Трилогия Айс и Ангел (ЛП), стр. 34

Чтобы хоть как-то занять себя, я присматривала за камерой Айс. Естественно, я не была специалистом, но чтение книг о бонсаи помогло мне поддерживать жизнь в этих удивительных деревьях. Когда я пришла в камеру Айс первый раз, то старалась держать руки и глаза при себе. Мне не хотелось влезать в личное пространство, которое так яростно защищалось этой весьма скрытной женщиной.

Одной из первых вещей, которые я заметила, была та самая лопатка для бонсаи, благодаря которой мы с Айс начали общаться. Я взяла ее в руки и задумчиво провела пальцем по рукоятке, удивляясь тому, как мало она весит. Я представила себе, как Айс аккуратно работает ею в тишине. Эта мысль заставила меня улыбнуться и я начала обрабатывать деревья, тихонько напевая себе под нос.

Моя решительность не совать нос в дела Айс, уменьшалась к каждым новым приходом в ее камеру. Желание осмотреться было так велико, что я обнаружила, что во время моей работы над бонсаи, я смотрю по сторонам вместо того, чтобы смотреть, что я делаю. Мой взгляд метнулся к картам, которые не менялись с тех пор, как я была тут последний раз вместе с Айс, затем я стала вглядываться в книги, которые аккуратно стояли на полке над кроватью. Однажды, отбросив все сомнения, я подошла к этим книгам и, всмотревшись, я обнаружила полное собрание сочинений Солженицына, что не удивило меня. Рядышком лежала книга по Древней Мифологии, а потом я увидела книги по химии и аэронавтике. Покачав головой от удивления, я продолжила читать названия.

"Учебники", – прошептала я, не веря самой себе, – "Она читает учебники"

В отличии от многих заключенных, в коллекции Айс не было "женских романов". Но самой большой неожиданностью для меня стала копия всего Тао Те Чинга, на его языке. Мне было недоступно ни прочтение этой книги, тем более на оригинальном языке, ни понимание написанного. Но, по потрепанной обложке было видно, что эту книгу читали и часто. Решив посмотреть на текст, я взяла книгу и раскрыла ее. Маленький листочек мелькнула и исчез под койкой. Я наклонилась и нашарила рукой маленькую картонку. Мое замешательство длилось несколько секунда. Это была черно-белая фотография. Три человека и собака. Мужчина, высокий и отлично сложенный, был невероятно хорош собой. На нем был классический костюм, белая рубашка и галстук. С ним под руку стояла великолепная женщина. Высокая и красивая, ее волосы собраны в стиле "Джэки Кэннеди". На ней был светлый дорожный костюм, белые перчатки и такая же сумочка, которую она придерживала одной рукой. Другой, она держалась за плечо девочки, в которой я немедленно узнала Айс. Она была одета в школьную форму, на ногах белые гольфы и спортивные туфли. Ее длинные волосы развевались на ветру. В ее чертах легко улавливалась та красота, которая была присуща ей теперь. Но, что больше всего задело и поразило меня, так это открытая и яркая улыбка на ее лице и взгляд, который смотрел на мир с доверием и надеждой.

На мгновение, все о чем я мечтала, это оказаться там, на этой фотографии и лично посмотреть в глаза той девочки, которой была Айс.

Я поняла, что плачу только когда слеза упала на фотографию. Соленая капля заставила расплыться изображение огромного черного пса, овчарки, который сидел у девочки в ногах. Камера запечатлела его попытку лизнуть девочку в лицо.

Смахнув слезы с лица и с драгоценной фотографии, я уставилась на Айс, а потом провела пальцем по ее голове и улыбнулась ей в ответ.

"Эта часть тебя все еще жива, Айс. Ты не спрячешь ее. Я помогу тебе. Я обещаю".

Тем вечером, я лежала на своей койке, а мое сознание было в камере у Айс и смотрело на фотографию. От нее веяло счастьем и выражение лица маленькой Айс не оставляло меня. Все это заставило меня вспомнить свою собственную семью и свое место в ней.

