Гиблое место, стр. 65
Последние лихорадочные минуты путешествия – прыг-скок с места на место, все чаще, чаще, чаще – вызвали у Бобби такое замешательство, что, материализовавшись в углу своего кабинета, он только растерянно хлопал глазами: куда это он попал? Что теперь делать? А когда наконец до него дошло, где он, мгновенно вырвал руку из пальцев Фрэнка и крикнул:
– Стой! Стой, говорю!
Но услышать его было уже некому. Фрэнк исчез, В тот же миг Джулия бросилась к мужу. От ее крепких объятий заныли ребра. Бобби тоже стиснул ее и, даже не успев отдышаться, осыпал поцелуями. Боже, как славно пахнут ее волосы, как благоухает кожа! Нежнее прежнего. Никогда еще ее глаза не горели так ярко, никогда еще не казались такими прекрасными.
Сдержанный Клинт, который обычно не грешил панибратством, положил руку на плечо шефа.
– Слава богу, вернулся, – произнес он срывающимся голосом. – Ну и заставил ты нас поволноваться.
Ли Чен сунул в руку Бобби стакан виски со льдом и предупредил:
– Больше так не делай, хорошо?
– Пока не собираюсь.
Джекки Джекса как подменили. От его изысканных артистических манер не осталось и следа. События этого вечера оказались для него слишком сильным испытанием.
– Послушайте, Бобби, я не сомневаюсь, что вы сейчас расскажете захватывающую историю. Не знаю, где вас носило, но красочным байкам теперь конца не будет, это точно. Так вот: я ничего не хочу про это слышать.
– Красочным байкам? – опешил Бобби. Джекки покачал головой.
– Да-да, ничего не хочу слышать. Извините, такая у меня прихоть – вы здесь ни при чем. Сцена ведь чем хороша? Это маленький замкнутый мирок. Настоящей жизнью там и не пахнет, зато как завораживает: яркие огни, громкая музыка. На сцене думать не надо, там надо просто быть – и больше ничего. А я и хочу просто быть. Показывать фокусы, валять дурака, развлекаться. Понятное дело, и у меня есть свои представления о том, что происходит вокруг, но это представления фокусника, эстрадника – шутливые, легковесные. А как оно там в действительности, я знать не знаю и знать не хочу. И уж тем более не хочу знать, что тут у вас нынче произошло. Мне и в своем мирке хорошо, так зачем я буду лезть в то, что меня не касается, и забивать голову ненужными мыслями? Этак недолго и потерять вкус к привычным радостям. – Он поднял руки, как бы отметая возражения. – Все. Я ухожу.
Только его и видели.
Бобби начал рассказ о своих похождениях. При этом он слонялся по кабинету, дивясь привычной обстановке, любуясь самыми обычными вещами, восхищаясь их надежностью. Потрогал стол Джулии и поразился: простенький пластик, но есть ли на свете что-нибудь удивительнее этого синтетического чуда, созданного человеком? Все молекулы прочно сцеплены, расставлены по своим местам. Диснеевские плакаты в рамках, дешевенькая мебель, наполовину пустая бутылка виски, пышные растения на подставках у окон – Бобби и не подозревал, что все это так ему дорого.
Он путешествовал всего тридцать девять минут. Почти столько же занял рассказ об этих странствиях – при том, что Бобби для краткости приходилось еще многое опускать. С 16.47 до 17.26, то телепортируясь, то на своих двоих, он так напутешествовался, что до конца жизни хватит.
Расположившись на диване в окружении Джулии, Клинта и Ли, Бобби твердил:
– Ну уж нет, теперь я из Калифорнии ни шагу. В гробу я видел всякие Парижи да Лондоны. Даром не нужны. Хочу навсегда остаться дома – сидеть когда вздумается в любимом кресле, каждую ночь засыпать в своей постели…
– Конечно, в своей. Я тебе засну в чужой! – пригрозила Джулия.
– Разъезжать на своем любимом "самурайчике", точно знать, где что лежит. Понадобятся таблетки, зубная паста, пластырь – пожалуйста: открывай аптечку и бери.
В 18.15 Фрэнк еще не вернулся. Заслушавшись Бобби, все точно забыли про клиента, однако минуты не проходило, чтобы кто-нибудь не бросал беспокойный взгляд в сторону кресла, где он сидел при первом исчезновении, или в угол, где его видели в последний раз.
Наконец Джулия не выдержала:
– Сколько его ждать?
– Не знаю, – помрачнел Бобби. – По-моему.., по-моему, на этот раз Фрэнку несдобровать. Он, кажется, пошел вразнос. Теперь его будет швырять туда-сюда все быстрее и быстрее, а кончится дело тем, что он уже не сможет восстановиться.
