100 великих украинцев, стр. 181

В эпистолярном наследии писателя (до сих пор еще не собранном полностью), среди трех десятков адресатов следует выделить три особенных — письма брату Николаю, оказавшемуся вместе с младшим — Иваном — в Париже. В них старший, кроме всего прочего, как бы «проигрывал», примерял для себя судьбу младших в эмиграции. После ареста рукописи «Собачьего сердца» и дневника, озаглавленного «Под пятой», писатель записей не вел (дневник он смог заполучить обратно и сжег; копии были найдены в архивах КГБ и обнародованы после публикации «самого запрещенного» произведения — «третьей повести» — «Собачьего сердца»). В одном из писем в Париж брату: «Вывороченные мои глаза на прилагаемой фотографии покажут тебе, что снимал нас уличный, очень симпатичный фотограф. Мы в зелени. Это зелень моей родины. Это мы в Киеве, на Владимирской горке, в августе 1934 года».

Дом по Андреевскому спуску, 13, где Булгаковы жили в 1906–1919 годах.

Письма другу и биографу Павлу Сергеевичу Попову представляют иногда дневниковые записи:

«Что за наказание! Шесть дней пишется письмо! Дьявол какой-то меня заколдовал. Продолжаю: так вот, в дружелюбные руки примите часть душевного бремени, которое мне уже трудно нести одному. Это, собственно, не письма, а заметки о днях…».

Через полтора года — в сентябре 1933-го — начала вести записи Елена Сергеевна Булгакова, хранительница и первый публикатор наследия писателя, «Маргарита» в представлении первого поколения читателей романа… Ей Булгаков посвятил повесть «Тайному другу», из которой потом стал вырисовываться «Театральный роман» («Записки покойника»). Елена Сергеевна рассказывала, что во второй, ненаписанной, но рассказанной ей части романа, действие должно было происходить в Киеве и что «М. А.» (так она его обычно звала в своем дневнике) даже руки потирал от удовольствия, что будет писать о родном городе.

И еще один адресат, от которого ответа Булгаков не дождался, хотя один раз говорил с ним по телефону, — Сталин сам позвонил. 15 раз (по записям, которые вели в театре) он смотрел «Дни Турбиных». Последняя пьеса драматурга «Батум», посвященная юности Сталина, разделила участь предыдущих — она никогда не была поставлена на сцене. Единственная попытка была во МХАТе (им. Горького, уже после «раздела» театра), но прошла только генеральная репетиция.

М. Булгаков сам поставил себе диагноз. Как врач, он понимал, что дни его сочтены. И до последних дней он диктовал жене правки романа. «…Полный сил, и светлых замыслов, и воли, Как будто бы вчера со мною говорил, Скрывая дрожь предсмертной боли…» — откликнется в марте 1940 г. в Фонтанном доме Анна Ахматова. Драматической была судьба творений Булгакова. Но он «как никто, шутил» и радость бытия, вопреки всему, передается его читателям. Непростым было возвращение Булгакова к читателям, непростым было и открытие музея в Киеве, первого и пока еще единственного в мире. В Дом Турбиных, «открытый» Виктором Некрасовым на Андреевском спуске, приезжают те, кто изучает, переводит, читает Булгакова, из разных городов и стран. Родители приводят сюда детей, а дети — родителей. Родной город отдал дань писателю… «Киев у Булгакова не в изображении родного города, не в названии киевских реалий… Его модель мира была киевоцентричной. Он, если можно так выразиться, мыслил Киевом», — скажет в книге «Мастер и Город» Мирон Петровский.

«Ах, какие звезды в Украине. Вот семь лет почти живу в Москве, а все-таки тянет меня на родину. Сердце щемит, хочется иногда мучительно в поезд… и туда. Опять увидеть обрывы, занесенные снегом, Днепр… Нет кра сивее города на свете, чем Киев», — скажет в рассказе «Я убил» доктор Яшвин, в котором просвечивается булгаковское alter ego (если прочесть его фамилию по-украински: «Я-ш(ж) — він» — «Я же он»).

Но самым главным «вторым „я“» для писателя был, несомненно, Мольер. «Кабалу святош» Булгаков начинает французским эпиграфом: «Для его славы ничего не нужно. Он нужен для нашей славы».

