100 великих казаков, стр. 5

Первопрестольная столица Русского государства была захвачена поляками. В те дни Гермоген совершил мужественный, высокопатриотический поступок: Патриарх Московский и всея Руси запретил москвичам присягать польскому королю Сигизмунду III. Начиналось противостояние интервентам и Семибоярщине со стороны народных масс.

Всероссийский патриарх, как общепризнанный духовный лидер, встал во главе народного сопротивления иноземцам, во главе патриотического движения, охватившего большую часть государства. Грамоты-воззвания Гермогена стали расходиться из Москвы по многим русским городам: они посылались в Нижний Новгород, Ярославль, Суздаль, Владимир, Рязань, Кострому, Вологду, Великий Устюг, Арзамас и многие другие. Уходили они и на казачий Дон. В посланиях звучал призыв к вооружённому восстанию во имя спасения Отечества.

Командование польским гарнизоном решило избавиться от опасного противника: 16 января 1611 года Гермоген был арестован на патриаршем дворе. В это время к Москве уже начинали сходиться отряды Первого земского (народного) ополчения рязанского воеводы Прокопия Ляпунова. Противостоять ему в чистом поле поляки не смогли.

Патриарх, оказавшись под арестом, держался исключительно мужественно и «праведно». Он решительно отверг требование одного из лидеров Семибоярщины — М. Г. Салтыкова — остановить продвижение к Москве отрядов Первого земского ополчения:

«Отпиши им, чтоб не ходили к Москве…»

Гермоген, невзирая на прямые угрозы, отказался это сделать. Он бесстрашно заявил Салтыкову и другим посланцам от поляков:

«Если вы, изменники, и с вами все королевские люди, выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтоб они совершили начатое предприятие».

Когда в Москве 19 марта 1611 года вспыхнуло антипольское восстание и интервенты предали восставший город огню, Гермоген был заключён интервентами в кремлёвскую темницу Чудова монастыря. Оно действительно оказалось надёжным узилищем для главы Русской православной церкви.

Но и из монастырской темницы патриарх продолжал рассылать по Руси грамоты-воззвания. Так, в грамоте, датированной 30 августа 1611 года, отправленной в Нижний Новгород, он призвал нижегородцев не поддерживать казачьего атамана Ивана Заруцкого и Марину Мнишек в их попытке провозгласить русским царём «ворёнка» — сына Лжедмитрия II и Марины — Ивана.

…Полякам, затворившимся от ополченцев-земцев за стенами Московского Кремля и Китай-города, стало ясно, что сломить дух патриарха им не удастся. Тогда они решили уморить его голодом, выдавая на день только воду и пучок необмолоченного овса. На открытое убийство такого авторитетнейшего человека, каким являлся Гермоген, интервенты и их пособники не решились.

Так в 1612 году Патриарх Московский и всея Руси Гермоген, великий патриот земли Русской, был уморён голодом. Есть версия, вполне реальная, что он был убит в темнице Чудова монастыря. Датой его смерти считается день 17 февраля.

…Русская православная церковь канонизировала патриарха Гермогена, выходца из донского казачества, духовного наставника освободителей Москвы от поляков в далёком 1612 году.

Ермак Тимофеевич (Тимофеев)

(около 1537–1585)

Донской атаман. Первопроходец. Покоритель земли Сибирской

Среди народных героев казачьего роду-племени времён далёких, о которых уважительная намять сохранилась не только в исторических летописях, сказаниях и песнях, есть человек с именем коротким, но звучным и романтичным. Имя это — Ермак.

О нём не без восторга говорили едва ли не все крупные отечественные историки. Так, Н. М. Карамзин в своей знаменитой «Истории Государства Российского» писал о Ермаке:

«Он был видом благороден, сановит, росту среднего, крепок мышцами, широк плечами; имел лицо плоское, но приятное, бороду чёрную, волосы тёмные, кудрявые, глаза светлые, быстрые, зерцало души пылкой, сильной, ума проницательного».

