Женя и Дженни, или Вампир из 1Б, стр. 18

— Ну, это уже преувеличение, — сказала бабушка. — Идите, пройдитесь, а потом — за уроки…

Народная вампирская

Еще Витя-Вампир употреблял довольно странные слова и выражения. Например: зашибись, стибрить, хиляк, чубрик, чепушило, жесть, препод, ржунимагу, пацсталом, готично, овощ тебе в помощь, ясен перец, маг, телек, ботаник, клава, антикварный баян, борман, карлсон, фиолетово, чавка отвисла, тащиться, музон, глюки, косить, круто, в теме и совсем уж невозможные какие-то шнурки в стакане.

На первых порах из всего этого набора Женя мало что понимала. Ну, кроме тех слов, которые мальчишки употребляют еще со времен республики ШКИД. И еще телек, по аналогии с велик, как изредка называла мама свой велосипед. Ящик, короче. Еще ее заинтересовал чубрик, кто это — Женя не могла догадаться, пока прямо не спросила Вампира.

— Ну, вроде как чувак, — объяснил тот.

Чепушило было похоже на каппучино, но оказалось, что это что-то вроде бродяги, опустившегося человека, бомжа.

Но больше всего Женю заинтриговали шнурки в стакане, но это, как оказалось, на человеческий язык не переводимо.

— Ну, короче, бодяга, — дал свой комментарий Вампир.

Клава оказалась клавиатурой, Но и чмо тоже. Дура, короче. Антикварный баян — это полная чушь. Фиолетово не означало ничего, кроме расплывчатой одобрительной эстетической оценки, а чавка отвисла означало, ясно дело, отвисла челюсть. То есть на обычном языке ну и удивился же я…

Были и еще слова нового поколения, компьютерной эры, вайфай, джипиэс или там продвинутый айфон, но изучение этого лингвистического слоя Женя решила отложить до тех времен, когда ей подарят компьютер, в ее списке комбик стоял сразу после велосипеда…

Вскоре стало понятно, отчего Вампир такой продвинутый в языке и в компьютере. Он не сам был такой умный. Просто-напросто у него был старший взрослый брат Володя, который учился в той же школе в седьмом классе. Наверное, этот самый Володя тоже был хулиган, но талантливый. Он издавал школьную стенную газету, где помещал стихи собственного сочинения. Скажем, такие.

Вампирская народная

Когда я на почте вампиром служил
Был молод, имел я силенку,
Однажды я, братцы, в сельцо зарулил
И клевую склеил девчонку
Сначала не чуяла девка беду,
Башку задурил не на шутку,
Куда ни поеду, куда не пойду
Все к ней заверну на минутку.
И еду однажды, и вижу, опля,
Смотрит куда-то в тревоге
Тут я соскочил с удалого коня
И обнял ее при дороге.
И вот я припал к нежной шее ея,
И кровушки всласть насосался
Забилося сердце сильней у меня
Я снова на лошадь взобрался.
В сугробе там, братцы, осталась она,
Закрылися карие очи.
Вина мне! Налейте скорее вина,
Рассказывать больше нет мочи…

Потом он объяснил поклонникам его дарования, что вампир должен был конечно потребовать не вина, а крови, но это не влезало в размер. И все его уважали. Так что вампирское начало было у братьев, по-видимому, дело семейное.

В школе, конечно, после этой жизнерадостной песенки случился неслабый переполох и небольшой скандал с вызовом к директору родителей двух веселых братьев. Рассказывали, их отец, сам по специальности компьютерщик, громко говорил в директорской в том духе, что, мол, кто из нас в молодости не хулиганил, а у мальчика ярко выраженные литературные способности. На что директор, говорили, тоже громко кричал, мол, народная песня, народная песня… кощунство и ничего святого. Но дело как-то замялось, и старший брат Вампира Вова остался в школе, хоть стенную газету выпускать ему больше не доверяли.

Это история с вампирской песней произвела на Женю сильное впечатление.

