Лицо в зеркале, стр. 15
Его разработали китайские военные. С тем чтобы перед войной их агенты рассыпали его на фермах противника.
Синие кристаллы обеспечивали засыхание посевов в течение двенадцати месяцев. На голодный желудок воюется плохо.
Один из коллег Корки в университете получил фант на изучение этих кристаллов для Министерства обороны. Там почувствовали необходимость найти способ нейтрализации синих кристаллов до того, как их используют по назначению.
В своей лаборатории коллега держал пятидесятифунтовую бочку с кристаллами. Корки украл один фунт.
На руках у него были тонкие резиновые перчатки, которые легко прятались в широких, похожих на крылья рукавах дождевика.
Дождевик покроем более напоминал мексиканскую шаль, а не пальто. Корки мог без труда вытащить руки из рукавов, залезть в любой из карманов, вернуть руки в рукава, уже с пригоршней какого-нибудь яда.
Он сыпал синие кристаллы на примулы и колокольчики, на жасмин и акацию, на азалии и папоротник, на плетистые розы и дельфиниум.
Дождь растворял кристаллы. Химикат уходил к корням.
Через неделю растения пожелтеют, начнут терять листву. Через две упадут догнивать на землю.
Большим деревьям то количество кристаллов, которым располагал Корки, повредить не могло. А вот лужайкам, цветам, кустам, вьющимся растениям и даже маленьким деревьям будет нанесен существенный урон.
Он не сеял смерть перед каждым домом. Только перед одним из трех, выбирая его наугад.
Если бы пострадали палисадники всех домов квартала, общая беда сплотила бы соседей. Если же какой-то палисадник оставался нетронутым, хозяин становился объектом зависти пострадавших. И вызывал определенные подозрения.
Миссия Корки состояла не только в том, чтобы нести разрушение. Ломать мог любой дурак. Он видел свою задачу и в распространении разлада, недоверия, отчаяния.
Иной раз на него рычала или гавкала собака, сидевшая на крыльце, или из конуры, стоявшей за широкой зеленой изгородью или каменным забором.
Корки любил собак. Они были лучшими друзьями человека, хотя оставалось загадкой, почему они подписались на эту роль, учитывая мерзость человеческой сущности:
Время от времени, услышав лай или рычание, он
доставал из внутреннего кармана вкусно пахнущую галету. Бросал через забор, на крыльцо.
Сами знаете, нельзя поджарить яичницу, не разбив яйца.
Собачьи галеты он щедро сдобрил цианидом. Животных ждала более быстрая, в сравнении с растениями, смерть.
Безвременная смерть домашнего любимца крайне быстро вгоняет в отчаяние.
Корки грустил. Грустил о собаках, которым не повезло.
И при этом радовался. Радовался тысячам способов, применяя которые он ежедневно способствовал падению существующего преступного порядка и, следовательно, рождению нового, лучшего мира.
Как указывалось выше. Корки губил не все палисадники подряд. По тем же мотивам он убивал не всех собак. Пусть сосед подозревает соседа.
Он не боялся, что за все эти отравления придется отвечать перед законом. Энтропия, самая могучая сила вселенной, была его союзником и богом-хранителем.
А кроме того, родители, которые в этот день остались дома, смотрели эти паршивые ток-шоу, на которых дочери признавались Матерям, что занимаются проституцией, а жены — мужьям, что спят с их братьями или мужьями собственных сестер.
Поскольку начались каникулы, дети не отрывались от видеоигр. Или, хуже того, рыскали по порнографическим сайтам Сети, развращая младших братьев, планируя изнасилование соседской девочки.
Поскольку все эти занятия Корки одобрял, сам он держался скромно, чтобы не отвлекать людей от самоуничтожения.
Корки Лапута был не просто отравителем, а талантливой личностью, и у него хватало всякого другого оружия.
Время от времени, шагая по лужам на тротуарах, проходя под деревьями, с которых капала вода, он начинал напевать. Разумеется, пел он «Поющий под дождем». Банально, конечно, но его это забавляло.
Он не танцевал.
Не то чтобы не умел танцевать. Конечно, не считал себя ровней Джину Келли, но мог блеснуть на танцполе.
