100 великих любовниц, стр. 77

Терзаемая ревностью, в сознании своего бессилия вырвать короля из сетей соперницы, Лавальер вспоминала о тех страданиях, которые пережила королева в те дни, когда Людовик, покинув жену, глухой к её мольбам и убеждениям матери, лежал у ног её самой. «Вправе ли я требовать постоянства от человека, для меня изменившего своей доброй и любящей жене?» Для скромной Луизы места в сердце Людовика уже не было. Она хотела примириться с новым положением и безропотно переносила господство другой женщины: её даже нередко можно было видеть в одном экипаже с королевой и Монтеспан. «Три королевы», — говорили в народе. Однако так долго продолжаться не могло. Лавальер видела единственный выход — удалиться в монастырь. Но как отречься от жизни в двадцать пять лет?

В феврале 1671 года Луиза бежала в монастырь Св. Марии в Шальо. Это была последняя отчаянная попытка задеть чувства короля. Перед бегством она сообщила ему через своего друга, маршала Бельфона, что уходит от света, потому что потеряла милость короля, которому подарила свою юность. Король послал к ней в монастырь Кольбера. Она вернулась и долго плакала на груди у Людовика. Но звезда Монтеспан всходила всё выше и выше. К тому же красота Лавальер начала увядать, и две болезни, едва не унёсшие её в могилу, ещё более отразились на её внешности.

«Двор променять на монастырь, — писала она 8 февраля 1674 года маршалу, — для меня не имеет значения; но увидеть короля ещё раз — вот моя забота и горе». Свидание состоялось. Король холодно расстался с Луизой. Надежды больше не было.

Последний вечер в Версале (19 апреля 1675 года) Лавальер провела в комнате Монтеспан. Там же с ней попрощались принцессы. Рано утром следующего дня она выслушала мессу, села в экипаж и поехала в монастырь кармелиток. Отвесив настоятельнице глубокий поклон, она сказала, что навсегда вручает ей свободу, которой так дурно пользовалась до сих пор. Она приняла монашеское имя — сестра Луиза Милосердная. Всё было кончено. «Теперь, — писала по этому поводу принцесса Монпансье, — она уже забыта. Она превосходная невеста неба, и, как говорят, у неё теперь поприбавилось ума. Милость Божья творит больше, чем природа».

Лавальер удалилась от света, но сам свет иногда врывался к ней. Так, в 1676 году её посетили королева и фаворитка короля Монтеспан.

В монастыре Луиза вела строгий образ жизни и искренне замаливала грехи. Когда в 1683 году умер её сын, граф Вермандуа, она была неутешна, но потом неожиданно сказала епископу: «Столько слёз по поводу смерти сына, рождение которого я недостаточно ещё оплакала!»

Там же в монастыре она написала книгу «Размышления о милосердии Бога», проникнутую глубоко религиозным настроением. Монахини считали её святой, и когда она умерла, в 1710 году, им казалось, что тело её благоухало и было окружено ореолом.

Вольтер имел полное право воскликнуть: «Кто наказал бы такую женщину даже в том случае, если бы она совершила самый дурной поступок, тот был бы тираном, и тысячи женщин добровольно выбрали бы её участь!»

Мария-Аврора, графиня Кёнигсмарк (1668–1728)

Фаворитка короля-курфюрста Августа II. В 1694 году после внезапного исчезновения своего брата, саксонского генерала, обратилась за помощью в Дрезден к курфюрсту. В 1696 году родила сына Морица Саксонского. Затем удалилась на покой в монастырь Кведлинбург, настоятельницей которого стала в 1700 году.

