100 великих украинцев, стр. 201

Даже при постановке балетов Лифаря в «Опере» не считали нужным приглашать его на репетиции. «Факт невероятный, — рассказывает последний ученик Сергея Михайловича, звезда парижской сцены профессор консерватории Сирил Атанасов. — „Опера“ ставит спектакль хореографа, живущего практически рядом с театром. У коллектива — трудности с хореографическим текстом. Тем не менее амбиции заставляют администрацию воздержаться от приглашения автора. Ну и реалии театра!».

Во время первых гастролей в Москве парижской «Гранд-Оперы» в 1958 г. был показан ряд балетов Лифаря. Тем не менее его, к тому времени еще главного балетмейстера театра, в СССР не пригласили… Лишь в 1961 г. он впервые приезжает на родину в качестве туриста. Во время неофициальных встреч с деятелями культуры Сергей Михайлович неоднократно говорил, что передаст России свою — одну из лучших в мире — коллекцию писем и автографов А. С. Пушкина за разрешение осуществить постановку хотя бы одного балета в Москве или Киеве. Ответа на его предложение не поступило. Ситуация не изменяется и во время приезда парижской Оперы в СССР в 1969–70 гг. Лишь в связи с будущими гастролями в 1977 г. «Гранд-Опера» приглашает Лифаря восстановить его постановки и отработать их с коллективом, привыкшим к другой хореографической лексике.

Украинские корни отразились на формировании характера художника, уважении к традициям, к природе, простым людям. Когда ему впервые, в 1961 г., удалось побывать в СССР (правда, лишь в статусе туриста), то, посетив родной Киев, он с волнением и трепетом осматривал знакомые нему места, о чем и написал в книге «Моя заграничная Пушкиниана» (Париж, 1966 г.).

Сергей Лифарь никогда не забывал родного города. Прожив более десяти лет за рубежом, он писал: «Только тот, кто был в Киеве, кто смотрел из Царской площадки на широкий, торжественно-величавый, спокойно сияющий своим серебром на солнце Днепр и на безграничное, необъятное пространство зеленой заречной дали, кто бывал в Выдубицком монастыре, на высоком, крутом зеленом берегу и оттуда смотрел на поля и леса, которым нет конца и края, — только тот поймет, почему для киевлянина нет ничего дороже за Киев с его Днепром, который с детства входит во все твое естество». В автобиографической книге «Страдные годы» С. Лифарь ярко описывает жизнь Киева в годы революции, гражданской войны и первых лет после ее окончания. Описания его перекликаются с теми, что оставил нам другой выдающийся киевлянин, — Михаил Булгаков, разве что Лифарь более лояльный в своих политических оценках и страстях.

Уже во Франции, вспоминая и цитируя знаменитые гоголевские строки о Днепре, Лифарь отмечал: «…и мы, киевляне, в нашем „прекрасном далеком“, в прекрасном Париже, который не может заставить меня забыть мой Киев и мой Днепр, — повторяем эти описания Гоголя». Г. Тютюнник, который общался с Сержем в Париже в шестидесятых годах, вспоминал, что Лифарь говорил и на украинском языке, даже как-то встретил своих гостей в украинском народном костюме…

Высшей наградой Мастеру (кроме ордена Почетного Легиона Франции) стало учреждение Национальной Академией хореографии Украины с 1994 г. ежегодного Международного конкурса артистов балета имени Сержа Лифаря и Международного фестиваля «Серж Лифарь де ля данс» в Киеве.

Выполняя завещание Сержа Лифаря, его жена шведская графиня Лиллан Аллефельд-Лаурвиг передала Росси бесценную пушкинскую коллекцию и много других раритетов российской культуры. Значительная часть его архива находится и в Киевской библиотеке им. Леси Украинки, и в Музее частных коллекций.

XX век, озаренный звездой Сержа Лифаря, завершилось в 2000 г. премьерой в Киеве его «Ромео и Джульетты» — балета на музыку П. Чайковского. Это стало возможным благодаря добродетельной акции Лиллан, которая не только передала авторское право на постановки балетов С. Лифаря балетной труппе Национальной оперы Украины, но и финансировала приезд на IV Международный фестиваль «Серж Лифарь де ля данс» его любимых учеников — президента Французской академии танца Клода Бесси и звезд балета Кристиан Власи и Аттилио Лабиса. Тогда же Лиллан Аллефельд-Лаурвиг передала Президенту Украины для Музея исторических драгоценностей семейную реликвию — золотую балетную туфельку, которой в 1955 г. Серж Лифарь был награжден как лучший танцовщик мира.

…Недалеко от Парижа на могильной плите в Сент-Женевьев-де-Буа, где похоронен великий сын украинского народа, обозначено: «Serg Lifar de Kiev» — «Серж Лифарь из Киева».

