100 великих украинцев, стр. 71

С этим периодом жизни Левицкого связано страшное предание — о наступившей слепоте. В воспоминаниях Софьи Лайкевич есть жуткая сцена, свидетельницей которой мемуаристка стала в детстве (приблизительно в 1814 году) — слепой старик, ползущий через всю академическую церковь к чаше с причастием. Этот старик — Левицкий. «Худо умереть рано, а иногда и того хуже жить запоздавши», — сказал И. М. Долгорукий, поэт и прозаик, некогда тоже позировавший самому модному портретисту Петербурга. А может быть, Софья Лайкевич ошиблась, и Левицкий продолжал работать? Есть и такая версия — «оптимистическая». Но, так или иначе, почти ничего, созданного Левицким уже в XIX веке, не известно. Последнее произведение, традиционно приписываемое Левицкому и традиционно датируемое 1812 годом, считается (опять-таки традиционно) портретом его брата Петра (Прокофия), который, как и его предки на протяжении шести поколений, стал священником прихода Михайловской церкви в селе Маячка, на самом юге такой далекой от Петербурга Полтавщины…

Есть предание и о том, что последние свои годы Дмитрий Левицкий доживал на родине, на Украине. К сожалению, это только легенда — художник тихо и почти незаметно умер в Петербурге, 4 апреля 1822 года, в доме на Васильевском острове, Съездовская линия, 23, где прожил целых полвека. Похоронили Левицкого на петербургском Смоленском кладбище, могила его не сохранилась.

Владимир Боровиковский

(1757–1825)

художник-портретист

Владимир Лукич Боровиковский родился 24 июля (ст. ст.) 1757 года в Миргороде. В то время городок насчитывал всего 656 «обывательских домов», но это был «полковой город», центр Миргородского полка, то есть и военной, и административно-территориальной единицы. С Миргородским полком были так или иначе связаны все родственники будущего художника. Служба в полку, впрочем, не обязательно предполагала участие в боевых действиях: чаше приходилось выполнять сугубо штатские, чиновнические функции.

Отец Владимира Боровиковского, Лука Боровик, имел звание значкового товарища, приравнивавшееся к чину поручика в российской армии и позволявшее ему считаться дворянином «из малороссийской шляхты». Семья, однако, не была особенно богатой. Ее собственность состояла из дома в Миргороде и небольших участков земли под Миргородом и Хоролом.

В 1774 году семнадцатилетний Владимир также поступил в Миргородс-кий полк и прослужил девять лет, до 1783 года, выйдя в отставку, подобно отцу, в звании значкового товарища и с «характеристикой»: «К повышению чина достоин и воинскую службу продолжать желает».

Однако не особенно обременительная, по-видимому, служба в Миргородском полку всегда совмещалась у Боровиков с занятием живописью. Художественная одаренность проявилась у многих членов этой семьи. Лука Боровик создавал на заказ иконы и, вероятно, портреты. Он наверняка был и первым наставником сына. Сохранилось несколько икон, написанных Владимиром Боровиковским в этот период. Они выполнены в традиции украинского «казацкого» барокко. Подобно отцу, молодой художник пробовал свои силы и в качестве портретиста. Возможно, именно написание портретов стало поводом для знакомства Владимира Боровиковского с В. В. Капнистом, предводителем дворянства Миргородского уезда, а позднее — Киевской губернии. Капнист был незаурядным человеком, любителем искусств, известным поэтом своего времени, владельцем воспетой им в стихах Обуховки.

В 1787 году Екатерина II с большой свитой путешествует по югу Российской империи. Города, через которые проезжает царица, разнообразно украшаются, что требует участия огромного количества художников. Капнист привлекает к декорационным работам и Владимира Боровиковского. Молодой художник создает два аллегорических полотна, «сценарии» которых разработал, возможно, тот же Капнист. На одном из них было изображено семь греческих мудрецов перед «Наказом» Екатерины, «объясняющих совершенство сего бессмертного творения», и сама императрица в образе Минервы. На другом полотне были представлены Екатерина, засевающая землю, вспаханную Петром I, и великие князья Александр и Константин, боронящие землю вслед за своей царственной бабушкой. Эти полотна предназначались, по-видимому, для дворца в Кременчуге, где останавливалась императрица. Согласно легенде, Екатерина обратила внимание на аллегории Боровиковского, и молодой художник был приглашен в Петербург. Возможно, тут тоже не обошлось без участия Капниста.