Павел Тычина

(1891–1967)

поэт, государственный и общественный деятель

«Искать новые, еще не выявленные возможности украинского слова, искать и находить их после Шевченковых шедевров, когда, казалось, достигнуты были уже все поэтические вершины, — для этого должен был появиться художник особенный, поэт способностей уникальных. И разве не таким пришел в нашу литературу Павло Тычина, чьими устами в новейшей поэзии, может, точнее всего высказал себя этот преисполненный величия и драматизма XX век?» (Олесь Гончар).

Стихи лирические и публицистические, поэмы (поэмы-циклы, поэмы-симфонии), рассказы, драматические произведения, повесть-дневник, переводы, статьи и исследования по вопросам литературоведческим, музыкальным, фольклористическим, языковедческим, записи языковедческие, фольклорные, рисунки — это далеко не полный спектр творческого наследия П. Г. Тычины. И вдобавок сохранилась огромное эпистолярное наследие П. Тычины-поэта, ученого, общественного деятеля и просто неординарной личности. Все это в общих чертах отражает хотя бы частично оригинальный творческо-философский мир одного из талантливых украинцев XX ст.

Родился Павло Тычина в семье сельского дьяка и регента Григория Тимофеевича Тычины. Мать — Мария Васильевна, также из семьи священнослужителей, родила тринадцать детей, из которых живыми остались девять — четыре брата и пять сестер. Павло Григорьевич был седьмым ребенком. Мальчик рос очень любознательным, с малых лет тянулся к книгам, к рисованию. От матери, которая прекрасно пела, унаследовал абсолютный слух и красивого тембра голос, сызмальства пел в школьном хоре. На его одаренность обратила внимание учительница Песковской земской школы Серафима Николаевна Морачевская, благодарность к которой поэт хранил до последних дней жизни, ибо как раз она посоветовала родителям учить Павлуся дальше.

Первым учебным заведением была бурса в Чернигове, где Тычина пел в архиерейском хоре Елецкого монастыря, а потом в Троицком хоре. По окончании бурсы в 1907 г. он поступает в духовную семинарию, которую заканчивает в 1913 г. В стенах семинарии, благодаря высокому уровню преподавания, Тычина начинает формироваться как поэт, художник, музыкант.

Первое известное стихотворение Павла Тычины — «Синева мою душу обвеяла…» появляется где-то в году 1907. Последней строкой его «Доброе утро тебе, Украина!» 16-летний поэт словно объявляет о своем появлении в национальной культуре. Сердце его, влюбленное в красоту родной природы, вслушается в музыку вселенной, пламенеет любовью к людям…

Даже в самых первых его произведениях не видим прямого, этнографического следования народной песне, хотя все его новаторское творчество выросло как раз из синтеза народно-песенной стихии с самыми лучшими достижениями мировой поэзии.

Большое влияние на формирование мировоззрения и творческих принципов юноши имело знакомство с Михаилом Коцюбинским и его семьей. Услышав стихи Тычины, в частности «Расскажи, расскажи ты мне, поле…», М. М. Коцюбинский сказал: «Среди нас — поэт!»

Именно благодаря М. Коцюбинскому, лирические стихи Тычины начинают с 1912 г. появляться в периодических изданиях («Літературно-науковий вістник», «Рідний край», «Українська хата»).

Еще один удивительно талантливый человек встретился Тычине в начале пути — семинарский учитель рисования Михаил Иванович Жук. С тех времён сохранилось несколько его рисунков-портретов поэта. Был он не только талантливым художником, но и поэтом. Учился в Краковской академии красных искусств у художника-символиста и писателя С. Выспянского, влияние которого на украинского ученика было довольно велико. Это особенно заметно в серии портретов, созданных М. И. Жуком в начале XX ст. Есть среди них и портрет Павла Тычины и большой холст «Белое и черное» (1912–1914 г.), в котором молодой Павло Тычина позировал для изображения черного ангела. Павло Григорьевич до самой смерти не терял с художником связь: переписывался, помогал материально, поддерживал морально в нелегкой жизни.