Лед, стр. 49

— Не, пломбу не надо, — не стал обращать на его ворчание внимания я, размотал сверток и достал штуцер. — У меня разрешение есть.

— Показывай.

— Блин, я его Максу отдал, — хлопнул я себя по лбу. Они ж вместе с талонами на снабжение были!

— Номер хоть помнишь?

— Не-а.

— Тогда жди, пока спусковые запломбирую. Я из-за тебя лицензию терять не собираюсь. — Вениамин забрал у меня ружье, продел проволоку в скобу, как-то по-хитрому замотал оба курка и всунул второй конец проволоки в пломбу. Я только покачал головой — тормознули бы меня дружинники с двустволкой, замучился бы отмазываться. А теперь полный порядок: с опечатанными курками никто не докопается. Из какого сплава отливались эти самые пломбы, никто, кроме чародеев, не знал. Причем проверить их подлинность мог любой дружинник — настоящие даже на тридцатиградусном морозе оставались едва заметно теплыми. Все пломбы были номерными и учитывались как в Дружине, так и в специальном журнале продавца оружия. Снимать их могли только на пропускных пунктах при выносе оружия из Форта за городскую стену.

— Что, Лед, арсенал обновляешь? — бесшумно ступая в меховых тапочках по полу, подошел Ян Карлович.

— Ага. Решил вот чуток прибарахлиться, — кивнул я, забирая опломбированное ружье у Вениамина и заворачивая его в сверток. — Патроны гони.

— Бери. — Приказчик кинул на прилавок зазвеневший при ударе о доску мешок. — Двадцать, можешь не пересчитывать.

— Верю. — Пришлось разворачивать сверток и класть патроны к ружью.

— Ну-ка повернись, — попросил меня Ян, уже собиравшийся пройти в свой кабинет.

— Что такое? — не понял я, но развернулся к нему лицом.

— «Синий лекарь»? Кто тебя?

— Да наркоманы какие-то. — Про Семёру говорить нельзя — ни к чему это. Сговорились они все сегодня, что ли? Кто да кто? Конь в пальто.

— Тебя наркоманы ограбить хотели? Кому расскажи — не поверят: Скользкий — жертва грабежа! — заржал Вениамин, но под взглядом хозяина моментально заткнулся.

— С чего взял, что наркоманы? — На мой взгляд, Ян слишком серьезно отнесся к этому случаю.

— Да у них глаза полностью синие были, даже зрачков не было видно. — Я закинул сверток на плечо и подошел к двери. — До свидания.

— Заходи еще, — как-то вяло отозвался Вениамин, а Ян так и вообще промолчал. Странные они какие-то сегодня.

Пока шел до дому, правое плечо под тяжестью ружья онемело, но переложить на левое было нельзя — раненую руку начало ощутимо ломить. Ничего, главное, чтобы за ночь все прошло. Когда спустился в подвал морга, специально зашел к Гадесу узнать, сколько времени, а придя к себе, первым делом завел старый помятый будильник на пять утра. Сегодня ни собрать вещи в рейд, ни начинить серебром патроны уже не получится. Еле на ногах держусь, штормит и к земле клонит. Но на одно дело время я потратил — достал свою серебряную фляжку и наполнил ее самогоном из литровой бутыли, уже на три четверти пустой. Традиция. А потом, даже не раздевшись и не расстелив одеяло, завалился спать. Будем надеяться, утром проснусь.

Часть вторая

Рейд на север

Дана отмашка, путь открыт,
И ты, не думая, идешь,
Дорога под ноги бежит,
А ты все ждешь, пока живешь.
Может, когда-нибудь
Найдется лучший путь,
И время — не беда,
Ну а пока ты жив —
Перед тобой лежит
Дорога в никуда.
«Черный обелиск»

Глава 6

Говорят, жизнь как зебра — полоса черная, полоса белая. Что-то в последнее время у меня такая же ерунда с пробуждениями. В Нижнем хуторе нормально проснулся — позавчера с похмелья голова раскалывалась, вчера с утра жизнью вполне доволен был — сегодня чуть дуба не дал. Что ж такое творится?

