Слуги света, воины тьмы, стр. 109
Он чуть не рассмеялся. Какое это теперь имело значение? Он размышлял, как прежний Элиот Пост: боялся неприятностей, в то время как Фиона могла вот-вот умереть.
Теперь им ни за что не добраться до этих Золотых яблок…
Взгляд Элиота упал на Леди Зарю.
Или все-таки что-то можно сделать?
Даже сквозь слои полиэтилена он хорошо видел лакированную поверхность скрипки. Она сверкала огнем. Он видел скрученные спиралью концы оборванной струны. Но сможет ли он вообще сыграть на трех струнах?
Он решил, что сможет… Нужно будет только немного поменять позиции пальцев и импровизировать на ходу, исполняя «Симфонию бытия».
Фримен и доктор Миллер говорили о раненых военнослужащих, а Элиот не сводил глаз со своей скрипки.
Да, пожалуй, он сможет сыграть на трех струнах.
Проблема была не в этом. Проблема была в нем.
На этот раз, если он начнет играть и призовет туман, это станет его решением, а не чем-то неожиданным, появившимся в последний момент. Сейчас он полностью осознавал последствия своих действий.
Ему нужен более густой туман, чтобы спрятаться не только от двоих людей, находившихся с ним в комнате, но и от множества других, служивших на базе.
А для этого придется сыграть последнюю часть симфонии, которая его так напугала, сыграть и вызвать к жизни нечто ужасное.
В опасности окажутся люди, которые просто честно выполняют свою работу. Они столкнутся с созданиями, обитающими в тумане, они заблудятся в бесконечных проходах. Многие даже могут погибнуть.
И он будет в ответе за это.
Но на карту поставлена жизнь Фионы. Можно ли рисковать жизнью многих, чтобы спасти одного?
Выбор был именно таков. И это был его выбор.
С таким же успехом можно палить из ружья в комнате, битком набитой народом. Стрелять, не прицеливаясь, демонстрируя равнодушие к человеческой жизни.
Но Элиот не мог позволить, чтобы его сестра умерла.
Может быть, именно для этого и было предназначено третье испытание. Во время второго испытания Фионе пришлось убить Миллхауса. Возможно, теперь настала очередь Элиота сделать что-то подобное.
Он обязан принять решение.
Убить — или быть убитым. Жить — или погибнуть. Добро или зло.
Фримен наклонился и расстегнул наручник на запястье Элиота.
— Если тебе больше нечего сказать, молодой человек, пора трогаться.
Элиот в последний раз взвесил все «за» и «против» и принял решение.
— Я знаю, что вы солгали насчет тумана, — прошептал он. — Никакого сброса топлива не производилось. Вы сами не знаете, что это было такое. А я знаю.
— Вот как? — Фримен уставился на него, как на нечто застрявшее между зубами и вынутое.
— И я могу показать вам, как я это сделал.
Фримен и доктор Миллер нервно переглянулись.
— Это помогло бы мне в диагностике, — шепнул доктор Фримену, — если бы я понял, с чем мы тут, черт побери, имеем дело.
— Ладно, — медленно выговорил Фримен. — Говори.
— Я должен показать.
Элиот потянулся к пакету с вещественными доказательствами.
Стоило ему прикоснуться к Леди Заре, как пульсирующая боль в руке ослабела. Они со скрипкой были словно созданы друг для друга. И боль как будто возникла из-за краткой разлуки.
— Я должен сыграть на своей скрипке.
63
Золотое яблоко
Когда все началось, Фиона находилась в салоне «неотложки». Она лежала на каталке, и обе ее руки были крепко-накрепко пристегнуты.
Туман окутал машину, он накатывал волнами, словно прибой. Фиону обдавало леденящим холодом.
— Странно! — крикнул водитель санитару, обернувшись. Он включил фары, но от этого туман, густой, как гороховый суп, стал совсем непрозрачным.
— А что там с мальчишкой, которого мы ждем? — спросил санитар.
— Элиот? — прошептала Фиона. — Он поедет со мной? Он ранен?
Санитар не стал ей отвечать.
Что они с ним сделали? Фиона попыталась пошевелиться, но не смогла высвободить руки.
