Поворотный пункт, стр. 1
Пол Андерсон
Поворотный пункт
— Будьте так добры, мистер, не могли бы вы угостить крекером моего дроматерия?
Не совсем те слова, которые ожидаешь услышать в момент, когда история меняет свой курс и вселенная никогда уже не будет такой, как прежде.
Жребий брошен… Сим победиши… А все-таки она вертится… Дайте мне точку опоры — и я переверну Землю…
Когда человек, наделенный воображением, вспоминает подобные исторические фразы, у него мурашки бегут по коже. Но слова, с которыми впервые обратилась к нам маленькая Миерна на одиноком острове, в тысяче световых лет от дома…
По всем статьям планета казалась подходящей. И все-таки с самого начала были симптомы, внушавшие опасения. Даже принимая во внимание, что голосовой аппарат туземцев очень близок к человеческому, мы никак не ожидали, что они заговорят на безукоризненном английском языке уже через пару недель. Причем абсолютно все. По-видимому, они могли бы научиться еще быстрее, учи мы их по продуманной системе. Следуя обычной практике, мы окрестили планету «Джорил», от местного слова «земля», но потом оказалось, что это значит не просто «земля», а «Земля» с большой буквы, а ее население разработало блестящую гелиоцентрическую астрономию. Хотя они были слишком вежливы, чтобы докучать нам, туземцы не воспринимали нас как что-то непостижимое. Они буквально сгорали от любопытства и пользовались малейшим случаем, чтобы засыпать нас самыми что ни на есть сложными вопросами.
После того как горячка первых дней устройства на новом месте прошла и у нас появилось время подумать, стало ясно, что мы натолкнулись на что-то заслуживающее самого пристального изучения. Прежде всего мы решили проверить некоторые другие районы, чтобы убедиться, что местная Данникарская культура не просто игра природы. Ведь в конце концов и на Земле еще в неолите народ майя имел отличных астрономов, а в аграрной Греции раннего железного века была разработана первоклассная, утонченная философия. Просмотрев карты, составленные при облете планеты, капитан Бэрлоу выбрал одинокий остров в семистах километрах к востоку. Был оснащен гравитолет и назначен экипаж из пяти человек.
Пилот — Жак Лежен. Инженер — я. Военный эксперт — капитан космического флота Солнечной Системы Эрнест Балдингер. Представитель Федеральной администрации — Уолтер Воэн. Торговый агент — Дон Хараши. Последние два считались главными, но и все остальные представляли собой высококвалифицированных специалистов в целом ряде областей планетологии. Не захочешь, да станешь, если приходится постоянно работать в чужих мирах.
Лежен выбрал лесную поляну милях в двух от деревни, протянувшейся по берегу просторного залива, и лихо посадил корабль. Отчаянный пилот этот Лежен!
— Ну вот и приехали.
Хараши встал во весь свой двухметровый рост и потянулся так, что суставы хрустнули. Это был человек мощного сложения, и лицо его с крючковатым носом носило на себе следы давних боев. Большинство служащих Торговой миссии — жесткий народ с практическим складом ума, точно так же, как работа в Федеральной администрации требует психологической тонкости, большего внимания к внутренним импульсам человека. Иногда это порождает конфликты.
— Пошли прогуляемся.
— Не так быстро, — сказал Воэн, худощавый молодой человек с пронзительным взглядом. — Это племя и понятия о нас не имеет. Если они видели, как садился наш гравитолет, там сейчас может быть паника.
— Вот мы и рассеем их страхи, — пожал плечами Хараши.
— Так уж и все сразу? Вы это серьезно? — спросил капитан Балдингер.
Он немного помедлил.
— Да. Вижу, вы не шутите. Так вот — здесь я за все отвечаю. Лежен и Кэткарт, вы остаетесь. Остальные пойдут в деревню.
— Просто вот так возьмем и пойдем? — возмутился Воэн.
— Вы что, можете предложить что-нибудь получше? — ехидно отозвался Хараши.
— Строго говоря… — начал было Воэн, но его никто не слушал.
Федеральные чиновники привыкли следовать раз навсегда установленным инструкциям. К тому же Воэн был еще новичком в дозорной службе и не успел убедиться, как часто инструкциям приходится потесниться перед лицом действительности. Всем не терпелось выйти из корабля, и я жалел, что меня не берут с собой. Конечно, кому-то надо было остаться, чтобы в случае чего прийти на помощь товарищам.
