Витязь в овечьей шкуре, стр. 38

– С какой это стати?

– А вы хотите, чтобы я охранял вас, лежа на коврике?

Сопя, Наташа последовала за ним к развилке и пошла сзади, едва не наступая ему на пятки. Покровский ничего не боялся – шел вперед широким шагом и время от времени издавал короткий призывный свист. Азор не появлялся. Так они шли три минуты или четыре, и вдруг...

– Господи, что это? – спросил Покровский и неожиданно остановился.

Сделал он это так резко, что Наташа налетела на него сзади. Он схватил ее за руку, притянул к себе поближе и сильно сжал ее кисть.

– Смотрите, машина. И в ней кто-то сидит.

Наташа вздрогнула и уставилась в темноту. Впереди действительно что-то такое прорисовывалось.

Нет, – неожиданно попросил Покровский охрипшим голосом. – Только не это. Пожалуйста!

На голове у Наташи зашевелились волосы. В его голосе была такая мольба и жалоба, что она поняла – случилось ужасное.

– Что такое? – возглас ее взлетел вверх и застрял в плюшевой темноте.

– Автомобиль, – ответил Покровский. – Передняя дверца открыта. Эй! – окликнул он, понимая уже, что ему не ответят. – Вы слышите?

– Андрей Алексеевич! – Наташа дернула его на себя и, когда он развернулся, выдохнула ему прямо в губы: – Там чьи-то ноги.

– Стойте тут, – велел Покровский, но Наташа испуганно замотала головой.

– Я пойду с вами!

– Только не впадайте в панику. Вы сможете?

– Д-да, – стуча зубами, ответила она.

Покровский кошачьим шагом приблизился к автомобилю и направил свет фонаря на переднюю дверцу. Она действительно оказалась распахнута, и женские ноги свешивались вниз – белые, безжизненные, в узких лакированных туфлях. Наташа зажала рот обеими руками, но все же не остановилась, а пошла вслед за Покровским. Он обошел открытую дверцу и посветил в салон.

– Это кто-то, кого мы знаем? – тоненьким голоском спросила Наташа.

– Знаем, – эхом откликнулся Покровский.

Лицом вверх в машине лежала Люда – вторая женщина, мечтавшая о том, чтобы выйти за него замуж. Мертвые глаза невидяще уставились в крышу салона.

– О боже мой! – закричал Покровский. – Вы видите?

– Что? – спросила Наташа, чувствуя слабость в ногах, в животе, во всем теле.

– Термос, – уже спокойнее ответил он. – Вон там лежит термос, из него вылился кофе. А здесь, на земле – крышечка. Все, как в первый раз.

– Ее убили?!

– А это что еще такое? Вот здесь, глядите.

Он поводил лучом по асфальту, и Наташа заметила цветную стеклянную крошку, кусочки металла и блестящую дужку.

– Похоже, кто-то раздавил мой брелок от ключей. Ценная была вещь.

– А где ключи?

– В кармане. Когда я отправлялся следить за вами, брелка на связке уже не было. Вы понимаете, что это значит?

– Понимаю, – ответила Наташа, схватив его двумя руками за рубашку. – Кто-то решил от вас избавиться.

8

– Это просто невероятно, что у тебя оказалось такое крепкое алиби, – говорил Стас, расхаживая по гостиной. – Люда на своей машине проехала по дороге как раз в тот момент, когда вы с Натальей уходили от Бубрика. Потом вы ссорились на виду у всех соседей, а по радио как раз передали время. Редкая удача.

– Не просто удача, – вмешалась Лина, отстукивая округлыми ногтями тревожный ритм на журнальном столике. – Провидение.

– Если бы ты, дружок, не пошел к Бубрику, – заметил Вадим, наставив на брата указательный палец, – сидел бы ты сейчас со следователями в кабинетике без окон.

– Они и так надо мной неплохо поработали, – ответил Покровский. – Всю душу вытрясли. Из Наташи тоже.

Все посмотрели на Наташу. Она выглядела измученной, под глазами залегли полумесяцы теней.

– Поеду привезу детей, – сказал Вадим и поднялся на ноги. – Тебе, Андрюша, лучше за руль не садиться. После бессонной-то ночи.

– Тоже мне еще – деятели! – в сердцах бросил Покровский, имея в виду свою дочь и ее ухажера. – Я убью Козлова. Убью эту мелкую розовощекую гадину. Я спущу с него козлиную шкурку.

