Королевский маскарад, стр. 85

Когда пришлось выйти на базарную площадь, преимущество непобедимости эльфа и эфрита стало несущественно. Воины выбрались на широкое пространство, и там хватило места всем. Лэйли зашипела, отстегивая рукоять клинка-осы, отбросила лук, бесполезный при пустом колчане. «Щит» вокруг султана мерцал, принимая и сжигая оперенную смерть, посылаемую наемниками. Самшар Аль-Дафти от стрел не прятался и с трудом удерживал горячего коня и собственный, не менее жаркий, гнев. Он обязан достичь дворца. Повелитель отвечает за всю страну, его дело не стращать наемников на улицах, а разбираться с их нанимателями. Неторопливо, подробно и обстоятельно, чтобы впредь не затевали грязных дел. Ни те, ни другие – помня об участи предшественников.

Первая магическая атака настигла отряд в середине площади, она была сильной и слаженной, но короткой. Били чистым огнем и еще чем-то, явно переделанным из заклятия, именуемого на западе «клинок камня». Лэйли справилась, обернулась к мятежным магам – и невольно рассмеялась. Укутанные в многослойный шелк, основательно искусанные, окруженные роем насекомых, они вызывали скорее жалость, чем страх. Впрочем, ни жалеть, ни бояться времени не осталось. Кэльвиля старались загнать в круг из тяжелых щитов, и Лэйли мамиными ведьминскими методами пыталась помешать наемникам воевать, желая им поперхнуться, споткнуться и ослепнуть. Воины выли, новая группа уже ломилась к султану, смяв правый фланг охраны испуганными до полусмерти ранеными верблюдами ни в чем не повинного купца, приведшего поздний караван к завтрашнему торговому дню…

Когда площадь осталась позади, в конце длинной улицы стал виден силуэт дворца. И продвижение ускорилось. Рахта, как казалось принцессе, начал слегка светиться от еле сдерживаемого бешенства. Эфрит двигался с пугающей скоростью танцующего огня. Шаг за шагом бойцы наступали по улице, перегороженной горами мусора, повозками, каменными осыпями полуразрушенных стен домов, досками, в которые были вбиты многочисленные гвозди – преграда для конных. Все это приходилось отвоевывать, разгребать, убирать, выжигать.

Магов стало больше, защищающие их от атак насекомых ткани перемежались сложными оборонными заклятиями. Это были лучшие из отступников, Лэйли не сомневалась: отражение магии теперь требовало полной концентрации сил. Защита не всегда действовала достаточно надежно. Уже несколько раз кошими приходилось отбивать атаки самых яростных наемников, наиболее опасных бойцов передового отряда стражи, выпрыгивающих на улицу прямо под копыта коня султана.

Город гудел, как растревоженный улей. Вдали заревом пожара горели факелы, звенела сталь, голоса перекликались – столица пыталась понять, что происходит, и огрызалась на тех, кто потревожил ее покой. А городская стража, кажется, признала золотую сотню султана и опомнилась: теперь наспех громила дома магов, стараясь доказать свою преданность.

Последний заслон стоял у самой решетки дворца. Здесь были те, кто не смог бы уже никак оправдаться перед султаном. Гэхир приметил нового столичного эль-шогира и довольно усмехнулся. Фэриз смущенно глянул на своего бывшего учителя, а Лэйли зашипела по старой глупой привычке, опасаясь за утомленных бойцов – Кэльвиля и Рахту, принявших на себя главный удар отступников, – и прыгнула из седла, не намереваясь более отсиживаться за их спинами.

Султан изумленно смотрел на невозможное – как три бойца, явно уступающие могучей стати его лучших воинов, вычищают последний оплот магов. Повелителя более всего удивляло поведение девушки. Ребенок, которого он предлагал оставить в крепости, жалея хрупкую юность, оказался маленьким чудовищем!

Лэйли металась, прыгала, взбираясь по отвесным стенам, чтобы упасть на головы стоящих в задних рядах и посеять панику. Снова взлетала, когда ее упругий клинок отбивали несоразмерно могучим ударом, и колола, рубила, рвала доспех острыми кромками наручей… Когда прижатые к кованому узору ограды выжившие наемники бросили оружие, она смотрелась не лучше прочих: оборванная, перемазанная кровью – султан искренне надеялся, что чужой, – с глазами, горящими сосредоточенным и холодным зеленым огнем опытного бойца.