Мои родители были очень духовными людьми, которые хотели иметь большую семью и воспитывать своих детей в старых церковных традициях. Каждый месяц они надеялись на то, что Господь Бог пошлет им ребенка, но этого все не происходило. Когда, наконец, как решила моя мать, пришло время бросить все попытки, на свет появилась я. Мой отец всегда хотел мальчика и был страшно разочарован, когда я, плачущая и кричащая, появилась на свет. Я слышала, что иногда отцы растят таких детей как сыновей, но я воспитывалась как и полагается благовоспитанной дочери. Свободные платья чуть ниже колена, церковь по воскресеньям, вышивание, готовка и остальные прелести жизни.

Я ненавидела каждую минуту.

Пока остальные дети катались на велосипедах, строили плоты и шалаши, я училась печь пирожки.

Раз за разом. Раз за разом.

Книги стали моим единственным спасением. Я жадно читала все, что попадало мне под руку. Наши отношения с отцом нельзя назвать хорошими. Мне так были нужны его любовь и одобрение, а я получала отстраненное равнодушие. Я отчаянно любила его и он любил меня тоже. По-своему, как я думаю. Мы никогда не были близкими людьми с моими родителями.

Я знаю, что разбила их сердца, когда уехала из нашего города и приняла жизнь Питера. Со времени его смерти, я видела родителей дважды. В день моего приговора, когда меня потрясло, как быстро они постарели, а потом, когда мать пришла сообщить мне, что отец умер и она собирается переехать в Феникс, чтобы жить там со своей младшей сестрой. Она не смотрела мне в глаза, когда говорила об этом. Я сказала, что люблю ее, но она не ответила и я поняла, что для нее дочь мертва, как и муж.

Наверное, это должно было разбить мне сердце. Но, кажется, я стала достаточно взрослой, чтобы понимать, что семья, которую ты сама создаешь, намного важнее семьи, в которой ты родился.

ЧАСТЬ 6

Три недели спустя я вновь была в библиотеке, но на сей раз в окружении амазонок. Амазонок, покрытых синяками и кровоподтеками, если быть точной. В тюрьме начались массовые беспорядки, жестокие стычки, одна другой хуже.

У Пони одна рука была на перевязи, а пальцы непомерно опухли и раздулись. У Сони пострадал нос. Похоже, только Криттер избежала явных повреждений.

– Кто-то должен с ней поговорить,-сказала Пони, потянувшись и скривившись от боли.-Мы не можем их больше сдерживать, а охрана-тем более. Начальник тюрьмы, похоже, не собирается вмешиваться, идиот.

Несколько пар глаз уставились на Корину, которая всплеснула руками:

– Не смотрите на меня, дамы.

Взгляды окружающих снова нацелились на меня. Я встряхнула головой.

– Ребята, не думаю, что получится. Она не выходит из камеры с тех пор, как ее освободили из карцера. Все вы видели, во что она превратилась: полумертвая и на три четверти безумная. Я пыталась уже дважды, и оба раза еле унесла оттуда ноги. Может, кто-то другой попробует?…

– Давай, Ангел. Ты отговорила ее от убийства Кассандры. Ты наша единственная надежда. Если Айс вскоре не выйдет из камеры, нам конец,-глаза Криттер впились в меня.-Ты знаешь, что это правда. Она нам нужна. И ты нужна нам, чтобы вернуть ее.

Сдаваясь под напором их взглядов, я вздохнула, затем кивнула:

– Хорошо, но если я не вернусь через несколько часов, помните, что я этого не хотела.

Ощущение облегчения было просто осязаемо. Криттер схватила меня за руку, когда я встала.

– Ты сможешь, Ангел. Ты лучше всех.

– Повторяй это почаще, Криттер, и может быть, я сама в это поверю.

Я развернулась и вышла из безопасности библиотеки с грузом их надежд на плечах. Поднявшись по лестнице, я направилась по коридору, гадая, что обнаружу. День освобождения Айс стал для меня настоящим ужасом. Словно подросток, ожидающий первого свидания, я провела день вся на нервах, постоянно поправляя прическу и разглаживая складки на форме, делая это столь часто, что Корина и мои подруги отвели душу в подколках.

Я наконец увидела ее, державшуюся на ногах только благодаря поддержке Сандры и другой незнакомой мне охранницы. Айс была худа словно скелет, и форма висела на ней как на вешалке. Ее кожа была ужасно бледной, а когда-то чудесные волосы свисали безжизненными спутанными космами. Вокруг рта залегло множество морщин, а во ввалившихся глазах не было и искры прежнего огня.