Спасатель, стр. 34
Короче, не нравится мне этот маршрут.
Категорически не нравится. И ситуация не нравится.
Трезво размышляя, мы влипли в историю. Теперь, конечно, знаменитым рейнджерам, спасшим патруль гренадеров короля от полного разгрома, торжественно пожмут руку, глядишь, даже подкинут какой-нибудь ништячок, вручат значок «Юный друг пограничника» и удостоверение с тисненой золотом надписью «Сигуранца. Внештатный сотрудник», а улыбчивый господин Отто Бахманн возьмет такого удалого русского на особый список. Пришел незнамо откуда с оригинальным оружием и машиной. Со стороны нехорошей, команчистой, куда лишь отдельные патрули изредка ездят, — люди нормальные там не ходят. А он живет! Где-то в лесу. Один! Русский, а в ассоциации с регулярными радиопередачами русского анклава — русский агент, внедряющийся, пользуясь свисским либерализмом, в подотчетную зону.
Что потом? Потом под видом остро необходимой прививки вколят мне в мышцу какую-нибудь радиометку и пикающий маячок, чтобы «руссише партизанен» не сбег, часом, к своим. Навесят хвостов, подсадят «новых знакомых».
Оно мне надо?
Все. Завтра, нет, послезавтра… Опять нет, не успеем.
Короче, по готовности уходим по реке на Шанхай, в разведрейс, посмотрим, как там обстановка, сколько в этом южном анклаве стоит подобное авто и торчат ли в земле таблички с надписями «Смерть белым».
Валить тебе пора, Федя.
ГЛАВА 7
Дела скучные сухопутные и не совсем скучные речные
Двери «Балтазара» периодически открываются и закрываются — двое мальчишек таскают внутрь коробки и мешки. Фрау Амманн затеяла ремонт служебного входа.
Открывается дверь — и в зал влетает душноватый запах летнего курортного городка, века, пожалуй, девятнадцатого: в чистом воздухе нет привкуса автомобильных выхлопов. Закрывается — на темные обеденные столы опять наступают запахи кухни, свежих булочек с чесноком, готовые противни уже стоят на стеллажах, близится время обеда.
Пастораль вроде бы. Но тревожно. Все и вся вокруг притихло, как перед бурей. То и дело вижу, как люди шепчутся о чем-то там, где еще недавно громко разговаривали и смеялись. На улицах стало меньше людей и машин. Даже лица изменились, хотя и это можно отнести к проявлениям моей паранойи.
Скоро обед — в таверну придут постоянные клиенты. Но я хитрый, обедаю раньше.
Рядом со мной, напротив, сидит Франц Нойнер, благодарный патрульный, почти друг и уж точно приятель. К столу прислонена трость: хромать ему еще не меньше двух недель. Левая рука почти не беспокоит, хотя он постоянно ее ощупывает. Франц привез ствол, и мы, после осмотра и моего искреннего восхищения, решили пообедать. Естественно, в «Балтазаре»: и Монике хорошо, и нам вкусно. Хотя объективности ради в Базеле весь общепит не халтурен. Гренадер заказал себе жареную курочку, медом мазанную, — категорически не люблю: корочка не столько жареная, сколько карамелизированная, не тот вкус. А Францу нравится.
— Спецслужба есть, значит, ей чем-то надо заниматься, — подтвердил он, тщательно прожевав кусок ножки: щадит желудок.
— А тут я, — невесело подсказал Федя.
— Ну не только ты, — успокоил меня типа корифан. — Но, с их точки зрения, одинокий русский очевидно подозрителен.
— Ох, как же мне все это не нравится… — Я посмотрел, куда бы пристроить глиняную крышечку в капельках пара и жира, снятую с небольшой супной чашки с двумя ручками. Положил прямо на салфетку. Суп-пюре с шампиньонами, сухарики отдельно. Я, когда первый раз сухарики увидел, сразу кинулся возмущаться: они их просто сушили! Научил жарить на противне с оливковым маслом, заправленным укропом, — последний отлично подчеркивает вкус грибов. Сейчас все правильно, научились, иноверцы.
— Не стоит преувеличивать опасность, никакого ареста, чего ты, как я думаю, опасаешься, нет и быть не может. — Патрульный пренебрежительно махнул рукой. — Экономически ты анклаву полезен, обеспечиваешь приток пищевых ресурсов, у нас таких чудаков мало, практически нет. Только на реке и остались.
