Грань риска, стр. 34

— Вы с Киннардом были любовниками? — спросил он.

— Можно сказать и так, — поколебавшись, проговорила Ким. Она сразу заметила, что поведение Эдварда разительно изменилось. Он явно расстроился. Он стал каким-то суетливым, голос его дрожал, он снова начал заикаться. Ким потребовалось почти полчаса, чтобы утешить Эдварда и убедить его, что с Киннардом покончено навсегда. Она даже извинилась, что вообще упомянула его имя.

Желая сменить неприятную тему, Ким спросила Эдварда, нашел ли он квартиру. Эдвард признался, что еще не занимался этим вопросом, все как-то руки не доходили. В ответ Ким заметила, что сентябрь неумолимо приближается.

Время летело, но ни Ким, ни Эдвард не стали выяснять, где Ким проведет ночь. По молчаливому согласию решение было принято. Она осталась. Лежа в постели рядом с Эдвардом, Ким вспомнила, что она сказала Киннарду о возможном переезде Эдварда в имение вместе с ней. Она упомянула об этом только затем, чтобы подразнить Киннарда, но теперь, в ночной тишине, принялась всерьез обдумывать эту возможность. У нее были неоспоримые плюсы. Отношения с Эдвардом развивались очень и очень успешно. Кроме того, коттедж расположен в таком глухом месте. Пожалуй, ей будет там одиноко.

Суббота, 23 июля 1994 года

Ким пробуждалась постепенно. Не открыв еще глаз, услышала голос Эдварда. Сначала она решила, что это часть ее сновидения, но немного погодя поняла, что голос доносится из соседней комнаты.

Ей стоило большого труда открыть глаза. Сначала она удостоверилась, что Эдварда рядом нет. Потом взглянула на часы. Было пять сорок пять утра.

Уронив голову на подушку и чувствуя, что происходит что-то неприятное, Ким попыталась разобрать слова и понять, о чем он говорит, но это ей не удалось. Из соседней комнаты голос Эдварда звучал невнятно, по тембру можно было понять, что он взволнован.

Через несколько минут Эдвард вернулся. На нем был купальный халат. На цыпочках, стараясь не шуметь, он направился в ванную. Тут Ким и сообщила ему, что уже не спит. Изменив направление, он подошел к кровати и присел на ее краешек.

— У меня грандиозные новости, — прошептал Эдвард.

— Говори нормально, — сказала Ким. — Я ведь уже не сплю.

— Я только что разговаривал с Элеонор, — поведал ей Эдвард.

— Без пятнадцати шесть утра? — поинтересовалась Ким. — Кто такая эта Элеонор?

— Моя ассистентка, — ответил Эдвард. — В лаборатории это моя правая рука.

— Мне кажется, сейчас немного рано вести деловые разговоры, — произнесла Ким. Против воли она вспомнила о Грейс. Ту тоже считали ассистенткой ее папочки.

— Она безнадежная полуночница, — пояснил Эдвард. — Вчера вечером Кевин прислал еще несколько вегетативных колоний нового грибка. Элеонор осталась на работе, чтобы изготовить препараты, а потом исследовала первые пробы на масс-спектрометре. Эти алкалоиды не похожи на алкалоиды, содержащиеся в Clavicepspurpurea. Кажется, в пробах содержатся три абсолютно новых алкалоида.

— Я очень за вас рада, — простонала Ким. Было слишком рано, чтобы она сумела выдавить из себя что-нибудь более пространное.

— Самое потрясающее во всем этом то, что я точно знаю, что, по крайней мере, один из них является психоактивным веществом, — продолжал Эдвард. — Черт, а ведь все три могут оказаться таковыми. — Он возбужденно потер руки, словно прямо в этот момент был готов приступить к делу. — Ты не представляешь, насколько это может быть важно, — продолжал Эдвард. — На их основе можно получить новое лекарство или целое поколение новых лекарств. Если даже они окажутся бесполезными в клинике, их можно использовать в научных исследованиях.

— Я счастлива, — пробормотала Ким. Ее единственным желанием было пойти в ванную и почистить зубы.

— Это просто удивительно, как часто нелепая вроде бы случайность приводит к открытию нового лекарства, — с воодушевлением говорил между тем Эдвард. — Представляешь, лекарство, открытое благодаря тому, что в Салеме триста лет назад проходили процессы ведьм. Это потрясающе, это намного интереснее, чем история открытия прозака.