* * *

Аврора, по описаниям современников, в свои юные годы — совершенная красавица, была высокой и стройной. Её цветущее, округлой формы лицо было окаймлено пышными белокурыми волосами. У неё был открытый высокий лоб над огромными глазами с каким-то необыкновенным отливом, которые казались неуловимо отрешёнными под густыми бровями. А нос её был идеально красив, как и маленький рот и ослепительно белые зубы…

Аврора получила такое прекрасное образование во всех искусствах и науках, какое только можно было бы желать для знатной дамы. Утверждают, что она бегло говорила не только по-немецки, но и по-французски, по-шведски и по-итальянски. Она даже могла читать в подлиннике древние латинские стихи. Её ставили высоко как поэтессу, которая сочиняла и комедии, переложенные на французский стихами, и оперетты на немецком. Она прекрасно разбиралась не только в истории, географии и генеалогии, но и в законах музыки и сочиняла её для виолы и лютни. Она бесподобно пела и танцевала, занималась живописью и рисовала. Как писал в своих воспоминаниях Хакстаузен, сын гофмейстера Августа Сильного, «она была необыкновенно умна, одинаково покладиста и противоречива и всегда прелестна, по-новому возбуждённо-радостна… Она, случалось, терпеливо убеждала какого-нибудь молодого, но уже сумасбродного вельможу, новичка в искусстве, приобщиться к нему и полюбить его…»

Она обладала всеми качествами для общественной деятельности и умела вовремя и к месту применить их. В то же время она была настоящей великосветской дамой, которой только беспокойный характер рода Кёнигсмарков мешал занять подобающее ей место в самых высоких слоях общества. Её брат Филипп-Кристоф не без оснований называл её «авантюристкой»…

В соответствии со своим происхождением и воспитанием она была подготовлена для жизни в высшем свете и очень рано произвела сенсацию своей красотой и умом. Уже в возрасте двенадцати лет на костюмированном балу она, одетая цыганкой, вызвала всеобщее восхищение. А когда ей было шестнадцать, она вместе со своей сестрой в Стокгольме приняла участие вместе с придворными дамами в постановке для королевской семьи драмы Расина «Ифигения», исполнив роль Клитемнестры. В том же 1684 году из-за неё произошёл спор, а затем и дуэль между двумя дворянами. Она должна была давать показания в Верховном суде, и один из дуэлянтов, Клас-Густав Хорн, был вынужден бежать от грозившего ему сурового наказания. Он так и не вернулся на родину, однако их с Авророй пути время от времени пересекались, и он в своей бурной жизни неоднократно пользовался поддержкой с её стороны. Может быть, она питала к нему, мечтателю и поэту, не только дружеские чувства…

После смерти старого графа, скончавшегося в возрасте пятидесяти трёх лет в Стокгольме, которому Аврора написала глубоко прочувствованную эпитафию, она вместе со своей сестрой графиней Левенхаупт возвратилась в Гамбург, покинутый ею десять лет назад. Теперь она была в полном расцвете молодости и красоты, и её всюду приветствовали как «шведскую графиню». Она стала центральной фигурой здешнего высшего общества, и остаётся только удивляться, что она тотчас не нашла выгодную партию.

Однако готова ли была Аврора вступить в брак, с уверенностью сказать нельзя. В то же время она охотно и благосклонно принимала все знаки почитания своей персоны, исходили ли они со стороны такого пожилого господина, как галантный герцог Антон-Ульрих фон Брауншвейг-Вольфенбюттель, или от богатого полковника Мейера, или от семнадцатилетнего герцога Фридриха-Вильгельма фон Мекленбург-Шверинского.

В Гамбурге она познакомилась с герцогиней фон Брауншвейг Целле, француженкой по национальности, с её дочерью, будущей супругой Георга-Людвига, наследного принца Ганноверского, а также с его матерью, курфюрстиной Софией, которая состояла в оживлённой переписке со своей племянницей, знаменитой Лизелоттой фон дер Пфальц, герцогиней Орлеанской.

При дрезденском дворе во всём задавала тон графиня фон Ройслиц, куртизанка курфюрста Иоганна-Георга IV, который вскоре неожиданно умер, а его возлюбленная быстро последовала за ним, так что трон достался брату курфюрста, Фридриху-Августу. Его восшествие на престол Аврора, как и все другие, приветствовала, причём в стихах. И вполне естественно, что эти неординарные люди довольно быстро сблизились…

Сегодня невозможно установить, сколько любовных романов и с кем было у Авроры. Однако то, что они случались и что слухи об этом ходили, мы знаем из различных источников. Есть сведения и о её связи с ганноверским наследным принцем Георгом-Людвигом, будущим королём Англии Георгом I. Понятно, почему её брата так благосклонно принимали при этом дворе…