Кома, стр. 14

– Я, конечно, не знаю, как там у вас с интеллектуальным развитием, но, несомненно, вы настоящая женщина. Трудно и выдумать большую противоположность существу неопределенного пола, чем вы.

Сначала Сьюзен чуть не поддалась искушению атаковать доводы Бермана с той точки зрения, что выглядеть женственно и быть настоящей женщиной – совсем не одно и то же. Но она спохватилась, что сейчас, перед операцией, дебаты не были полезны Берману, и не стала возражать.

– Я не могу изменить то, что ощущаю, – продолжила она, – и определение "среднеполый" точнее всего описывает мои чувства. Сначала я думала, что медицина хороша, как профессия, по многим причинам, в том числе и потому, что обеспечивает определенное социальное положение, безопасность, которую иначе пришлось бы достичь, например, замужеством. Ну да, – сделала утвердительный жест Сьюзен, – она дает социальную обеспеченность. Хотя я начинаю чувствовать себя лишенной обычной общественной жизни.

– И я должен быть благодарен за это случаю. Если вы, конечно, считаете архитекторов хорошим обществом. Хотя это отнюдь не всегда так, уверяю вас. В любом случае... – Берман почесал в затылке, – я чувствую, что не способен поддерживать приличную беседу в этой унизительной распашонке, в обезличивающей обстановке, но мне бы очень хотелось продолжить этот разговор. Я уверен, что к вам часто пристают, и мне не хотелось бы умножать число ваших проблем, но, может быть, мы смогли бы как-нибудь встретиться и выпить по чашечке кофе, потом, когда мне вылечат это дурацкое колено, – он приподнял свое правое колено. – Я повредил его много лет назад, когда играл в футбол. Это с тех пор моя, так сказать, ахиллесова пята.

– И вы оперируетесь сегодня по этому поводу? – спросила Сьюзен, думая, как бы ответить на предложение Бермана. Она знала, что с профессиональной точки зрения так не делается. Но, с другой стороны, Берман был ей симпатичен.

– Ну да, что-то вроде менискэктомии, – ответил Берман.

В дверь постучали, и в палату так быстро влетела Сара Стернз, что Сьюзен, не успев ничего сказать в ответ, подпрыгнула от неожиданности и стала лихорадочно подкручивать колесико капельницы, запоздало осознав, каким детским выглядит ее поведение. Она снова разозлилась на систему больничных отношений, которая сумела так повлиять на нее.

– Опять укол! – уныло возгласил Берман.

– Да, опять укол. Это ваша предоперационная подготовка. Ну-ка, повернитесь.

Сара Стернз оттеснила Сьюзен и поставила свой лоток на прикроватную тумбочку.

Берман машинально посмотрел на Сьюзен и повернулся на правый бок. Мисс Стернз оголила левую ягодицу Бермана и рукой захватила кожный валик. Игла мгновенно вонзилась в мышцу. Все кончилось быстрее, чем успело начаться.

– Не беспокойтесь о скорости вливания, – сказала мисс Стернз, стремглав направляясь к двери. – Я сейчас все улажу. – И она вышла.

– Ну, мне пора, – быстро произнесла Сьюзен.

– Это согласие? – сказал Берман, стараясь не налегать на левую ягодицу.

– Шон, я не знаю. Я не уверена, что это хорошо с профессиональной стороны, и вообще.

– С профессиональной стороны? – Берман был искренне поражен. – Ну и промыли же вам мозги.

– Да, наверно, – Сьюзен посмотрела на часы, на дверь и снова на Бермана. – Ну ладно, – наконец сказала она. – Давайте встретимся. Но сейчас вам нужно выздороветь. Пусть я буду непрофессионалом, но я хочу пользоваться преимуществом перед инвалидом. Я здесь еще буду, когда вы выпишетесь. Вы примерно знаете, сколько времени здесь пробудете?

– Мой доктор сказал – три дня.

– Тогда я еще зайду к вам до вашей выписки, – и Сьюзен пошла к выходу.

В дверях она столкнулась с каталкой, на которой Бермана должны были отвезти в операционную номер восемь для операции менискэктомии. Перед тем, как выйти в коридор, Сьюзен обернулась и показала Берману большой палец. Он тоже показал ей палец и улыбнулся. Сьюзен направилась к центральному посту, по дороге пытаясь разобраться в своих противоречивых эмоциях. Ей было тепло на душе от встречи с человеком, вызвавшим мгновенную и несомненную симпатию, но, в то же время, ее терзало чувство собственной профессиональной непригодности. Она ничего не могла поделать, но чувствовала, что ей во всех отношениях будет очень трудно стать врачом.