Когда она вернулась домой, то была задумчива, не стала даже целоваться с Дженни, а только потрепала ее за холку и почесала за ухом. И в ответ на обычные расспросы бабушки заявила:

— Прежде чем задавать вопросы, надо накормить человека. И не забудь, пожалуйста, достать из холодильника моченые яблоки. И мороженое на десерт.

Бабушка, несколько испуганная деловитым тоном внучки — быть может, что-то случилось — не стала ни о чем спрашивать и накрыла на стол.

Пока Женя пила из большой дедовой кружки куриный бульон с пирожком с капустой, она не произнесла ни слова. А потом спросила:

— А вот ты знаешь, бабушка, песню Когда я на почте?

— Конечно. Это старинная народная песня. Ямщицкая. А тебе зачем, внученька?

— Ах, бабушка, ты не в теме. Это песня вампирская.

— Какая, какая? — обомлела бабушка.

— Ах, там целая история со стенной газетой и с этой песней. Нет, нет, меня это не касается. Это старший Вовка там опубликовал свою поэму. Ну, и ему досталось.

— Что за старший Вовка?

— Ну, брат Витьки-Вампира. И вообще, бабушка, не задавай так много вопросов. А то я подумаю, что ты не умеешь поддерживать застольную беседу.

— Ну вот, дожили, — вздохнула бабушка. — Теперь она будет учить меня хорошим манерам…

К вечеру вернулась с работы мама.

— Ну что, как твой Вампир? — спросила она уже с порога, улыбаясь и целуя дочку в нос.

Женя промолчала. Но за ужином, когда пришел и дедушка, она неожиданно объявила:

— Ну, ничего, он еще будет за мной ранец носить.

И взрослые переглянулись. Откуда такие женские задатки в их семилетней дочери и внучке.

Осенняя выставка

В субботу, как обычно, дедушка собрался на рынок. Далеко ходить было не надо, выездной рынок по выходным теперь сам прибывал на площадь. Когда дедушка возвращался с полным рюкзаком и двумя пакетами в руках, и бабушка принималась разбирать добычу, квартира наполнялась особыми, субботними, волшебными запахами. Заманчиво пахло квашеной капустой, малосольными огурцами и мочеными яблоками, острыми специями и самой разной зеленью, пахло пряно и празднично.

Женя часто бывала с дедом на рынке, и любила, когда он покупал яблоки, груши и виноград. Особенно Женя нравилось, когда продавец-кавказец замечал ее у прилавка, вернее сказать, замечал ее шапочку под прилавком.

— Дэвочка, — говорил, — попробуй груш.

И он отрезал маленькую ароматную сочную дольку. И протягивал Жене на узком лезвии перочинного ножа.

Женя осторожно брала дольку и отправляла в рот. Отчего-то здесь, на рынке груши казались много вкуснее, чем оказывались потом дома.

— Сладкий груш? — спрашивал продавец.

— Вкусный груш, — соглашалась Женя, и дедушка просил взвесить ему килограмм.

— Только бабушке не говори, что ты пробовала груши на базаре, — шептал дедушка заговорщицки, — она скажет, что это — антисанитария.

И вот в эту субботу Женя взмолилась:

— Деда, возьми на рынок нас с Дженни.

— С собаками на базар не ходят, — сказала бабушка. — Это антисанитария.

Бабушка никогда не говорила рынок, но всегда базар. Например, сегодня у нас на обед будут кислые щи с базарной свининой.

— Это наша чистейшая Дженни — антисанитария? — возмутилась Женя. — Да она сама ходячая санитария.

— Ты посмотрела бы, Таня, сколько на рынке шатается беспризорных шелудивых псов, — заметил дедушка.

— И ты туда же. Ты что же, Сережа, не понимаешь, что брать Дженни туда нельзя. Там ей не место. Подцепит еще от этих бродячих псов какую-нибудь заразу.

— Наша Дженни с бродячими не общается, — сказала Женя.

А дедушка лишь развел руками:

— Не позволяют, маленькая, — обратился дедушка к Дженни.