Это утро стало самым жутким, пожалуй, за последние года полтора. Дело не в том, что встать пришлось в пять утра (к ранним подъемам все патрульные привыкают быстро), — просто, когда попытался подняться с матраца, меня так скрутило, что минут десять пришлось расслаблять сведенные мышцы. Все тело болело, поясница не сгибалась, а во рту стоял пронзительно-горький привкус — наглядное подтверждение того, что «Синий доктор» с печенью вчера особо не церемонился. Положительных моментов два: голова была совершенно ясной, а под снятым с плеча бинтом обнаружилось только пятно бледно-розовой кожи — от раны не осталось и следа.

Сейчас я топтался на входе в восточный пропускной пункт и прикидывал, что сделаю с Максом и Ветрицким, когда они наконец появятся. Время было уже без четверти семь. Еще не хватало опоздать на встречу с патрульными из первой роты. Зря их вчера строил, что ли? Настроение, бывшее не самым лучшим с момента пробуждения, неуклонно портилось по мере того, как минутная стрелка на часах в караулке, куда я забегал погреться, приближалась к семи. Нет, сегодня день просто исключительный, все ведет к тому, чтобы устроить этим разгильдяям разнос: встать пришлось ни свет ни заря, патроны серебром начинить не успел, печень давит, а Дед Мороз, устроивший вчера себе выходной, вышел в ночь и начал ударными темпами наверстывать упущенное — ртутный столбик на термометре за окном караулки опустился до минус тридцати. У нас нередко бывает и холоднее, но после вчерашнего потепления ощущения жуткие.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я в очередной раз начал мысленно проверять амуницию. Вроде все на месте, но мало ли. Ружье с пока еще не снятыми пломбами на плече, часть патронов в патронташе рядом с ножнами, остальные вместе с испорченным «Драконьим яйцом» в брезентовой сумке. Другие артефакты и разная мелочевка — небольшой котелок, аптечка, железная кружка, ложка с вилкой, банка тушенки, моток серебряной проволоки, запасные теплые носки и белье — убраны в вещевой мешок. Пара метательных ножей в нашитых на штанах ножнах, зажигалка в кармане. Кажись, ничего не забыл.

Холодно. Ботинки, толстые ватные штаны, кофта, теплое белье, мохнатый шарф, фуфайка и шапка-ушанка от мороза защищают неплохо, но нос мерзнет даже под опущенной на лицо вязаной шапочкой. Я потоптался на месте, поправил заткнутый за пояс топор и, подхватив с присыпанной снегом лавочки вещмешок и лыжи, заскочил в караулку. На часах без десяти семь. Они что, мое терпение испытывают?

В просторном и казавшемся еще больше из-за отсутствия мебели и побеленных стен помещении было холодно и сильно накурено. Дымили все: солдаты гарнизона, сидевшие в отгороженном решеткой закутке, развалившиеся на лавках ремонтники, по случаю холодной погоды вовсе не горевшие желанием отправляться на обход стены, и слоняющиеся без дела дружинники, забредшие сюда с улицы погреться. Больше заняться нечем, что ли? Я отошел от двери подальше, бросил на пол вещевой мешок, прислонил лыжи к стене и закатал шапочку на лоб. Пару минут погреюсь — и снова на свежий воздух.

Распахнулась дверь, в караулку начали заходить хмурые и невыспавшиеся патрульные с роты дальней разведки. Они молча проходили через комнату и исчезали в двери, ведущей во внутренние помещения. Мелькали знакомые лица, но никто даже не поздоровался. Элита Патруля, блин. Как бабки получать — так элита, а как снежных людей караулить — так в кусты. И все ведь в полушубках из шкур серков. Интересно, куда это «белые люди» в полной боевой выкладке собрались?

— Здрасте, — поздоровался я с Крестом, зашедшим вместе с патрульными.

— Здравствуй. — Крест на мгновение задержался, пропуская вперед рядовых, и окинул взглядом помещение.

— Куда это вы с утра пораньше? — воспользовался заминкой я.

— Проверим гать через Ляховскую топь и дорогу до старой мельницы.