Евгений Патон

(1870–1953)

ученый в области мостостроения и сварки

Евгений Оскарович Патон родился 20 февраля (4 марта) 1870 г. в Ницце (Франция).

Его отец, Оскар Петрович Патон, получив хорошее инженерное образование, в 1865 г. был направлен в качестве консула в Ниццу. Помимо подчинения Министерству иностранных дел, русские консулы обязаны были выполнять поручения других министерств и ведомств. В частности, от них требовалось освещать в ежегодных отчетах промышленное, торговое, финансовое и экономическое положение их консульского округа, обращать внимание на научные и технические нововведения.

Мать, Екатерина Дмитриевна Патон, урожденная Шишкова, занималась воспитанием детей, которых было семеро — пятеро сыновей и две дочери.

Родители со всей ответственностью подходили к организации жизни детей. Как вспоминал позже Евгений Оскарович, их непрестанные хлопоты были направлены на то, чтобы в чужой стране дети «не выросли иностранцами без роду, без племени». Особое внимание уделялось младшему сыну. Оскар Петрович мечтал вырастить из него инженера: рассказывал о своем учителе, одном из первых российских инженеров, ставшем академиком, — Станиславе Валериановиче Кербедзе. Именно Кербедзу принадлежит проект первого постоянного металлического моста через Неву в Петербурге, возведенному в середине XIX в. Перила для него разработал архитектор Александр Брюллов, брат знаменитого живописца Карла Брюллова. У правого берега реки был устроен разводной пролет, через который пропускали морские суда. Позже мост реконструировали, сейчас он носит имя лейтенанта П. П. Шмидта.

Увлеченные рассказы отца рано начали формировать круг интересов сына. Оскар Петрович полагал, что система образования и воспитания в Германии более строгая и лучше готовит к жизни, нежели обучение во Франции. Поэтому определил его в реальную гимназию в Штутгарте. Занятия шли по интенсивной программе — до семи уроков ежедневно, по математике, физике, химии, естественной истории и языкам. Завершил гимназическое образование Евгений в Бреславе, куда перевели отца. А далее — инженерное отделение Дрезденского политехнического института, известного тогда своей сильной мостостроительной школой. Причины выбора именно этой профессии Евгений Оскарович объяснял так: «Мне нравятся точные науки не сами по себе, а возможность их применения на практике. Абстрактные числа и формулы — не для меня. Другое дело увидеть эти формулы и ряды цифр воплощенными в строительных конструкциях. А мосты — один из самых интересных видов таких конструкций». Еще ранее, в гимназии, Евгений говорил своим товарищам: «В России, на моей родине, сейчас идет большое строительство железных дорог. Взгляните на эту карту. Тысячи больших и малых рек! К тому времени, когда я закончу институт, каждый знающий мостовик в России будет очень нужным человеком». Преподававший в институте профессор Вильгельм Френкель, специалист мирового уровня, заметил способного студента. После окончания Евгением в 1894 г. института он пригласил его к себе ассистентом на кафедру мостостроения. Одновременно Патон начал работать инженером по перестройке Дрезденского железнодорожного узла и, по его словам, «спроектировал около 62 500 пудов железных конструкций». Затем ему предложили работу в Оберхаузенде на Рейне, на крупнейшем в Германии мостостроительном заводе. Однако, несмотря на открывшиеся перспективы, Евгения Оскаровича тянуло в Россию. «Я внимательно присматривался ко всему, всюду искал то полезное, что можно почерпнуть из практики, и упорно думал все о том же — о переезде в Петербург, о русском дипломе… Мечтал горячо и видел в своем воображении далекие беспредельные просторы России, нескончаемые, уходящие к горизонту стальные нити рельсов и ажурные красавцы-мосты, соединяющие берега могучих и полноводных русских рек», — вспоминал он позже. Но без диплома русского высшего учебного заведения в России невозможно было работать по специальности. Поэтому в июле 1895 г. он подает прошение в российское Министерство путей сообщения «о допущении к проверочному испытанию». Осенью 1895 г., приехав в Петербург, Евгений Патон становится студентом Института инженеров путей сообщения. Сдав экзамены по 12 предметам, составлявшим разницу между немецким и российским вузами, он успешно защитил 5 (!) дипломных проектов, в том числе проект моста, и в мае 1896 г. получил долгожданный отечественный диплом инженера. Л. Д. Проскуряков, профессор института, ученый-мостостроитель, по проектам которого созданы мосты через реки Нарва, Волхов, Ока, Амур, Енисей и др., пожимая руку Евгению, сказал: «Ваш дипломный проект моста, господин Патон, выделяется среди других своей новизной. Я с удовольствием присутствовал при его защите в комиссии министерства».