?

Она оттолкнула от себя шипящий баллон с нервно-паралитическим газом и перевернулась на бок.

Крис выглянул из тени позади нее и сказал:

– Кригер, ты в порядке? Ты выглядишь дерьмово. Прости, мама, но он действительно так выглядит.

Впервые за двадцать лет или впервые за шестьдесят пять лет, если считать те годы, через которые он перепрыгнул, когда вернулся к Лауре, Стефан Кригер зарыдал. Он был удивлен своим слезам, так как думал, что его жизнь в Третьем рейхе сделала его не способным на рыдания. Более удивительно было то, что эти первые слезы были слезами радости.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

С ТЕХ ПОР

ГЛАВА 1

Больше часа спустя, когда полиция прибыла с севера от того места, где патрульная машина была атакована неизвестными преступниками, когда они обнаружили изрешеченную пулями «тойоту» и увидели кровь на песке возле края пересохшего русла, когда они увидели опустошенный «узи», когда они увидели Лауру и Криса, вылезавших из канавы возле «бьюика» с номерами «ниссана», они ожидали обнаружить мертвые тела и не были разочарованы. Первые три лежали на дне главного русла неподалеку, а четвертый они нашли в отдаленной протоке, на который им указала женщина.

В те дни, когда она столкнулась с местными властями, властями штата и федеральными властями, никто из них не верил, что она говорила правду. Торговцы наркотиками, которые убили ее мужа год назад, послали наемных убийц за ней, как говорила она, так как, очевидно, они боялись, что она опознает их. Они атаковали ее дом в Бич Би такими силами и так беспощадно, что ей пришлось бежать, и она не могла обратиться в полицию потому, что не верила, что власти смогут защитить ее и сына. Она скрывалась пятнадцать дней с той перестрелки ночью десятого января, в первую годовщину смерти ее мужа. Несмотря на все предосторожности, убийцы нашли ее в Палм-Спрингс и преследовали по сто одиннадцатому маршруту, где загнали ее в пустыню, где ей и удалось расправиться с ними.

Эта история – одна женщина убила четверых опытных убийц, плюс того, чью голову нашли на улочке позади дома Бренкшоу – выглядела бы неправдоподобной, если бы она не была отличным стрелком, не тренировалась бы в военном искусстве и не имела бы целый арсенал нелегального оружия. Когда ее допрашивали о происхождении модифицированных «узи» и нервно-паралитического газа, стоявшего на вооружении армии, она сказала: Я пишу романы. В мою работу входят исследования. Из них я узнала, где я могу найти все, что хочу где я могу получить все, что мне нужно.– Она сдала им Толстяка Джека, и обыск в его пиццерии подтвердил ее слова.

– Я не держу зла на нее, – сказал Толстяк Джек прессе во время его ареста.– Она ничего не должна мне. Никто из нас ничем никому не обязан. Я анархист, и я люблю таких баб, как она. Кроме того, я не пойду в тюрьму. Я слишком толст и умру, это будет самое печальное и необычное бегство.

Она не назвала им имя того человека, которого она привезла к Картеру Бренкшоу рано утром одиннадцатого января, человека, пулевое ранение которого лечил доктор. Она сказала только, что он был хорошим другом, который был с ней в доме в Бич Би, когда убийцы атаковали его. Он был, настаивала она, невинным свидетелем, чья жизнь будет разрушена, если она вовлечет его в расследование, она намекнула, что он был женатым человеком, с которым она имела связь. Его рана заживает, и с ним будет все в порядке.

Власти давили на нее из-за этого безымянного любовника, но она не поддалась и им пришлось ограничить свое давление, по крайней мере, до заседания суда. Они никогда не верили, что этот таинственный человек был ее любовником. Небольшое расследование показало, что ее муж, погибший год назад, был необыкновенно близок ей, и она не могла забыть его, а тем более иметь любовника, стерев из памяти Дании Пакарда.

Нет, она не могла объяснить, почему ни один из убийц не был в картотеке ФБР и полиции, почему они были все одинаково одеты, почему у них не было своей машины и почему они угнали «тойоту» у двух женщин у церкви, почему они подняли панику в Палм-Спрингс и убили там полицейского. При исследовании трупов на телах были найдены следы окисления медью, но на них ничего не было медного, об этом она тоже ничего не знала. Она не знала причин их антисоциальных действий. Это была тайна, которой не могли объяснить лучшие криминалисты и социологи. И если все эти специалисты не могли пролить свет на причины их преступного поведения, как она могла объяснить это и происхождение окислений медью от каких-то устройств, которые исчезли? На очной ставке с женщиной, чья «тойота» была угнана и которая заявляла, что эти убийцы были ангелами, Лаура Шан слушала ее с интересом и очарованием, но потом она обвинила полицию в том, что та прислушивается к фантазиям какой-то сумасшедшей, которая, очевидно, хочет попасть в газету.

Она была гранитом.

Она была железом.

Она была сталью.

Ее нельзя было сломить. Власти безжалостно наседали на нее, но безуспешно. После нескольких дней они обозлились на нее. После нескольких недель их злость переросла в гнев. Через три месяца они чувствовали отвращение к ней и хотели привлечь ее к ответственности за неподчинение закону. Через шесть месяцев они устали. Через десять месяцев им все надоело. Через год они попытались ее забыть.