Серебряный ветер, стр. 21

— Как вы встретились?

— Я сводная сестра Раиса. Мы обвенчались с твоим отцом спустя несколько месяцев после смерти твоей матери. Он был одержим мыслью никуда не отпускать нас от себя. Он не переживет, если у него еще одного ребенка заберут Плантагенеты. И, как он сказал, ни за что не отпустит свою вторую жену.

Аделина прислонилась к валику для изголовья и предложила Майде край покрывала, чтобы согреть ноги.

— И, когда мальчики подрастут, отец должен объявить старшего своим наследником.

Майда накрыла ладонь Аделины своей ладонью.

— Мне пришлось сказать тебе об этом сейчас. Кардок молчал бы еще долгие годы. Вчера я попросила его поговорить с тобой, до того, как ты выйдешь замуж. Ты должна понимать всю степень риска. Тэлброк может впасть в ярость, когда однажды узнает, что, женившись на наследнице, получил в жены безземельную. — Майда пребывала в нерешительности. — Ты разочарована тем, что есть другой наследник?

Аделина покачала головой:

— Я ожидала, что отец передаст бразды правления племяннику, сыну Раиса. Он не столько хозяин земли, сколько вождь этих людей. Я понимала это еще ребенком.

— Нормандцы видят все по-другому. Для них он прежде всего хозяин земли. Твой муж будет считать, что долина перейдет к тебе по наследству. Если ты все же решила выйти за него, будь осторожна: не говори, что наши сыновья законные, ради себя и ради них. Даст Бог, когда Пенрик вырастет, у нас будет достаточно золота, чтобы подсластить твоему мужу горечь разочарования.

— Тэлброк и так богат. Ему все равно: пусть себе долина переходит твоему сыну.

Майда покачала головой:

— Он был богатым, а теперь у него нет земли и он может захотеть получить долину. Молю тебя, не говори ему правды, пока мальчики не вырастут.

Аделина помнила добрый свет в глазах Тэлброка.

— Он никогда не обидит ребенка.

— Прошу тебя, Аделина, поклянись, что ничего ему не скажешь.

Аделина со вздохом пожала Майде руку.

— Я клянусь, хотя и уверена в том, что Тэлброк никогда не причинит вреда мальчикам.

Аделина отчетливо слышала страх в голосе Майды. Неужели эта женщина страшилась возвращения дочери Кардока домой из опасения, что та возненавидит своих братьев? Неужели здешний народ держится от нее на расстоянии и не сплетничает при ней из страха, что она возненавидит своих маленьких братьев за то, что они, а не она, унаследуют земли в долине? Даже родной отец боялся сказать ей правду! Кем же они считают ее: бессердечным чудовищем? Аделина открыла глаза.

— Мой отец подозревает, что ты решила со мной поговорить?

— Нет, он спит.

— Он когда-нибудь сможет мне доверять?

— Эту тайну он не доверил бы самому святому Давиду [4]*, если бы не получил от него клятву хранить тайну в день нашего венчания. Даже отец Катберт согласился держать наш брак в секрете от посторонних.

От посторонних! Отец причислил ее к посторонним ради ее младших братьев.

— Я сохраню вашу тайну от Тэлброка, — сказала Аделина, — и не скажу отцу, что догадалась, в чем дело.

Майда потянулась к Аделине и порывисто обняла ее.

— Это его скорбь — скорбь от того, что у него забрали дочь и жену. Он любит тебя, Аделина, но страх за сыновей доводит его до умопомрачения.

— Я не причиню ему больше горя, — сказала Аделина. Майда погладила ее по волосам и встала. Впервые за время, проведенное в спальне, она позволила себе заговорить погромче.

— Что же касается других тайн, — сказала она, — что ты знаешь о супружеской постели?

Аделина втянула носом воздух, пытаясь изгнать из голоса дрожь. Потом, когда Майда уйдет, она позволит себе поразмыслить о прошлом. Она повернула лицо к жене своего отца и улыбнулась.

— Я кое-что видела в садах леди Мод. Мое окно располагалось как раз над самым укромным уголком.

— Я подозреваю, — сказала Майда, — что твой муж Симон Тэлброк подойдет к исполнению супружеских обязанностей посерьезнее, чем те прощелыги, что развлекаются с горничными в саду. — Она помолчала, прислушиваясь к ровному сопению Петрониллы. — Надень плащ и ботинки. Давай-ка прогуляемся по двору, и я расскажу о том, что тебе следует знать.