Однако анархисту, который не хочет привлекать к себе внимание, негоже кружиться по улице в желтом дождевике, просторном, как ряса монахини.
На уличных почтовых ящиках, стоящих перед каждым домом, имелись номера, а на некоторых и фамилии.
Среди фамилий попадались и еврейские. Леви. Стайн. Гликман.
Около каждого такого ящика Корки останавливался. Бросал в него один из белых конвертов, которые в достатке лежали в другом кармане дождевика.
На каждом таком конверте красовалась свастика. В каждом лежали два сложенных листка бумаги, призванные поселить в душе страх и разозлить.
На первом была лишь одна фраза, большими печатными буквами: «СМЕРТЬ ВСЕМ ГРЯЗНЫМ ЕВРЕЯМ».
На втором — фотография горы трупов перед нацистским крематорием. С двумя словами, большими красными буквами ниже: «ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ».
Корки не выделял евреев среди остальных. Он одинаково презирал все расы, религии и этнические группы.
Ранее он раскладывал по почтовым ящикам письма с посланиями: «СМЕРТЬ ВСЕМ ГРЯЗНЫМ КАТОЛИКАМ», «СМЕРТЬ ВСЕМ ЧЕРНЫМ», «В ТЮРЬМУ ВСЕХ ВЛАДЕЛЬЦЕВ ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ».
Политики десятилетиями контролировали людей, разделяя их на группы, натравливая одни на другие. И хорошему анархисту оставалось только усилить существующую ненависть, подлить бензина в костер, зажженный политиками.
В настоящий момент ненависть к Израилю, а отсюда и ко всем евреям, считалась модной интеллектуальной позицией среди наиболее известных представителей масс-медиа, включая многих нерелигиозных евреев Так что Корки всего лишь давал людям то, что они хотели получить.
От азалий к жасмину, от жасмина к дельфиниуму,
от собаки к почтовому ящику, Корки продолжал свой путь под непрекращающимся дождем. Сея хаос.
Настроенные решительно, заговорщики могли взрывать небоскребы, убивая тысячи людей, ужасая миллионы. Их работа, безусловно, приносила пользу.
Но десять тысяч таких, как Корки Лапута, изобретательных, целеустремленных, расшатывая устои общества, могли достигнуть большего, чем все пилоты-камикадзе и взрывники, вместе взятые.
«Каждой тысяче киллеров, — думал Корки, — я бы предпочел одного переполненного ненавистью учителя, отравляющего сердца школьников, одного социального работника с неутолимой жаждой жестокости, одного священника-атеиста, прячущего под сутаной свои истинные убеждения».
Пройдя по круговому маршруту, он увидел припаркованный «БМВ» через полтора часа, как и рассчитывал.
Проводить много времени в одном районе слишком рискованно. Мудрые анархисты постоянно перебираются с места на место, потому что энтропия благоволит бродягам, а движение сбивает с толку полицию.
Грязно-молочные облака прижимались к самой земле, рассыпаясь дождем. В чуть ли не вечернем сумраке, под тенью напитавшейся водой кроны дуба его серебристый седан казался серым, как сталь.
Ветер дул по улицам, трепал кусты и деревья, укладывал на землю цветы, бросался в окна ведрами воды. Дождь барабанил по крышам, заливал тротуары, бурным потоком несся по сливным канавам.
У Корки зазвонил телефон.
От автомобиля его отделял почти квартал. Он понял, что придется говорить под дождем, иначе он не успеет ответить.
Вытащил правую руку из рукава, снял телефон с пояса. Вновь сунул руку в рукав, поднял к уху. Корки Лапута пребывал в столь радужном настроении, что ответил на звонок словами: «Да пребудет свет там, где ты есть».
Звонил Рольф Райнерд. И наверняка подумал, что набрал неправильный номер.
— Это я, — быстро добавил Корки, прежде чем Райнерд успел разорвать связь.
К тому времени, когда Корки добрался до «БМВ», он уже жалел о том, что ответил на звонок. Райнерд дал маху.
Глава 10
За окном ресторана дождь, чистый, как совесть младенца, встречался с городскими тротуарами и мостовыми и, смешавшись с грязью, заполнял сливные капаны.