— Это тоже была случайность? — спросила Ким.

— Да еще какая, — засмеялся Эдвард. — Были предприняты исследования для выяснения воздействия антигистаминных препаратов на выделение в нервных окончаниях одного из нейротрансмиттеров — норадреналина. Ну и что ты думаешь, руководитель исследований провел массу экспериментов с каким-то веществом, пока не выяснил, что это не столько антигистаминный препарат, который в основном действует как ингибитор, то есть подавляет выделение гистамина, а препарат, подавляющий выделение серотонина, причем в двести раз сильнее, чем выделение норадреналина.

— Это просто поразительно! — сказала Ким. На самом деле она почти не слушала Эдварда. Без утренней чашки кофе ее мозг отказывался переваривать подобные премудрости.

— Просто сил нет, как хочется начать работать с этими алкалоидами, — взволнованно произнес Эдвард.

— Ты передумал ехать в Салем? — спросила Ким.

— Нет, — без колебаний ответил Эдвард. — Мне надо увидеть могилу. Поедем! Как только ты окончательно проснешься, так и тронемся.

Сквозь одеяло он шутливо потрепал Ким за ногу.

Приняв душ, высушив волосы и сделав макияж, Ким вместе с Эдвардом вышла из дома. Они снова позавтракали на Гарвард-сквер, незатейливо, но вкусно. После еды зашли в книжный магазин. За завтраком они говорили о пуританизме. Поняв, что слишком мало знают об этом общественном явлении, они купили несколько книг на эту тему. Время близилось к половине десятого, когда они, наконец, отправились на восточное побережье.

Машину вела Ким, так как они опять не решились оставить ее на стоянке возле его дома, пользоваться которой позволялось только жильцам. Движение было небольшим, и уже около десяти они прибыли в Салем. Снова, как и в прошлую субботу, они проехали мимо «Дома ведьмы».

Эдвард взглянул в окно и схватил Ким за руку.

— Ты когда-нибудь была в «Доме ведьмы»? — спросил он.

— Очень, очень давно. А что? Тебе интересно там побывать?

— Можешь смеяться, но действительно интересно. Давай потратим на него несколько минут!

— Почему бы и нет?

Она свернула на Федерал-стрит и остановилась около здания суда. Вернувшись пешком к «Дому ведьмы», они узнали, что придется подождать. Музей открывался в десять часов. Они были не единственными потенциальными экскурсантами. У входа уже ждали несколько семей и влюбленных парочек.

— Просто удивительно, какой притягательной силой обладают салемские процессы ведьм, — прокомментировала эту картину Ким. — Интересно, люди задумываются, что их так привлекает в этих событиях?

— Твой двоюродный брат Стентон объясняет это притягательностью всякой мерзости вообще.

— Это вполне в духе Стентона.

— Он говорит, что притягательность этих вещей состоит в том, что они как бы приоткрывают окно в сверхъестественное, — добавил Эдвард. — И я согласился с ним. Люди в большинстве своем несколько суеверны, и истории о ведьмах будоражат их воображение.

— Я с тобой согласна, — кивнула Ким. — Но боюсь, что в этой притягательности есть нечто извращенное. Ключом является то, что людей, замешанных в этих событиях, казнили. Думаю, вовсе не случайность то, что в мире было гораздо больше ведьм, чем добрых волшебниц. Это необъективно по отношению к нашему полу. Так сказать, перекос.

— Не очень-то поднимай свою феминистскую планку, — пошутил Эдвард. — Я думаю, что женщин чаще обвиняли в колдовстве в силу особой роли женщин в тогдашней жизни. Очевидно, что женщина чаще, чем мужчина, ассоциируется с рождением и смертью, здоровьем и болезнью, а такие аспекты в прежние времена были насквозь пронизаны суеверием и невежеством. Других, более рациональных объяснений этим явлениям тогда просто не знали.

— Мне кажется, что мы оба отчасти правы, — сказала Ким. — Я согласна с тобой, но я была потрясена, совсем немного соприкоснувшись с документами той эпохи, униженным правовым положением женщин во времена Элизабет. Мужчины были напуганы жизнью и вымещали свой страх на женщинах. Это и вызывало женоненавистничество.