Перворожденный, стр. 62

– Это косность. Неужели ты рассержен из-за этого?

Ситас помедлил, размышляя. Закрыв глаза, он попытался тщательно разобраться в чувствах, переполнявших его сердце.

«Нет. Я неделями работал вместе с отцом, обсуждал, планировал, думал, менял решения, и все же ничего не достиг. Я должен был подумать о милиции. Я потерпел поражение».

– Ты завидуешь Кит-Канану.

«У меня нет причин для зависти. Я наследник Пророка. И все же только что я поймал себя на мысли – лучше бы брат не возвращался».

– Зачем же ты позвал его?

«Он мой брат, я тосковал по нему. Мне пришло в голову, что отец может умереть…»

Прежде чем Ситас смог как следует обдумать ответ, дверь кельи, вырезанная из розового дерева, распахнулась. Ситас поднял взгляд, готовый наброситься на вошедшего, кем бы он ни оказался. Перед ним стояла Герматия.

– Что ты здесь делаешь? – жестко спросил принц.

Женщина вошла в комнатку. Она была с ног до головы закутана в черную как ночь накидку, капюшон отбросила назад. В ушах слабо мерцали бриллианты.

– Я знала, что ты здесь, – негромко произнесла Герматия. – Ты всегда приходишь сюда, когда у тебя плохое настроение.

Ситас надел ледяную маску решимости, чтобы скрыть свою боль, и холодно отвечал:

– У меня отличное настроение.

– Чушь, я слышала, когда входила, как ты бормочешь, разговариваешь сам с собой.

Ситас, поднявшись, отряхнул пыль с колен.

– Так что тебе нужно? – снова спросил он.

– Я узнала, что произошло сегодня в Башне. Похоже, для тебя дело оборачивается не очень хорошо, а? Ты провел столько времени в бесплодной болтовне, а теперь приходит Кит и решает все за один день.

Герматия лишь более жестоко повторила мысль, что жгла его сердце. Ситас подошел к ней так близко, что между ними осталось лишь несколько дюймов и до него доносился аромат розовой воды, в которой она купалась.

– Ты пытаешься меня спровоцировать? – спросил Ситас, глядя жене прямо в глаза.

– Да.

Он почувствовал на лице ее дыхание.

– Я пытаюсь заставить тебя стать принцем, а не каким-то монахом из благородного семейства!

Ситас отпрянул:

– Ты, как всегда, полна очарования, госпожа. Оставь меня, мне нужно успокоиться. Не хочу слушать твои советы, в них нет нужды.

Герматия не тронулась с места.

– Я нужна тебе, – настаивала она. – Всегда была нужна, но ты слишком упрям, чтобы признать это.

Ситас, взмахнув рукой, затушил единственную свечу, освещавшую келью. Комнатка погрузилась в темноту, и лишь узкий луч света пробивался сквозь неплотно прикрытую дверь. Он ощущал присутствие Герматии, тепло ее тела. Она стояла спиной к двери, и он слышал ее учащенное дыхание.

– Когда я был ребенком, меня отослали в этот храм учиться терпению и мудрости. Первые три дня, проведенные здесь, я непрерывно рыдал, потому что меня разлучили с Китом. Я мог перенести разлуку с отцом и матерью, но не видеть Кита… Я чувствовал себя так, словно у меня отрезали кусок сердца.

Герматия промолчала. В скудном свете из коридора алмазы в ее ушах мерцали, словно искорки.

– Позднее, когда мы стали взрослыми, мне позволили раз в месяц на несколько дней возвращаться домой, во дворец. Кит вечно занимался чем-то увлекательным: учился ездить верхом, драться на мечах, стрелять из лука. Он всегда был лучше меня, – сознался Ситас с ноткой покорности в голосе.

– У тебя есть то, чего нет у него, – утешила мужа Герматия, пытаясь нащупать в темноте его руку.

– И что же это?

– Я.

Ситас коротко, ядовито усмехнулся:

– Осмелюсь заметить, что, пожелай Кит, он мог бы заполучить и тебя!

Она выдернула у него руку и, сильно размахнувшись, больно ударила его по щеке. Забыв свою выдержку, принц грубо схватил жену и притянул к себе, так что их лица оказались совсем рядом. Даже в темноте он ясно различал черты ее бледного лица, и она тоже видела его. В отчаянии Герматия воскликнула:

– Я твоя жена!

