Шесть серых гусей, стр. 65

Сабина притворно вздрогнула:

— Тебе теперь стали мерещиться пауки на потолке?

— Это были следы крови, которая просочилась через паркет с третьего этажа и проникла в трещины в штукатурке.

— Опять кровь! — воскликнула она. — Там что, была резня?

Он нервно провел рукой по лицу.

— На самом деле мне все стало ясно, когда я вспомнил про портшез.

— Ты что, хочешь сказать, что уже тогда решил, что произошло убийство?

— Я в некотором роде попытался восстановить ход событий. Жертву убили около зеркала на третьем, затем тело перетащили в маленький будуар и только потом вынесли на улицу…

— В портшезе? — удивленно спросила она.

— Элементарно, дорогой Ватсон.

— Ну и воображение у тебя!

— Портшеза на месте нет, и этому должна быть своя причина.

— Теперь надо узнать, чье это было тело. Почему ты думаешь, что жертвой стал Амброджио Сальваро, а не…

Он поспешно перебил ее, словно не желая, чтобы она произносила имя его друга:

— Ларри не только имел табельное оружие, но был значительно сильнее и крупнее Сальваро. А потом, прости меня, пожалуйста, он исчез!

— Сальваро тоже, если ты еще не забыл.

— Я начинаю догадываться: Домитилла имела основания сильно ненавидеть отца и, должно быть, использовала Ларри. Сам того не желая, он стал ее сообщником. Может быть, сейчас они уже вместе, и в таком случае в Баньоли она приезжала для отвода глаз. Могло случиться, что на него напали, и он вынужден был защищаться… Как бы то ни было и где бы он ни был… Ты же понимаешь, что если я нападу на его след, то никому не скажу! Но это не мешает мне делать предположения…

— Кажется, я догадалась!

— Да. Есть одно место, о котором он не может не думать и к которому ведут все пути, включая угрозу, нависшую над архивом Скальци, что, быть может, и заставило его действовать немедленно…

— Если ты имеешь в виду Монтекассино, то это почти невозможно… Подумай, ему надо было бы перейти вражеский фронт — сначала «линию Винтера», потом «линию Густава», которые обороняют, как никогда, и это с одним револьвером! И еще тащить за собой девицу! Почему бы тогда ему в одиночку не взять Рим?

Пол, казалось, задумался.

— Прежде всего должен существовать проводник. Без посредника Амброджио не смог бы получить фотографию грузовика с картинами из неаполитанских музеев, которую мне показывал Ларри. Как иначе к нему могло попасть письмо кардинала Мальоне? И самое главное, — здесь я не в состоянии ничего доказать логически — тебе известно, что для некоторых категорий мечтателей нет ничего невозможного. А Ларри, как я тебе уже говорил, одержим Шелли. Если ему показалось, что документы, имеющие отношение к его кумиру, находятся в опасности, ничто не заставит отступить его, и он может призвать к ответу самого Кессельринга.

По стоявшей вокруг тишине Пол и Сабина поняли, что остались в огромном зале одни. С сожалением они встали и вышли на широкую дворцовую лестницу.

— Тебе придется, не откладывая, переговорить с принцессой Скальци, — сказала Сабина, когда они вышли на площадь Плебесцито. — Представь себе на минуту, что она не воспользовалась советом кардинала и спрятала свои сокровища не в аббатстве, а где-нибудь еще! Одной заботой для тебя будет меньше…

— Если только мне удастся связаться с Римом по рации. Я попытаюсь это сделать сегодня после полудня…

— Спроси у нее, не встречалась ли она с Ларри во время его первой поездки в Италию и не отсылала ли ему письма кардинала?..

Казалось, она дает эти последние советы, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

— Да, лейтенант, — ответил Пол по-французски, пытаясь ее развеселить.

Она печально улыбнулась:

— Произношение хорошее, но к следующей нашей встрече постарайся выучить несколько новых слов…

— Хорошо, лейтенант, я постараюсь, обещаю.

