Ангелы-хранители, стр. 111
Затем он выронил кассету, обхватил себя руками и в агонии стал кататься по полу.
Тревис сделал еще шаг вперед.
Страшное лицо Аутсайдера было таким отталкивающим, что в этом был какой-то элемент законченности. В своем уникальном уродстве оно было странно, мрачно завораживающим.
Раздался новый раскат грома, и на этот раз свет в амбаре мигнул и почти потух.
Снова подняв голову, Аутсайдер сказал своим прежним скрипучим голосом, в котором на этот раз звучало холодное, безумное ликование:
— Убил собаку, убил собаку, убил собаку, — и издал какой-то звук, который, возможно, был смехом.
Тревис едва не разнес его на куски. Но, прежде чем он успел нажать на курок, смех Аутсайдера перешел в рыдание. Тревис как завороженный смотрел на него.
Уставившись на Тревиса своими желтыми глазами, он снова повторил:
— Убил собаку, убил собаку, убил собаку, — но на этот раз казалось, что он испытывает страшные муки, как если бы он осознал размеры преступления, которое в силу своей генетики вынужден был совершить.
Аутсайдер взглянул на кассету с изображением Микки.
Затем умоляюще произнес:
— Убей меня.
Тревис не знал, действует ли он под влиянием горя или жалости, когда нажал на курок и разрядил в Аутсайдера магазин своего карабина. Что человек начал, то человек и закончил.
Тревис почувствовал себя опустошенным.
Бросил карабин и вышел из амбара. У него не было сил вернуться в дом. Опустившись на землю под дождь, он сжался и зарыдал.
Тревис все еще плакал, когда с шоссе на грязную дорожку свернула машина Джима Кина.
Глава одиннадцатая
1
В четверг днем, тринадцатого января, Лем Джонсон оставил Клиффа Соамса и еще двух человек в начале проселочной дороги, там, где она упиралась в шоссе «Пасифик Коаст». Им было приказано никого не выпускать и оставаться на месте до тех пор, пока Лем, в случае необходимости, их не позовет.
Клиффу Соамсу этот приказ показался странным, но вслух он ничего не сказал.
Лем заявил, что, поскольку Тревис Корнелл когда-то служил в группе «Дельта» и имел большой боевой опыт, с ним следует обращаться осторожно.
— Если мы ворвемся к нему, он сразу поймет, с кем имеет дело, и может оказать сопротивление. А если я пойду один, то смогу заставить его выслушать меня, и, возможно, мне удастся уговорить его добровольно выдать нам собаку.
Это не слишком убедительное объяснение его неортодоксальных действии не смогло стереть выражение недоумения с лица Клиффа.
Лему было наплевать на недоумение Клиффа. Он поехал по дороге один на седане и припарковался перед домом из мореного дерева.
На деревьях распевали птицы. Здесь, на северном калифорнийском побережье, зима временно ослабила свою хватку, и день выдался очень теплым.
Лем поднялся по ступенькам и постучал в дверь.
На стук к двери подошел Тревис Корнелл и взглянул на него через решетку. Затем сказал:
— Мистер Джонсон, я полагаю.
— Откуда вы… ах, да, конечно, вам обо мне рассказал Гаррисон Дилворт, когда той ночью звонил вам.
К удивлению Лема, Корнелл открыл дверь.
— Можете войти.
На Корнелле была майка без рукавов, очевидно, из-за повязки, скрывавшей большую часть его правого плеча. Он провел Лема через холл в кухню, где его жена, сидя за столом, чистила яблоки на пирог.
— Мистер Джонсон, — произнесла она.
Лем улыбнулся и сказал:
— Я вижу, меня тут хорошо знают.
Корнелл сел за стол и взял в руки чашку с кофе. Лему он кофе не предложил.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Лем с минуту постоял, затем сел рядом с ними. Он сказал:
— Ну, знаете, это было неизбежно. Рано или поздно мы должны были вас найти.
Женщина продолжала молча чистить яблоки. Ее муж уставился в свою чашку.
«Что это с ними?» — подумал Лем.
Происходящее даже отдаленно не напоминало картину, которую он себе представлял. Он был готов к панике, гневу, подавленности и многому другому, но только не к этой странной апатии. Казалось, им было все равно, что он в конце концов их нашел.