Есть такие. Одного видел, про троих Ленни рассказывала.
— Не успел еще познакомиться.
— Они тут редко бывают.
— Ненормальному всегда приятно оказаться в компании, — усмехнулся я. — Хоть какой.
— Брось, Тео! Посмотри рационально. Русский парень уничтожает бандитов, рискует своей головой…
— Ага. Все думают, долго ли продержится… Вот подстрелят его команчи, и все решится само собой.
— Ну-ну перестань! Этого никто не желает, — совершенно искренне заявил Франц. — Особенно хозяева ресторанов, наш бизнес, к этому мнению прислушивается даже Берн.
— Но это не индульгенция.
— Нет, конечно. Наши так рассудят: присматривать за русским рейнджером стоит, но не очень пристально: ты же не северянин…
Я сделал вид, что не услышал этой важной оговорки. Важнейшей. «Северянин» — что опять имеется в виду? Житель таинственного селективного кластера, отрезанного от Берна, или некий пришелец с севера, например, приплывший по реке? А они вообще приплывают? Ну да, Ленни ведь принесло течением. Фраза построена так, что эти «северяне» могут болтаться тут абсолютно свободно. Ну нет, уже ясно, что не совсем и свободно. Проходят через посты? Как бы в гости. Еще одна «табуировочка».
Опять открылась дверь, стуча сандалетами, внутрь прошмыгнул мальчишка с коробкой. Что характерно, дверь кирпичом парни не подпирают — не хотят устраивать сквозняк, берегут здоровье клиента. И пружины не снимают. И двери беззвучные, не хлопают. Европа. Уютная летняя Европа. Здесь многие в шлепках-сандалетах ходят, как на курорте, не парятся во всех смыслах. А я что-то весь глухой, как летчик-испытатель, не привык раздеваться. На Рейне даже пляж есть песчаный, оборудованный — там по выходным есть на кого посмотреть. Федя же чего-то стесняется, трусов своих в цветочек, что ли? Эх, надо будет купальные шорты приобресть…
Пока пацан протискивался, в заведение прошмыгнула симпатичная кошечка — сейчас персонал зашумит в скоротечной облаве.
Франц тем временем продолжал:
— Тебе нужно просто немного потерпеть, пойми и их. Вдруг русский коммунист начнет собирать информацию о Замке, проявлять интерес к организации и вооружению армейских структур, начнет плести в Базеле интриги, займется вербовкой. Согласись, они не могут такого пропустить.
— Да что тут у вас шпионить! — возмутился я: посмотрим, что он скажет, как проявится. — Вся армия на виду, вооружение понятно, структура тоже.
— Ты так думаешь? — хитро посмотрел на меня Франц Нойнер, опять проговорился. — Впрочем, таких разговоров лучше и не начинать. Обходи острые углы, Тео, и все будет нормально. Посмотрят в спину и отстанут. Хотя ты прав, проявление боевых качеств чужаком — повод к усилению внимания.
То-то и оно.
С другой стороны, никакого прессинга или ограничений сверх общепринятых я на себе пока не ощущаю. Качественную сканирующую радиостанцию мне продали, в канал-заказах не ограничили, в награде — молодцы — не обидели, шарахаюсь я по всем доступным местам, а «запреток» по относительной площади тут мало.
Что я хочу свалить — так нет тому подтверждений, как нет и поводов так думать. Планов типа не скрываю, рассказываю всем о предстоящих поездках. Ценность Феди как носителя уникальной информации, судя по всему, пока не определена. Информации о Спасателях в обыденных разговорах анклава нет, ни разу не слышал, хотя пару раз осторожно подводил собеседников к этой теме. Ну а уж если бы они знали, что Федя — Спасатель, то контролировали бы жестко, скорее всего, уже сидел бы в комфортабельной камере, может, даже с телевизором и видом на Рейн, — до момента использования. Впрочем, могут просто подозревать. С неясностями.
Однако если заинтересованные лица во главе с Отто Бахманном почувствуют готовность к «свалу», сигуранца вполне может под любым предлогом воспрепятствовать подвижкам. Информацию русским, или кому там, тащит, оружие у него уже нехилое, джип не из худших, лодочка кавайная. Зачем упускать ништяки?