Мы спустились по трапу и окунулись в заросли высоких трав, покачивавшихся от легкого ветерка и наполнявших воздух пряным ароматом корицы. Над головой шумели деревья; их пышные кроны четко вырисовывались на темно-синем фоне неба. Розоватый свет разливался по лиловым полевым цветам, над которыми порхали на легких, сверкающих бронзой крылышках причудливые насекомые. Все были по-летнему одеты и отправились налегке. Только Балдингер нес на плече импульсное ружье, да Хараши прихватил рацию, достаточно мощную, чтобы вызвать Данникар. Оба инструмента выглядели до смешного не к месту.
— Завидую джорильцам, — сказал я.
— Кое в чем стоит, — отозвался Лежен. — Хотя, может быть, их природа даже слишком хороша. Какие у них стимулы к дальнейшему развитию?
— А зачем им это?
— Дело тут не в сознательном стремлении, старина. Ведь все разумные существа произошли от животных, которым когда-то пришлось вести борьбу за существование настолько ожесточенную, что они развили свой мозг, чтобы не погибнуть. В них заложен инстинкт к совершенствованию, даже в самых робких травоядных. И рано или поздно он должен найти выход…
— Боже милостивый!..
Крик Хараши заставил нас с Леженом обернуться. Какую-то секунду я думал, что сошел с ума. Только постепенно до меня дошло, что представившаяся моим глазам картина не так уж удивительна здесь.
Из лесу появилась девочка. По земным понятиям ей можно было дать лет пять. Меньше метра ростом (джорильцы несколько ниже и стройнее землян), она, как и все жители планеты, обладала большой головой, что только увеличивало ее сходство со сказочным эльфом. Длинные белокурые волосы, круглые ушки, тонкие черты лица, вполне человеческие за исключением слишком высокого лба да огромных фиолетовых глаз, только усиливали очарование. На загорелом тельце не было надето ничего, кроме белой набедренной повязки. Одной четырехпалой ручкой она весело махала нам. В другой был поводок, а на конце поводка был привязан кузнечик величиной с гиппопотама.
Нет, конечно, не кузнечик, как стало ясно, когда она подошла поближе. Голова действительно была как у кузнечика, но четыре лапы, на которых он двигался, были короче и толще, а еще несколько ложноножек висело по бокам в виде жалких бескостных придатков. Тело было покрыто ярко расцвеченной кожей, а не жестким панцирем, как у насекомых. Я заметил также, что эта тварь дышит легкими. Все равно это было жуткое чудовище, и оно беспрерывно жевало, пуская слюни.
— Местный островной вид, — сказал Воэн. — Несомненно, безобидный, а то бы она не стала… Но ребенок! Как весело и беззаботно идет к чужим!
Балдингер улыбнулся и опустил ружье.
— Ребенку все кажется чудесным, — сказал он. — Для нас это находка. Она поможет нам познакомиться со взрослыми.
Маленькая девочка (черт возьми, иначе ее и не назовешь!) подошла к Хараши на метр, подняла свои огромные глаза, пока они не остановились на его пиратском лице, и произнесла очаровательным голосом с неотразимый улыбкой:
— Будьте так добры, мистер, не могли бы вы угостить крекером моего дроматерия?
Я плохо помню последующие несколько минут. Они прошли во всеобщем замешательстве. В конце концов мы обнаружили, что идем, все пятеро, по пятнистой от солнца лесной тропинке. Девочка, приплясывая, семенила подле нас, беспрерывно тараторя. Чудовище неуклюже переваливалось сзади, пережевывая данное ему лакомство. Когда прямой луч солнца падал на его выпуклые фасеточные глаза, они переливались, точно пригоршня бриллиантов.
— Меня зовут Миерна, — сказала девочка, — а мой папа делает разные вещи из дерева. Не знаю, как это называется по-английски. Ах, плотник! Спасибо, вы очень добры. Мой отец много думает. А мама сочиняет песни. Это очень красивые песни. Она послала меня собрать мягкой травы, чтобы сделать подстилку для роженицы, потому что вторая жена папы, помощница мамы, должна скоро родить ребеночка. Но когда я увидела, что вы спускаетесь, точь-в-точь как рассказывал Пенгвил, я решила вместо этого встретить вас и отвести в Таори. Это наша деревня. В ней двадцать пять домов и сараи, а Зал для размышлений куда больше, чем в Риру. Пенгвил говорил, что крекеры страшно вкусные. Может быть, дадите и мне попробовать?