Он спросил:
— Вам неинтересно узнать, как мы вас нашли?
Женщина покачала головой.
Корнелл произнес:
— Если хотите, можете доставить себе это удовольствие и рассказать нам.
Лем удивленно вскинул брови и сказал:
— Ну, все очень просто. Мы знали, что мистер Дилворт позвонил вам из какого-то дома или заведения, находящегося в радиусе нескольких кварталов от парка севернее бухты. Поэтому мы подключили наши компьютеры к архивам телефонной компании — с их разрешения, конечно, — и дали нашим людям задание проверить счета всех междугородных разговоров, произведенных той ночью с одного из номеров в радиусе трех кварталов от парка. И мы ничего не нашли. Но потом вдруг поняли, что при счетах с обратной оплатой звонки не регистрируются по номеру, с которого производились, а регистрируются по телефону абонента, оплачивающего разговор, то есть по вашему. Но их также заносят в специальный файл телефонной компании, чтобы у них было документальное свидетельство разговора, если позже абонент откажется платить. Мы просмотрели этот файл — он был очень небольшой — и быстро нашли звонок, произведенный из одного дома, стоящего на побережье чуть севернее парка. Когда мы пришли беседовать с жильцами — их фамилия Эссенби, — мы сразу же обратили внимание на их сына-подростка по имени Томми, и хотя нам потребовалось некоторое время, убедились в том, что действительно Дилворт воспользовался их телефоном. На первую часть ушло очень много времени, недели и недели, но зато после этого… детские игрушки.
— Вы что, ждете от меня медали? — спросил Корнелл.
Женщина взяла еще одно яблоко, разделила его на четыре части и начала снимать кожуру.
С ними было очень нелегко, но ведь его намерения были далеки оттого, что они ожидали. Нельзя было упрекать их за то, что они так холодны с ним; они ведь еще не знали, что он пришел к ним как друг.
Лем сказал:
— Послушайте, я оставил своих людей в конце дорожки. И предупредил их, что вы можете запаниковать и совершить какую-нибудь глупость, если увидите, что мы целой группой подходим к дому. Но на самом деле я пришел к вам… чтобы сделать вам одно предложение.
Только теперь они с интересом взглянули на него.
Он сказал:
— Я собираюсь к весне выйти из этого дела. Почему я так поступаю… вас не касается. Скажу только, что я теперь совершенно другой человек. Я научился справляться с поражением, и теперь я его больше не боюсь. — Лем вздохнул и пожал плечами. — В любом случае собаке в клетке не место. Мне плевать на то, что они говорят и чего хотят. Я знаю, что правильно, а что нет. Я знаю, что значит жить в клетке. Я сам до недавних пор жил в клетке. Нельзя допустить, чтобы собака вернулась туда. Вот что я хочу вам предложить. Вы, мистер Корнелл, прямо сейчас уводите пса отсюда куда-нибудь в лес, оставляете его в безопасном месте, затем возвращаетесь и держите ответ. Скажите, что собака сбежала от вас пару месяцев назад, когда вы были в другом месте, и вы полагаете, что ее уже нет в живых или что она попала к другим людям, которые теперь о ней заботятся. Конечно, остается Аутсайдер, о котором вы, должно быть, знаете, но мы с вами могли бы позже что-нибудь придумать, чтобы справиться с ним, когда он появится. Я установлю за вами наблюдение, но через несколько недель сниму его, скажу, что это дохлый номер…
Корнелл встал и шагнул к Лему. Левой рукой он схватил его за рубашку и заставил встать.
— Ты опоздал на шестнадцать дней, сукин ты сын.
— Что вы хотите сказать?
— Собака мертва. Аутсайдер убил ее, а я убил Аутсайдера.
Женщина положила на стол свой нож и кусок яблока. Она закрыла лицо руками и наклонилась вперед, сгорбив плечи и тихо плача.
— Господи Иисусе, — сказал Лем.
Корнелл выпустил его. Смущенный и подавленный, Лем поправил галстук, расправил складки на рубашке. Затем взглянул на брюки — и отряхнул их.