Глава 10

Утром того дня, когда должно было состояться венчание, Симон Тэлброк в сырой часовне исповедовался перед отцом Катбертом. Священник опасался приближаться к Тэлброку ближе чем на пару шагов, то и дело бросая взгляды на открытуюдверь, возле которой согласился дежурить озлобленный Кардок.

— Ты еще не закончил? — заревел он. — Здесь снаружи чертовски холодно.

Внутри было не теплее. Симон удвоил усилия и закончил долгий перечень своих грехов, накопившихся с тех пор, как он покинул Кент. Катберт не знал, а Симон не стал ему рассказывать, что аббат в Ходмершеме принял от него исповедь в тот же день, когда он убил священника. Не имело смысла описывать Катберту это событие.

Симон присовокупил краткий отчет о своем участии в уличной драке в Херефорде.

— Вот на этом все, — подытожил он. — Вы даете мне отпущение?

Катберт слушал его рассеянно и безразлично. Его, казалось, нисколько не впечатлило признание Симона в том, что он убил трех разбойников в окрестностях Херефорда, как и совершенное в том же Херефорде прелюбодеяние с женщиной, которая скорее всего была замужем, как и пренебрежение к святым реликвиям. Симон не стал упоминать о своих похотливых мечтаниях относительно дочери Кардока, но ведь грех не велик, если учесть, что предметом его вожделения была будущая супруга.

— Это все? — спросил Катберт.

— Все, что я сумел вспомнить, — сказал Симон, — со времени моей последней исповеди.

Катберт находился в весьма затруднительном положении. Спроси он Тэлброка, получил ли он отпущение после совершения ужасного убийства в церкви, он грозил навлечь на себя гнев опасного человека; обойди он этот вопрос молчанием, он поступал бы против совести, отдавая дочери Кардока в мужья человеку, который не покаялся в смертном грехе.

Симон видел, какую борьбу с собой ведет священник, и со вздохом решил прийти ему на помощь.

— Последний раз я исповедовался в Кенте, как раз перед тем, как покинуть свои земли.

С явным облегчением священник принялся торопливо проговаривать положенные слова. Когда отпущение было получено, Симон встал и подошел к нему.

— Я должен исполнить епитимью.

Катберт на всякий случай отошел подальше и, небрежно махнув рукой, сказал:

— Чти свою жену и хорошо к ней относись. Симон улыбнулся:

— Это и есть моя епитимья? Мне казалось, я беру в жены хорошую женщину.

— Конечно, хорошую, один момент, милорд. — Катберт побежал к двери и позвал Кардока. Голос у него был такой, словно он только что чудом уцелел после нападения банды разбойников. — Дождь, кажется, перестал. Я могу прямо сейчас их поженить, если хотите.

Симон проследовал за Катбертом на свежий воздух. Небо грозно хмурилось.

В Кенте земля сейчас вся покрыта яркой зеленью, пропитана осенним дождем. Дорога к аббатству лежала через живописные поля и пастбища. Его невеста шла бы сейчас среди всей этой красоты в часовню, а люди Тэлброка осыпали ее цветами. Цветами были бы устланы ступени, ведущие в церковь, и назавтра они бы с улыбками встречали молодых и дарили новобрачной цветы и напутствия. В Тэлброке…

Ветер, холодный и порывистый, дул Симону в спину. Аделина в сопровождении отца вышла из ворот, следом шли женщины из прислуги. Люди Кардока, как всегда, вооруженные, следовали за ними. Солдаты гарнизона неловко переминались позади всех.

Здесь не было детей, которые протягивали бы ручки, чтобы коснуться богатого одеяния невесты, даже сыновей Кардока не было в поеживающейся на холодном ветру бестолковой кучке людей, толпящихся у дверей часовни.

Аделина подошла поближе и откинула капюшон. Роскошные сияющие волосы ее были целомудренно заплетены в косы. Она улыбнулась одними уголками губ и подняв глаза, посмотрела на Симона. Она заслуживала большего, чем эта убогая, лишенная тепла церемония. Хотя сама по себе прохлада была даже кстати. От холода щеки ее порозовели, холод нагонит аппетит, что весьма кстати — свадебный пир уже вовсю готовился. Если уж что-то менять, то не погоду, а компанию. Если вчера на охоте все пребывали в приподнятом настроении, включая самого жениха, то сегодня все изменилось. С такими мрачными лицами, как у людей Кардока, впору хоронить, а не выдавать замуж.