Что-то ударило в бок машины. В желтоватой пелене тумана проступило нечто, напоминающее щупальца осьминога.
На душе у Фионы было тяжело. Она чувствовала: с Элиотом что-то случилось, его не просто задержали офицеры ВВС.
Вдалеке послышались крики, раздалось эхо выстрелов.
Санитар схватил чемоданчик, открыл задние двери и спрыгнул, не закрыв за собой двери.
Туман словно немного растерялся у дверей, а потом начал медленно проникать в кабину. Длинные щупальца поползли по полу.
Фиона снова попыталась выдернуть руки из мягких наручников. Наручники были тугими, но ей надо было освободиться. Девочка прижала большие пальцы к ладоням, стараясь сделать кисти рук как можно уже. Упершись ступнями в края каталки, она дернула руки вверх.
Она оцарапала кожу, но ей удалось только еще туже зажать руки наручниками.
— Эй! — крикнул водитель. — А ну прекрати!
Фиона услышала, как щелкнула пряжка его ремня безопасности.
Но прежде чем водитель успел встать с сиденья, треснуло ветровое стекло.
Машина начала раскачиваться вперед и назад. Водитель вскрикнул. Что-то вытащило его из кабины.
Послышалось чавканье и хруст костей.
Фиона не могла обернуться и посмотреть, что происходит.
Все связные мысли словно ветром сдуло. Она принялась судорожно дергать руками и наконец сумела освободить правую.
Рука была окровавлена, но Фиона не думала об этом.
Щупальца тумана царапали и скребли каталку.
Фиона расстегнула наручник на левом запястье.
У нее осталась одна мысль: «Нить. Нужна нить».
Девочка быстро ощупала одеяло, которым ее накрыли. Синтетический флис. Из такой ткани нитку не выдернешь.
Она стала дергать нижний край рубашки, надорвала его и выдернула кусочек хлопковой нитки. Затем туго натянула нитку.
Водянистая лапа с кривыми шипами извивалась, касалась поручня каталки и словно искала, за что бы ухватиться.
Прежняя Фиона вскрикнула бы, окаменела от страха или зажмурилась бы, надеясь, что страшный сон пройдет.
Но эта Фиона давно позабыла детские страхи. Тянущееся к ней чудовище вызвало у нее только одно чувство: злобу.
Фиона резко прижала натянутую нитку к щупальцу — раз, другой, третий, — и страшная лапа развалилась на куски, а потом они задымились и исчезли.
Фиона отдышалась и вдруг услышала музыку.
Казалось, играют одновременно десяток скрипок, и звук их эхом разлетается по морю тумана, музыка звучала то тут, то там, она окружала машину, но при этом как бы не звучала нигде. Это была музыка Элиота, но прежде Фиона ни разу не слышала такой мелодии. Прекрасные мелодичные ноты сопровождались визгливыми криками. Казалось, кто-то сыплет из жестяного ведра гвозди и вколачивает их в разбитую доску.
Туман зашевелился, стал плотнее, а потом в одном месте рассеялся, образовав туннель.
В глубине туннеля возник темный силуэт. Музыкант шел к ней, водя смычком по струнам скрипки, с его руки свисал развязавшийся бинт.
Он увидел сестру и побежал к ней.
А Фиона сделала то, чего не делала очень давно, с раннего детства: она крепко обняла брата.
Он прижал ее к себе одной рукой.
Фиона поспешно отстранилась. Радость видеть Элиота живым и невредимым — это одно дело, но слишком долго обниматься с ним — нестерпимо.
Кроме того, с ним что-то было не так. Конечно, он всегда был не от мира сего, а сейчас их окружал странный туман, наполненный чудовищами. Красная воспаленная полоса поднялась вверх по его руке, а по обе стороны от этой полосы темнели синяки.
Гнев охватил Фиону.
— Они тебя пытали!
Элиот прижал руку к груди.
— Ничего страшного.
Фиона была уверена, что брат просто не хочет сгущать краски, но промолчала. У них были дела поважнее.
— Что это значит? Ты снова вызвал туман? Ты знаешь, что он убивает людей?
Элиот одарил ее таким свирепым взглядом, на какой даже бабушка вряд ли была способна.
— Да, знаю. А ты хочешь найти Золотое яблоко или нет?