Экспансия, стр. 25

Что может быть слаще, чем наесться от пуза перед сном? И не верьте никому, что это зло и яд. Это ништяк и кайф. Нарубался — и баиньки. И сны не тревожные.

Так что и вам желаю… подкрепиться. Прямо сейчас.

И спокойной сытой ночи.

Глава 5

Алексей Сотников, Дед Мороз-Мазай-Пихто

Больше всего мне обидно из-за огурцов.

Вот ведь хрень, соленые огурцы с канала тащу. А что делать — свои-то мы живаком схрумкали, с «витаминой»: небольшим первый урожай вышел, ненадолго Замку его хватило. Так что наши отменные дубовые бочки, под соленый огурец зарезервированные, в подвалах цитадели стоят пустые: нечего было в них солить. И у франков таких нет — мы у соседей свежих взяли, последней бартерной баржой привезли. Парниковых, но вкусных. Зато грибов — навалом, всех мастей, сортов и способов обработки. Грузди соленые — хоть по полбочки выдавай.

— По вареному мясу вопрос сняли?

— Девочки уже почти закончили порционирование, сейчас сюда принесут, — успокоила всех собравшихся Эльвира Иннокентьевна.

Вот оно как — «порционирование», растет профессионализм пищеблока.

Сидим. Третий день сидим. Комплектуем подарочные наборы — каждому жителю анклава. Делаем людям приятное. И политически верное: ничто так не сплачивает народ в монолит, как подарочные наборы перед Новым годом.

— Эльвира, по посуде там… Не жмитесь, а…

— Алексей Александрович, ну че вы, в самом деле! Пусть пишутся, берут. Но за все, что в праздники расколотят, — потом с каждого спрошу, лично. А на поселки вообще не дам: потом назад не допросишься! Охотники с Кордона до сих пор со свадьбы котел не вернули, куда это годится…

Хорошая была свадьба у Кости Лунева. Запоминающаяся. Хотя некоторые моменты той гульбы мне и вспоминать стыдно. Да… Дали мы там картинку Смотрящим.

— Да помню я.

Поморщился, сам себя мысленно кольнул. Вру ведь, не помню, напрочь забыл. А обещал «кордоньерам» дать втык. Записывай не записывай — а что-то ускользает. Ладно, может, сейчас запомню.

— Ну что, список окончательный? Работать можно? Ничего больше не придумали? — Пора завязывать, есть и другие дела.

— А как придумаешь, Леша, если у тебя все в последние дни доделывается, — ядовито проскрипела Зенгер. — Мы тебя сколько трясли? Ты сколько раз обещал?

— Они «окна» ищут. Искатели, — пояснила Казанцева.

— Да они все «пушки» свои везут. И пули. Три раза где-то там, в степи, постреляли по воробьям, и тарятся… Больше ведь Замку ничего не надо, у нас же все есть, — со спокойной язвительностью поддержала подругу Лагутина.

— Лена, елки, не начинай, а! — Я даже расстроился. — Я что сейчас делаю? В хоккей играю? Щас все будет… Все, спрашиваю?!

— Да все, все, жми свою кнопку.

— Ну ждите…

— Стойте! — тут же подскочила Климова, директор школы. А как же. Собери больше трех женщин — и всегда кто-то будет подскакивать в самый критический момент.

— Хлопушек еще возьмите, штук пятьдесят.

— Алло! Мать вашу, девочки, да куда вам столько! Их уже целый арсенал.

Затрахал меня уже этот оргкомитет!

— Возьмите, возьмите, невелик вес. У нас впереди еще три утренника, елки, катания на санях. И от взрослых заявки есть.

— Юлия Павловна, а давайте вам Гонта на удалении гранату взорвет! — сострил я.

— Это у них юмор такой, солдафонский, — качнула головой в сторону соратниц Зенгер. — Это у них гендерное.

— Ой… Много вы понимаете в солдатском фольклоре, — сварливо бросил я. — Лучше скажите, на фига мы кока-колу берем? И так малолеткам уже взяли, в детских наборах было, я помню. Чего этот яд каналом переть?