– А что? – спросила Наташа, которая одна оказалась не в курсе. – Чем это Валера так провинился?

– Оба провинились. Они должны были ехать на праздник цветов, – отрывисто пояснил Покровский. – Но вместо этого отправились в частную гостиницу – «Тихая гавань» называется – и сняли там номер.

– Это жизнь, Андрей, – оптимистично заметила Лина и, поднявшись вслед за мужем, быстро поцеловала его в щеку. – Поезжай, привези их.

Наташа поражалась легкости, с которой эта женщина вела себя в доме Покровского. Ведь она из-за него пыталась отравиться! А сейчас – ну просто самая что ни на есть преданная жена. Она все забыла или же – наоборот – ничего не забыла? О да, тут было кого подозревать.

А почему этим двоим нужен эскорт, чтобы вернуться домой? – раздраженно спросил Стас. – Не маленькие, чай. Вон, номер на двоих сняли...

Вадим хмыкнул и объяснил:

– Ночь у них получилась чертовски невинной. На радостях, что удалось утечь из дома, голубки спустились в гостиничный ресторан, заказали себе бутылку виски и накушались до полной невменяемости. Метрдотель видел, как они напивались, но позволил себе не обращать внимания – парочка заплатила за номер, за ужин, так что... Спать их укладывал персонал гостиницы.

В ответ на эту речь Покровский ухмыльнулся, и Наташа слегка расслабилась. Она-то думала, что он и в самом деле собирается жестоко наказать бедного гардеробщика. Интересно, что его смягчило? Гибель Люды? Он задумался о жизни и смерти и понял, что по сравнению с этим все остальное – игрушки?

Когда Вадим уехал, Генрих сварил кофе и подал его в столовую. Все нехотя расселись за столом.

Кстати, к вопросу о том, кто где провел ночь, – заметила Наташа, опустив ложечку в чашку. – У всех оказалось алиби?

Вы опять за старое?! – возмутилась Лина. – Это глупо – подозревать нас.

А кого надо подозревать? – спросил Стас, хмыкнув.

Ну... Кого-кого? – пожала она плечами идеальной формы. – Я же не следователь. Кстати, можете думать обо мне все, что хотите, но оба убийства похожи на глупый розыгрыш.

А знаешь, ты права! – поддержал ее Стас. – Все так странно! Ночь, машина, цианид в термосе с кофе...

И улики, которые должны изобличить Андрея Алексеевича, – добавила Наташа.

Вы думаете?..

А вы нет? Если бы у него совершенно случайно не оказалось алиби...

И вы выступили в роли случайности! – торжественно заявила Лина, не отводя глаз от своей чашечки, в которой она размешивала сахар. – А у тебя, друг мой, – обернулась она к Генриху, который вошел в столовую с корзинкой печенья. – Есть у тебя алиби?

– А что – я? – удивился тот. – Нет у меня алиби. На что оно мне?

На Генриха было страшно смотреть. Он выглядел так, словно его сначала испепелили, а затем силой принудили восстать из пепла.

– Ну как же? А боязнь потерять место? Женился бы Андрей, и все – тю-тю. Гуд бай, Генрих, нагрянула твоя пенсия.

Наташа ушам своим не верила. А он-то! Он ведь так о ней печется, о Лине! Всегда готов услужить и глядит с обожанием. Она тоже вела себя с ним, точно родная мамочка. А тут вдруг – эдакое заявленьице!

– Как такое вообще могло случиться, – неожиданно вышел из задумчивости Стас, – что Люда умерла той же смертью, что и Алиса?

– Ее убили тем же самым способом, – отрывисто заметила Лина.

– Но как она могла согласиться пить кофе из термоса... ночью, когда знала, что только что... тоже ночью, неподалеку от дома Андрея... погибла его бывшая жена? Сюрреализм.

– Она не знала, как погибла Алиса, – сказал Покровский. – Я ей ничего не рассказывал, чтобы не травмировать. А она не спрашивала о подробностях. Люда очень тактичная женщина... была. Она позвонила по какому-то делу, и Генрих сообщил, что с Алисой случилось несчастье.

– Я тоже не болтал про термос да про кофе, – поддакнул Генрих.

– Можно с уверенностью утверждать, – подняла голову Наташа, – что Люда доверяла тому человеку, с которым встретилась перед смертью. Доверяла всецело, безоглядно.