Дата и место рождения Ермака Тимофеевича неизвестны. Однако большинство исследователей сходятся на том, что он был родом из старинной донской станицы Качалинской. Считается, что фамилия его Тимофеев, хотя обычно в исторических трудах казачий атаман зовётся Ермаком Тимофеевичем.

…Известно, что в 1552 году Ермак командовал отдельным казачьим отрядом с Дона в войске государя-самодержца Ивана IV Васильевича Грозного, сумев отличиться в ходе покорения Казанского ханства (царства) и присоединения его к Русскому царству, особенно при штурме города-крепости Казани. Тому есть летописные свидетельства.

Во время длительной Ливонской войны 1558–1583 годов Ермак Тимофеевич был уже прославленным казачьим атаманом, лично известным польскому королю-полководцу Стефану Баторию, о чём свидетельствуют документы переписки королевской канцелярии.

Когда Ермак Тимофеевич вернулся из Ливонии в станицу Качалинскую, которая, вероятнее всего, была для него родной, казаки избрали заслуженного ратного человека станичным атаманом. Вскоре после избрания он с несколькими сотнями казаков ушёл «вольничать» на Волгу, то есть разбойничать на её берегах. Случилось это около 1570 года.

Историк-белоэмигрант А. А. Гордеев, автор четырёхтомной «Истории казаков», так описывает события в волжских степях, в которых атаману Ермаку Тимофеевичу пришлось сыграть одну из главных ролей:

«…Под начальством Ермака собрались яицкие, гребенские казаки и отряд Ивана Кольцо, что составило дружину в несколько тысяч человек, с которыми Ермак и двинулся на Волгу. Отрядом было нанесено поражение Ногайской орде, был занят их главный городок Ногайчик и разрушен до основания.

Отряд Ермака был достаточно силён, чтобы нанести окончательное поражение Ногайской орде и покончить с ней навсегда, обеспечив юго-восточную часть московских границ, а также и городки донских казаков от угрозы постоянных набегов.

Но уничтожение Ногайской орды нарушало политику московского царя в отношении Крыма и Турции, и успехи Ермака явились преступлением против строгих царских указов — мирного сожительства с азиатскими ордами…»

Разгром Ногайской орды, нападения на персидских и бухарских послов, разбойные дела в отношении купеческих караванов на Волге вызвали праведный гнев царя Ивана IV Васильевича Грозного. Который, как известно, был скор и крут на расправу с любыми «ослушниками» его воли.

На Волгу один за другим посылаются сильные отряды воинских людей, которые наносят казачьей вольнице ряд поражений. Очистить Волгу от речных разбойников государь получил казанскому воеводе — голове Ивану Мурашкину с несколькими стрелецкими полками, которые были посажены на речные суда.

В 1577 году царский воевода Мурашкин, как докладывалось в Москву, действительно очистил Среднюю и Нижнюю Волгу от разбойной казачьей вольницы. Были разбиты и рассеяны немало больших и малых казачьих отрядов. Несколько пленённых атаманов казнили. Часть донцов с Волги ушла в свои станицы, больше не помышляя о «вольностях» на этой реке.

Из Москвы на Дон был отправлен посланник с требованием государя, чтобы Донское войско остановило «разбой» своих казаков, а виновников этого «воровства» схватить и отправить под крепкой стражей в столицу на суд самодержавного монарха.

Посланные с Дона гонцы, имевшие при себе решение войскового круга, нашли отряд Ермака и прочие уцелевшие отряды разбойных казаков на Яике (Урале). Большая часть донцов подчинилась приказу круга и разошлась по своим «юртам», то есть по станицам. В отряде Ермака остались те донские и волжские казаки, которые «попали в царскую опалу» и не могли по этой причине возвратиться домой. Их атаману теперь тоже была «заказана» дорога на Дон, в родную станицу Качалинскую.

Опальные казаки собрали свой «круг», чтобы решить, как им жить дальше. Принятое решение было таково: с Волги уйти на Каму и поступить на «казачью службу» к богатейшим купцам-солепромышленникам Строгановым, которые, бывало, одалживали деньги и царской казне. Тем требовалась охрана своих огромных владений от «сибирских инородцев», которые совершали набеги в поисках военной добычи.