Рахта опустил клинки и огляделся, его волосы потемнели, будто погас отблеск внутреннего света.

– Полночь миновала, – грустно молвил эфрит. – Ли, ты цела?

– Мяу, – фыркнула Кошка.

– Идем, вдруг все же она жива. – Голос эфрита осекся. – Мы плохо шли. Медленно.

– Вперед, – оскалилась в хищной белозубой улыбке Лэйли. – Мне самой интересно, кто там уцелел. Опять же, ты меня должен представить сестре. И я тебя тоже кое-кому…

Эфрит дрогнул бровью и осторожно улыбнулся, не смея верить в спокойствие девушки и не решаясь отчаиваться раньше времени.

Глава 15

Гномы в небе

Вечером пятого дня месяца велесеня, начинающего осенний хоровод праздников в северных землях – от Эрхоя до Поморья, – князь Тарлин Эрн шумно праздновал помолвку своей сестры на главной площади столицы.

После выстрела из арбалета на княжеском подворье Аста «болела» в сарае три дня. Лежала и глядела, как солнце вытапливает из сосновых досок слезы смолы. Женщина думала, что так плачет лето – уходит и отдает власть над Эрхоем осени. Еще недельку, не больше, солнышко по привычке будет припекать в полдень, огорчать крупными каплями смолы сосновые доски. А потом в тоску впадут тяжелые осенние тучи – и ее свадьба станет делом семейным, отмечаемым в узком кругу теплого терема. Разве это правильно? И так, видимо, придется уезжать, муж-то не местный, и даже – не человек, как выяснилось. Брат же наверняка хотел бы отдать княжну по обычаю родной земли.

Свою лепту в решение некогда тихой Асты требовать исполнения желания и не бояться спорить внесли и басовитые покаянные причитания сотника гномов Ктыра, прерываемые стуком крепкого лба о бревна княжеского терема. Гном плакал, рвал бороду и не находил себе места. Он полагал, что княжна при смерти, ведь сам стрелял, знал и свою меткость, и чудовищную, неотвратимую силу боевого арбалетного бгррыха.

В первый день осени Аста позвала брата и потребовала объявить о ее чудесном исцелении, чтобы огласить помолвку, отпраздновать осенины и сберечь от разрушения терем, вздрагивающий от звучного гномьего раскаяния. Тарл охотно и, прямо скажем, с большим облегчением согласился. В полдень на площади перед Приказом была оглашена княжеская воля. Жители Хорда за княжну порадовались – не век же ей в девках сидеть. Да и репутация заезжего сапожника Косуты взлетела до небес после истории с гномами: чем не жених? Оно конечно, кумушки в торговых рядах привычно перемывали кости жениху, попавшему в центр внимания города, – человек немолодой и, по слухам, прежде крепко пил. Кроме того, прихрамывает. Вид имеет унылый, с чего радоваться-то? Осень на дворе – а двора своего и нет! Так ведь и невеста не первая по столице красавица, снисходительно усмехались дородные купчихи, привыкшие расхваливать свой товар и не замечать в чужом ничего толкового и достойного внимания.

Эрхойцы сошлись в одном: будет праздник, и это – хорошо. С гномами молодой князь замирился, и без помолвки есть что отметить. Большое дело! Бородатые коротышки носятся по всей столице, стучат молотками, пилят, зычно перекликаются – и город на глазах молодеет и хорошеет под их умелыми руками.

Ктыр лично соорудил навес для праздника и закупил наилучшие вина, без особых обсуждений остановив обоз купца на проходящем вдоль границы тракте. Второй обоз неугомонный сотник проверил на предмет пряностей, в третьем подобрал достойную плюшевую обивку для кресел главных гостей. В складчину «каторжане» приобрели для князя, точнее, для молодых пару великолепных коней из Бильсы. Выбрали там же, на дороге, и даже по хорошей цене: купцы опасались отказывать, зная о недавних бесчинствах гномов.

Утром перед праздником Аста долго разговаривала с Ктыром, и гном наконец поверил, что прощен и может с полным правом сохранить поредевшие за три дня остатки бороды. Княжна выглядела вполне здоровой, радовалась подаркам и первому в своей жизни настоящему торжеству, целиком посвященному ей.