– Ты все еще любишь Кит-Канана? – Несмотря на то, что между ними не было страсти, он дрожал, ожидая ее ответа.

– Нет, – яростно прошептала Герматия. – Я его ненавижу. Я ненавижу все, что заставляет тебя гневаться.

– Как это трогательно, какая забота. Что-то я раньше не слышал ничего подобного, – издевательски заметил Ситас.

– Да, признаюсь, мне казалось, что я по-прежнему люблю его, – прошептала жена, – но, встретив его, я поняла, что это не так.

Тело Герматии сотрясла дрожь, и она страстно воскликнула:

– Ты мой муж! Я хочу, чтобы Кит-Канан снова исчез, чтобы он больше никогда не смог унизить тебя!

– Он и не пытался меня унизить, – возразил Ситас.

– А что будет, если он полностью завоюет любовь вашего отца? – парировала она. – Пророк может объявить Кит-Канана своим наследником, если он почувствует, что младший сын лучше подходит для управления государством.

– Отец никогда не сделает этого!

Губы Герматии шевелились у самого его уха. Она прижалась щекой к его щеке и почувствовала, как ослабла его железная хватка. Женщина торопливо заговорила:

– Милиции нужен главнокомандующий. Кто же лучше подходит для этого, чем Кит-Канан? У него есть необходимые навыки, опыт. Занятый охраной этих огромных территорий, он десятилетиями не сможет появляться дома.

Ситас отвернулся, и Герматия поняла, что он обдумывает ее слова. На губах ее показалась легкая торжествующая усмешка.

– К тому времени, как он вернется, – пробормотала она, – у нас появится сын, и Кит уже никогда не преградит тебе путь к престолу.

Принц ничего не ответил, но Герматия умела ждать. Вместо того чтобы подстрекать его дальше, она положила голову ему на грудь. Биение его сердца сильно отдавалось в ее ушах. Прошло несколько минут, и Ситас, подняв руку, медленно погладил ее медно-золотистые волосы.

Глава 25

На следующее утро

Важная новость распространилась но Сильваносту так быстро, как будто гигантский город был скромной деревушкой.

На следующее утро весть о предварительном соглашении между Пророком и представителями Эргота и Торбардина достигла каждого уголка столицы. Казалось, город, да и весь эльфийский народ разом вздохнули с облегчением. В сознании всех царил страх перед войной, смешанный с опасениями, что в город снова хлынут толпы беженцев, преследуемые по пятам разбойниками.

Когда наступил рассвет следующего дня, несмотря на затянутое облаками небо и приближающийся дождь, жители Сильваноста вели себя, словно пришел солнечный, теплый день. Аристократов, жрецов и мастеров гильдий, проезжавших по улицам в носилках, приветствовали криками.

Этим утром Кит-Канан выехал в город верхом в сопровождении лорда Дунбарта. Сегодня принцу в первый раз со дня возвращения довелось увидеть Сильваност. Желание видеть город усилилось, когда они с гномом обедали в Харчевне Золотого Желудя. Там, за отличной едой и напитками, тронутый напевами бардов и звуками лиры, Кит-Канан с новой силой почувствовал любовь к своему городу, уснувшую на время его пребывания в лесах.

Они с Дунбартом проезжали по переполненным улицам квартала, где обитала большая часть горожан. Дома здесь были не такими великолепными, как жилища ремесленников и жрецов, но они имитировали башни богачей. Прекрасные здания поднимались лишь на три-четыре этажа. Перед каждым домом располагались небольшие зеленые участки, которые поддерживались в цвету с помощью магии; здесь неистовствовали алые, желтые и фиолетовые цветы; кусты окаймляли извивающиеся, словно реки, тропинки, деревья склонялись друг к другу, словно жених и невеста. Почти каждый дом, независимо от размера, был выстроен наподобие жилищ знати, вокруг внутреннего дворика, где располагался маленький садик семьи.

– Я и не понимал, как сильно я тосковал по нему, – признался Кит-Канан, объезжая телегу, полную весенних дынь.

– Тосковал по чему именно, благородный принц? – переспросил Дунбарт.

– По городу. Хотя лес стал мне домом, здесь осталась часть моего сердца. Я увидел Сильваност словно в первый раз!