Глава 48
Когда Золт из Японии перенесся прямо на кухню материнского дома, он был мрачнее тучи. Сцена, которую он застал, привела его в неописуемую ярость. На столе, на том месте, где он обычно обедал и ужинал, расселось пятеро кошек. Лилли сидела за столом, а на соседнем стуле, прижавшись к ней всем телом, застыла ее безмолвная сестра. Прочие кошки, помельче, устроились на полу у ног хозяек. Лилли кормила пятерых тварей, занявших место Золта, кусочками ветчины. – Что это еще за новости? – вскинулся Золт. Лилли не удостоила его ни словом, ни взглядом. Она пристально смотрела в глаза темно-серой полукровке, которая вытянулась перед ней, словно каменное изваяние из древнеегипетского храма, и не спеша поглощала кусочки мяса, лежащие на бледной ладони хозяйки.
– Я тебя спрашиваю! – крикнул Золт. Лилли молчала.
Опять это томительное молчание, постылая таинственность! Если бы не обещание, данное матери, Золт без колебания впился бы в горло сестры. Давно он не услаждал себя амброзией из благословенных жил матери, но разве Лилли и Вербена не той же крови, что и Розелль? Эта мысль уже не раз посещала его, и он представлял, как кровь сестер струится во рту, а иногда явственно чувствовал ее вкус.
Будто не замечая брата, который грозно воздвигся рядом, Лилли продолжала беззвучную беседу с серой кошкой.
– Совсем сдурела? Не знаешь, что это мое место?
Лилли хранила молчание. Золт ударил ее по руке. Кусочки мяса разлетелись во все стороны. Этого показалось ему мало. Он смахнул со стола тарелку с ветчиной. От звона фарфора сладко заныло сердце.
Кошки на столе и ухом не повели. Свора на полу тоже не обратила внимания на шум и брызнувшие осколки.
Лилли повернулась и, склонив голову набок, смерила Золта взглядом. А вместе с ней и кошки на столе повернули головы в его сторону и оглядели его с таким надменным видом, будто делают ему величайшее одолжение и хотят, чтобы он это ценил.
То же презрение читалось в глазах Лилли, в уголках сочных губ, тронутых чуть заметной усмешкой. Сколько раз этот убийственный, немигающий взгляд в упор повергал его в смятение и заставлял потупиться. И Золт, которого природа одарила щедрее, чем сестру, сам не понимал, откуда у нее эта безграничная власть над ним, почему только от одного ее взгляда он спешит уступить.
Но сейчас ей с ним не сладить. Такого гнева он не испытывал с тех самых пор, как семь лет назад наткнулся на изувеченный труп матери, плавающий в крови, и узнал, что убийцей, дерзнувшим поднять на нее топор, был Фрэнк. Сейчас его ярость пылает даже неистовее, чем тогда, – все эти годы она не только не утихала, но постоянно разгоралась. Золту не давал покоя стыд за то, что он никак не отомстит брату, хотя возможностей для этого было предостаточно. По жилам разливалась не кровь, а черная желчь; она питала его сердце, проникала в мозг, и в воображении непрестанно возникали картины мести.
Золт выдержал взгляд Лилли, вцепился в ее тонкую руку и рывком поднял сестру на ноги.
Насильно разделенная с сестрой, Вербена жалобно вскрикнула вполголоса. Можно подумать, они сиамские близнецы, сросшиеся костями и плотью, а Золт оторвал их друг от друга.
Золт нагнулся к самому лицу Лилли и, брызгая слюной, прошипел:
– У матери была одна кошка, только одна. Мать любила, чтобы в доме был порядок и чистота. Посмотрела бы она, какую вы тут грязь развели со своим вонючим выводком.
– Ну и что? – бросила Лилли с вызывающим равнодушием. – Матери-то нет.
Золт схватил ее за плечи и оторвал от пола. Стул позади нее опрокинулся. Золт отшвырнул се, и она ударилась о дверь кладовки. Раздался оглушительный грохот, задребезжали стекла в окнах и начищенное столовое серебро на стойке. Золт с радостью заметил, что лицо ее исказилось от боли, закатились глаза и она чуть было не лишилась чувств. Швырни он ее посильнее, непременно сломал бы ей хребет. Он грубо сжал бледные руки выше локтя, рванул ее на себя и снова шмякнул о дверь, но уже полегче: пусть почувствует, что он может с ней сделать. И сделает, если она еще хоть раз его разозлит.