Гиблое место, стр. 48

– Срок действия водительских прав у Фрэнка истек семь лет назад, – рассказывал Бобби. – По данным Департамента дорожного транспорта, Фрэнк их больше не продлевал. Нам, можно сказать, повезло: еще немного – и имя Фрэнка выкинули бы из всех файлов.

Он положил на стол еще две распечатки.

– Зубы на полку, Шерлок Холмс и Сэм Спейд!

– Что это такое?

– Протоколы задержания. Фрэнка дважды задерживали за нарушение правил. Первый раз в Сан-Франциско лет шесть назад. Второй – пять лет назад на шоссе 101, к северу от Вентуры. Каждый раз оказывалось, что водительские права у него просрочены, а сам он ведет себя настолько странно, что полиция предпочитала его задержать. – Человек на фотографии, прилагавшейся к протоколам, выглядел несколько моложе и полнее Фрэнка, и все же Джулия без труда узнала своего нынешнего клиента.

Бобби отодвинул ворох денег и присел на край стола.

– Каждый раз он ухитрялся бежать. Полиция наверняка и сейчас его разыскивает, но уже не так усердно: проштрафившийся шофер – не уголовник.

– Хоть убейте, не помню, – признался Фрэнк.

– Каким образом ему удалось бежать, в протоколах не сказано. Я подозреваю, что для этого едва ли понадобилось перепиливать решетку, прорывать туннель, стращать охрану пистолетом, вырезанным из куска мыла, или пускать в ход другие испытанные уловки. Наш Фрэнк и без этих штучек-дрючек обойдется.

– А, телепортировался! – сообразил Хэл. – Улучил минуту, когда никто не видит, – и поминай как звали.

– Вот и я так думаю. После этого он и обзавелся липовыми удостоверениями. С такими никакая полиция не страшна.

Джулия прочла протоколы и заключила:

– Ну что ж, Фрэнк, по крайней мере, теперь мы убедились, что твоя настоящая фамилия действительно Поллард, выяснили, что ты живешь в округе Санта-Барбары, и даже знаем твой настоящий адрес, и тебе больше незачем ютиться в мотеле. Дело наконец сдвинулось с места. Бобби ликовал:

– Зубы на полку, Холмс, Спейд и миссис Марпл! Но Фрэнк не разделял общего торжества. Он отошел от окна и снова опустился в кресло.

– Сдвинуться-то оно сдвинулось, но и только. И как медленно оно движется.

Сцепив руки и упершись локтями в расставленные колени, он наклонился вперед и принялся угрюмо разглядывать пол.

– У меня сейчас шевельнулось нехорошее подозрение. Что, если у меня не только одежда не правильно восстанавливается? Что, если путаница происходит уже и в организме? По мелочам. Незаметно. Сотни или тысячи неполадок на клеточном уровне. То-то я чувствую себя так погано, выматываюсь, хандрю. Неспроста я стал такой бестолковый, разучился читать и считать… Вдруг это от того, что ткань мозга восстановлена не так.

Джулия покосилась на Хэла, на Бобби. Видно, они и рады бы разубедить Фрэнка, но уж больно его предположения похожи на правду.

– Медная-то пряжка с виду была вполне нормальной, – напомнил Фрэнк. – А Бобби дотронулся – и от нее осталась только пыль.

Глава 40

Во сне голова у Томаса опустела, и в нее набились гадкие сны. Как он живьем кушает маленьких зверьков. Как пьет кровь. И что Беда – это он и есть.

Вдруг сны оборвались. Он сел в постели, хотел закричать, а внутри у него ни одного звука. Сидит, дрожит от страха, дышит часто и тяжело, так что в груди больно.

Вернулось солнышко, ночь ушла, и Томасу стало легче. Он слез с кровати, сунул ноги в туфли. Пижама холодная от пота. Томас поежился. Натянул халат. Подошел к окну. Небо славное, синее. Газоны после дождя мокрые-премокрые, дорожки потемнели, а земля на клумбах совсем черная. А в лужи, как в зеркало, смотрится синее небо. Много дождя пролилось с неба, весь мир промыло, он теперь как новенький. Это хорошо.

Где-то сейчас Беда? Близко или далеко? Но тянуться к ней Томас не стал. Ночью она его чуть не поймала. Сильная такая – Томас едва вырвался. Он от нее – Беда не отстает. Он назад – а она сквозь ночь мчится за ним. На этот раз он от нее быстро ушел, но кто знает, что может случиться в следующий раз. Вот возьмет и не отвяжется и шмыгнет прямо к нему в комнату. Да не мысль свою пошлет ему вдогонку, а сама заявится. Как это у нее получится, Томас не знал, но чувствовал, что Беда на такое способна. И если Беда придет в интернат, начнутся те страсти, которые у Томаса в голове, когда он спит. Начнутся наяву. И никак уже от них не спастись.