Но, так или иначе, в путь Владимир Боровиковский отправился только поздней осенью 1788 года. В Петербурге он поселяется в доме Н. А. Львова, друга Капниста. О поступлении в Академию художеств нечего было и думать — тогда обучение в ней начиналось с пяти-шести лет, а Боровиковскому шел 32-й год. Однако Львов, человек разнообразных интересов и увлечений, находит множество дел и для миргородского «отставного поручика». Боровиковский создает 37 икон для Борисоглебского собора в Торжке, построенного по проекту Львова. Из них уцелела только одна — «Притча о мудрых и неразумных девах». Для другого храма, спроектированного Львовым, — Иосифского собора в Могилеве — Боровиковский пишет восемь образов (сохранилось четыре).

В доме Львова Боровиковский знакомится с Дмитрием Левицким, крупнейшим портретистом того времени. Левицкий не был учителем Боровиковского в полном смысле этого слова, однако, несомненно, помогал ему советами и дружеским участием. Более «традиционным» наставником молодого художника был И. Б. Лампи.

И Левицкий, и Лампи, и прославленный Рокотов, работающий в Москве, были портретистами. Возможно, расцвет в это время именно портретного жанра и одновременно — начинающееся ощущение того, что великие предшественники уже сделали все лучшее, что могли, и теперь тихо клонятся к своему закату, побудили Боровиковского вспомнить свои миргородские опыты и тоже обратиться к портрету. В начале 1790-х годов он создает портрет О. К. Филипповой, жены архитектора П. С. Филиппова, изображая модель (уже) на фоне пейзажа.

Первый успех Боровиковскому принесли портреты-миниатюры, которые были в то время в моде и сделались очень популярными. Останавливаться на этом художник, разумеется, не собирался. В 1794 году он пишет знаменитый теперь «Портрет Екатерины 11 на прогулке в Царском Селе». Лампи представляет работу Боровиковского в Академию художеств — и ходатайствует о присуждении молодому художнику звания академика. Однако Боровиковский стал только «назначенным». Существует предание о том, что императрица видела свой новый портрет, но не одобрила его, что и послужило главной причиной холодности академиков. Тогда Лампи, продолжающий опекать своего ученика, избирает другой путь. Благодаря его протекции Боровиковский получает заказ от «малого двора» и пишет портрет великого князя Константина Павловича (1795), за который молодому художнику наконец-то было присуждено звание академика.

С середины 1790-х годов слава Боровиковского-портретиста начинает стремительно расти. Он вступает в пору расцвета. Среди его моделей — Н. И. Куракина (1795), В. И. Арсеньева (1795), вдова суворовского сподвижника генерала Н. Д. Арсеньева и ее дочь Е. Н. Арсеньева (1795), Е. Г. Темкина (1798), дочь Екатерины II и Потемкина, Е. А. Нарышкина (1799), А. П. Гагарина (1801), фаворитка нового императора Павла, сменившая всесильную Нелидову. Всех этих незаурядных женщин художник изображает по-разному, но все они для него — прежде всего мечтательницы, грезящие в окружении прекрасной природы. Это полностью соответствовало требованиям сентиментализма — направления, господствовавшего тогда в искусстве. В это же время художник создает самые прославленные свои произведения — «Портрет М. Н. Лопухиной» (1797) и «Портрет А. Г. и В. Г. Гагариных» (1802). Мужских портретов в наследии художника значительно меньше, чем женских («Портрет князя А. Б. Куракина» 1802 года).

В 1800 году Академия художеств напоминает Боровиковскому: «… как господин Академик Боровиковский программы своей для Академии не сделал, то препоручается ему написать в конференц-залу портрет Его Императорского Величества во весь рост, с короною, в далматике и порфире, а в рассуждении многотрудной работы на издержки его могущие быть выдать ему по окончании оного 500 рублей». Иными словами, Боровиковский должен был написать большой парадный портрет задаром. Однако иметь его Академии было весьма желательно. За этим крылась не то чтобы интрига, но тонкий дипломатический расчет. В 1799 году Павел I прибавил к своим многочисленным титулам еще один — он стал Великим магистром ордена Иоанна Иерусалимского. Многие учреждения поспешили обзавестись портретом императора именно в этом новом звании — мало ли что. Боровиковский писал Павла не с натуры (впрочем, при портретировании августейших особ это была в то время обычная практика), однако создал одно из своих самых глубоких и трагических произведений, в котором отразился не только сложный характер императора, но и, кажется, все его короткое и бурное царствование.