— Яд, уважаемый товарищ Сотников, это когда каждый день да через день. А когда раз в год с чудовищной сложности поиском «окна» между партиями патронов — это психотерапия, краска праздника.

— Спиртягу-то брать втихую и потом у Юрика групповухой квасить — это у них не яд. А праздничного напитка людям жмут-с.

— Все! Ушел!

Я заскочил в операторскую, сел в кресло, набрал означенное да кое-что плановое.

Ух, поубивал бы!

Трень-бреньк-звяк-позвяк. Берите, мымры.

Вышел.

— Забирайте… ведьмы. Ну вот что, нельзя было свою «паковню» где-нибудь в другом месте учинить, а?

— А где?! — сформировала круглые глазки Ленка.

— Ну зараза, конечно, больше-то негде! — радостно догадался я. — Комнат-то больше нет в замке.

— У меня дома дети, и свои, и в передержке, в клубе народ крутится, украшают сцену, готовят все, — рассудительно сообщила Лагутина. — Репетиции, в конце концов. По улице таскать, чтобы все видели? В столовой? А сюрприз?

В зал вихрем влетел рыжий Санчо, это мой новый ординарец — черт, а не парень. Стопроцентный бес. Скоростной вездеход вертикального взлета.

— Дядь Леш, там эти двое, Гонта с Гоблином к вам по лестнице поднимаются. Щас зайдут. Стр-рашныи-и! В Дедов Морозов нарядились.

Хлопнув огромными дверями, в зал ввалились два широко известных бугая, оба в красных одеждах, оба удалые. Датые, что ли? Вроде нет…

— Девочки, на, реально, чмоки-чмоки! К вам конкретные модные «дедушки» пришли! Херцы-дверцы-шишки-с-перцем!

— И ни хрена не принесли! Гы-гы-гы…

— Гы-гы-гы…

Оба ржут — эка веселые какие.

— Мальчики, а мы только что вспоминали ваш фольклор! — натурально обрадовалась Казанцева.

— Чиво-о? — тупо переглянулись мужики. — Какой такой фольклор? Мы это, чисто доложиться заглянули.

Я критически оглядел артистов.

— Красиво заглядываете. Слышь, Сомов… Да и ты, Гриш. Ну вы хоть это, хоть носы красные наденьте, что ли! Круглые. Бороды приличные нацепите. Куда вы с такими рожами по зоне ходите? Что вы народ пугаете? Дети кругом.

Гоблин быстро огляделся в поисках детей.

— Командор, усе будет «олрайт, бикфордов шнур»! Носы в карманах.

— Поделили?

— Ну! Значит, мы масти так раскидали: я Белую Церковь рву на части, потом красной молнией в Заостровское — там долго.

— А… Значит, с Эльзой полетишь.

— He-а, на бибике.

— А что не самолетом? Бензин выделен, ВПП в станице есть, Эльза ее одобрила.

— Да стемнеет уже, на хрена нам садиться в темень? Убиц-ца, на? В станицу мы с Коломийцевым сходим. Типа туда-сюда, «как провожают пароходы», «Пароходик Ту-Ту!». А Гриша валит на Кордон, на Дальний и в Ментовку. Оба вечером.

— Добро. Только вот что… Вы не квасьте в гостях больше нормы, лады? У нас тут завтра пойдут утренники, елки всякие… так? — я обернулся к женщинам.

Зенгер на секунду отвлеклась:

— Промоем.

И опять согнулась над яркими блестящими пакетами.

— Девочки, а что это вы тут делаете, а? — Мужики наконец-то заметили суету вокруг столешницы.

— Иди, Гриш, иди! — хором зашикали бабы.

Ну, и я пошел вместе с ними.

Пусть они тут комплекты собирают, а я к Юрику загляну.

Радист сидел возле какого-то агрегата и безжалостно драл из него кишки. Прямо зверь. В синей пуховой «безрукавке» на рубашку, синенькие штаны мешочком и вязаные тапки с помпонами. Уютно у Юрки, как всегда. И вот что интересно: зимой в его радиообители еще уютней, чем летом. Камин мерцает, огоньки светятся… Форточка застекленной бойницы приоткрыта, на стекле каемка пушистого снега.