Томас направился к ванной, но тут его взгляд упал на кровать Дерека. Дерек был мертв. Он лежал на боку. Изуродованное распухшее лицо в синяках. Глаза широко открыты, в них отражается свет из окна и тот свет, что от лампы на тумбочке. Рот разинут, словно в крике. Но Дерек не кричал: все звуки улетучились из него, как воздух из лопнувшего шарика. И вид у него такой, что сразу ясно: больше от него звуков не дождаться. Из него и кровь вытекла, много-много, а в животе торчат ножницы, которыми Томас вырезал картинки для стихов.

Томаса по сердцу так и продрало, точно в него тоже всадили ножницы. Но боль не как от острого, а как от горя. Ведь по-настоящему его же ничем не протыкали, а болит от того, что он потерял Дерека. Больно-пребольно: Дерек был его другом, Томас его любил. А еще Томас испугался. Он как-то угадал, что это Беда пробралась в интернат и отняла у Дерека жизнь. И теперь начнется как в кино по телевизору: придут полицейские, скажут, что Дерека убил Томас, и все будут думать на него и станут его ругать. А Томас не виноват. А Беда будет разгуливать по свету как ни в чем не бывало и убивать, убивать. Так она может и до Джулии добраться и сделать с ней то же, что и с Дереком.

Боль, страх за себя, страх за Джулию… Томас не выдержал. Он ухватился за ножку кровати, зажмурил глаза и попытался набрать воздуха. Но воздух никак не набирался. Грудь стеснило. С трудом сделав вдох, Томас почуял гадкий-прегадкий запах. Запах крови Дерека. Томаса чуть не стошнило.

Надо взять Себя В Руки. Санитары не любят, когда кто-то Выходит Из Себя, они тогда Впрыскивают Ему Лекарство, Чтобы Успокоился. Томас еще ни разу не Выходил Из Себя. И сейчас не хочет.

Он попробовал дышать так, чтобы не чувствовать запаха крови: медленно-медленно набирал полную грудь воздуха. И глаза решил открыть: во второй раз увидеть тело уже не страшно. Теперь он не вздрогнет от неожиданности.

Он открыл глаза и вздрогнул. Тело исчезло.

Томас снова зажмурил глаза, закрыл лицо одной рукой. Потом раздвинул пальцы и украдкой взглянул на кровать. Нет тела.

Томас дрожал и дрожал. Так и есть: все как по телевизору в фильмах про гадких мертвецов, которые ходят, как живые. Все гнилые, в червях, кости торчат, а они ходят и зачем-то убивают людей, даже иногда едят. Томасу не хватало храбрости досмотреть эти фильмы до конца, а уж самому попасть в такой фильм тем более не хочется.

С перепуга он чуть не протелевизил Бобби: "Берегись мертвецов, вокруг ходят голодные мертвецы, берегись!" Но вдруг сообразил: а крови-то на кровати Дерека нет! Постель даже не смята. Аккуратно заправлена. Что же получается: стоило Томасу закрыть глаза, как мертвец соскочил с кровати, поменял постельное белье и навел порядок? Больно быстро. И тут Томас услышал в ванной шум воды. Душ включен, и Дерек тихонько напевает. Он всегда поет, когда моется. Томас на секунду представил, как мертвец принимает душ. Моется, а вместе с грязью смываются куски гнилого мяса, становятся видны кости, а сток для воды забивается. Ах, вот что! Дерек, значит, не мертвый! И не было на кровати никакого тела. Получается опять как по телевизору: Томасу привиделось. Он, выходит, искрасенс.

Нет, Дерека не убивали. Просто перед Томасом промелькнуло то, что случится с Дереком завтра. Или послезавтра. В общем, скоро. Случится непременно, даже если Томас постарается помешать. Но еще не случилось.

Томас отцепился от кровати и заковылял к столу.

Ноги не слушались. Только когда сел, вздохнул с облегчением. Открыл верхний ящик шкафа возле стола. Ножницы на месте. Тут же цветные карандаши, ручки, вырезки, скотч, степлер. И половина шоколадки. Хранить в шкафу съестное в открытой обертке не положено, а то Заведутся Тараканы. Томас сунул шоколадку в карман халата. Не забыть потом положить в холодильник.