Понедельник, 23 февраля

12 часов 10 минут

Подобно слаломисту, Сьюзен направилась вниз по коридору, огибая тележки с завтраком, заполненные бесцветной пищей. Ароматы, поднимавшиеся с равномерно наполненных тарелок, напомнили Сьюзен, что она сегодня практически не завтракала, перехватив на бегу пару тостов.

Прибытие тележек с завтраком добавилось к обстановке полного хаоса, царившего в сестринском помещении Беард-5. Сьюзен не могла понять, каким чудом здесь каждый пациент получает свое лекарство, процедуры или еду. Сара Стернз, перед тем как вернуться к лоткам с внутривенными вливаниями, быстро поблагодарила Сьюзен и улыбнулась, приятно удивив этим Сьюзен. Больше никто не обращал на Сьюзен внимания, и она ушла. Ей потребовалось три секунды, чтобы решить: воспользоваться ли ей лестницей или подождать переполненный лифт. Кроме того, БИТ находился тремя этажами ниже.

Лестница была металлическая, с рифлеными ступеньками, похожими на измятое серебро. Они были когда-то оранжевыми, но теперь стали пыльно-серыми, особенно в центре каждой ступеньки, что было результатом множества прошедших по ним ног. Стены лестничной клетки были из шлакоблоков, выкрашенных в темно-серый цвет, но краска была старая и облупившаяся. Происходившие канализационные аварии оставили следы в виде продольных грязных полос, тянущихся вниз по стене. Полосы появлялись вновь всякий раз, когда Сьюзен поворачивалась на площадке, начиная спускаться по очередному пролету. Лестница освещалась голыми электрическими лампочками, ввинченными на каждой площадке. На четвертом этаже лампочка перегорела, и Сьюзен была вынуждена спускаться в темноте, аккуратно нащупывая ступеньки ногой. Высота этажей ей показалась довольно большой.

Перегнувшись через металлические перила, Сьюзен могла видеть подвал и поднимавшиеся из него спиральные пролеты лестницы, теряющиеся в разрушительной перспективе. Сьюзен почувствовала дурноту. Гнилостная чернота стен словно надвигалась на нее, пробуждая некий атавистический страх. Возможно, лестница напомнила ей повторяющийся детский кошмар. Хотя этот сон ей давно не снился, она его хорошо помнила. Во сне она двигалась через извилистый тоннель, который чем дальше, тем больше мешал ее прогрессу. Она никогда не достигала конца тоннеля, хотя цель казалась ей очень важной.

В духе мрачной беспокойной атмосферы на лестнице Сьюзен спускалась медленно, шаг за шагом. Ее осторожные шаги отдавались гулким металлическим эхом. Она была одна. Людей не было, и ничто не мешало течению ее мыслей. Больница быстро покинула ее сознание.

Встреча с Берманом еще больше запутала ее мысли. Отсутствие профессионализма не пугало ее, потому что Берман, в сущности, не был ее пациентом. Она была вызвана только для оказания периферического обслуживания. То, что Берман был пациентом, просто облегчило эту встречу. Но Сьюзен не была уверена, было ли это правильно. Поворачивая на площадке третьего этажа, Сьюзен остановилась на короткое время.

Она среагировала на Бермана как женщина. В созвездии неопределенных причин, Берман привлекал ее основным, естественным, даже химическим путем. Для Сьюзен было несомненно, что она после двух лет медицинской школы начала думать о себе как о бесполом существе. В разговоре с Берманом она использовала слова среднего рода, но только потому, что не могла сразу найти определение своему состоянию. Естественно, она была женщиной; она чувствовала себя женщиной, и ее месячный менструальный цикл не давал забыть об этом. Но была ли она женщиной?

Сьюзен начала спускаться на следующий этаж. Впервые она заставила себя осмыслить тенденцию, которая развивалась несколько лет. Она удивилась бы, если бы Карпин был вызван вместо нее, а Берман оказался бы равным образом привлекательной женщиной, а Карпин отреагировал бы как мужчина. Сьюзен остановилась вновь, обдумывая эту ситуацию.