— Не смейся, дорогой. Не сейчас, у меня не то настроение. Она остановилась перед фасадом театра «Сан-Фердинандо», и Пол увидел, что глаза ее полны слез. Он увлек ее в углубление двери и нежно вытер щеки своим носовым платком. Она слабо запротестовала:

— Нас могут увидеть…

— Ну и пусть. Твой «милый принц» говорит тебе, что недолго пробудет в разлуке с тобой. При первой же возможности я приеду тебя навестить.

Она шмыгнула носом и вышла из своего укрытия.

— Прости меня, пожалуйста, это от усталости и волнения… Все произошло так быстро… Помнишь, на этом самом месте ты придумал фокус с гравюрой. Завсегдатаи «Гамбринуса» играли в карты и двигались, как тени в китайском театре. Теперь я могу признаться, что уже тогда готова была идти с тобой куда захочешь…

— А эти собравшиеся в тени колонн мальчишки, насмехавшиеся над нашими поцелуями…

Она вздохнула:

— Знаешь, я что угодно отдала бы за то, чтобы быть здесь сегодня вечером и дать им возможность поглазеть всласть, потому что это значило бы, что сегодня вечером ты еще будешь меня обнимать.

Несколько шагов они прошли в молчании.

— А вот и колонна, — сказала она. — Видишь, там, на Римской улице?

Десяток реактивных минометных установок с развевающимися на ветру флажками стояли рядом со станцией канатной дороги. Она повернулась к Полу:

— Будет лучше, если ты не пойдешь провожать меня дальше. Они считают меня… своей мадонной, в некотором роде. Меня сразу окружат заботой…

Полу и правда показалось, что арабы, уже сидевшие в машинах, с любопытством за ними наблюдают. Он остановился.

— Надеюсь, это не те же самые!

— Те же, — сказала она насмешливо. — И они, конечно, уже узнали тебя!

Тем временем один из солдат, не дожидаясь приказа, пошел за ней. В руках у него была объемистая сумка. Не говоря ни слова, он, подойдя на положенное по уставу расстояние, отдал честь, и Пол почувствовал на себе его испытующий взгляд.

— Спасибо, Мехди, — сказала она. — Положи ее отдельно в первый грузовик, чтобы мне легче было ее найти.

Она снова посмотрела на Пола:

— Это моя правая рука — секретарь, ординарец, переводчик, телохранитель. Если ты приедешь, тебе придется его приручить.

— Я постараюсь. Но почему «если приедешь»? Я приеду, как только смогу! Вокруг вашего командного пункта я буду защищать каждый камень так, словно это Венера Милосская, и, следовательно, мне придется часто бывать там лично.

Под испытующими взглядами всего личного состава дивизиона они стояли по разным сторонам улицы, и она читала на его лице отчаяние от того, что он не имел возможности к ней приблизиться. На другом конце Римской улицы двое французских офицеров в джипе сделали ей знак садиться.

— Ну что ж… Прощайте, милый принц, — услышал он.

Услышал? Вряд ли. Моторы ревели так, словно ждали только ее, и в грохоте тронувшейся с места колонны ему показалось, что он прочел эти слова по ее губам.

9

14 февраля 1944 г.

— Как у стадиона «Янки» 101 перед началом матча, — сказал сержант Петтигрю.

Рев моторов и грохот грузовиков и бронетехники заглушал тонкий голос молодого радиста. Зычные команды старшего сержанта в плоской каске Второй новозеландской дивизии, безуспешно пытавшегося упорядочить движение на въезде в городок, только добавляли новые ноты в окружавшую их какофонию.

— Никогда в жизни не был на стадионе «Янки», — прокричал Пол.

— А я ходил часто. Вся наша семья была без ума от бейсбола. Понимаете, если ты родом из Нью-Йорка… «Янки» против «Гигантов»… — Он тяжело вздохнул. — Я им не завидую. Провести дивизию там, где двум навьюченным мулам не разминуться…

Пол посмотрел вокруг: сплошное царство грязи. Грязи вездесущей, липкой, кое-где присыпанной грязным снегом, делавшим ее похожей на запачканный пластырь. Грязи не было только на девственно-белых тюрбанах сикхов, набившихся в стоявшие без движения «доджи». Дождь усилился, и, несмотря на то что на нем была куртка, Пол почувствовал, что промок.