Предложение джентльмена, стр. 26

Первое, что привлекло ее внимание, была коллекция миниатюр, стоявших на письменном столе. Их было девять. Родители Бенедикта и семеро его братьев и сестер, догадалась Софи. Она решила рассмотреть их по порядку, в зависимости от возраста, как вдруг ей пришло в голову, что миниатюры наверняка нарисованы в разное время, так что невозможно определить, кто из братьев и сестер старше, а кто младше.

Поразительно, как они все похожи друг на друга: те же темно-каштановые волосы, крупные губы, правильные черты лица. Она наклонилась поближе, пытаясь определить цвета волос, однако в тусклом свете свечи это было невозможно сделать; впрочем, при дневном свете и цвет глаз на миниатюре не так-то легко определить.

Рядом с миниатюрами стояла ваза с коллекцией камней, собранных Бенедиктом. Софи взяла несколько штук, легонько покатала их на ладони.

— Интересно, почему они тебе так дороги? — прошептала она, осторожно кладя камни обратно в вазу. На вид это были самые что ни на есть обыкновенные камни, однако Бенедикт вполне мог считать их интересными и уникальными, если они вызывали у него какие-то приятные воспоминания.

Рядом с вазой стояла маленькая деревянная шкатулка, которую Софи, как ни пыталась, не смогла открыть. Должно быть, одна из тех хитроумных штучек, которые привозят с Востока. И самое интересное — большой этюдник с карандашными рисунками. В основном там были пейзажи, но также и несколько портретов. Неужели их нарисовал Бенедикт? Софи внимательно взглянула на маленькие буквы с завитушками. Очень похоже на «ББ».

Прерывисто вздохнув, Софи улыбнулась. Лицо ее озарила легкая улыбка. Она и представить себе не могла, что Бенедикт умеет рисовать. Леди Уислдаун ни словом об этом не обмолвилась. Неужели не знала? Скорее всего нет, иначе наверняка написала бы об этом в своей газете.

Пододвинув этюдник поближе к свече, Софи принялась его листать. Ей очень хотелось посидеть подольше и как следует рассмотреть каждый рисунок, но она посчитала это неприличным. А вот в том, чтобы просмотреть все рисунки вскользь и удовлетворить свое любопытство, ничего зазорного нет, решила она.

Пейзажи были самые разнообразные. На одних был изображен «Мой коттедж» (а может, ей следует называть его «Его коттедж»?), а на других — дом больших размеров. Должно быть, загородный дом Бриджертонов, решила Софи. На большинстве пейзажей вообще не было архитектурных сооружений, лишь журчащий ручей, или гнущееся под ветром дерево, или залитый дождем луг. И самое поразительное в этих рисунках было то, что момент был схвачен потрясающе правдиво. Софи могла поклясться, что слышит журчание ручья, шорох листьев на дереве.

Портретов было меньше, однако они показались Софи еще интереснее. На нескольких была изображена, по всей видимости, младшая сестренка Бенедикта, на других, должно быть, его мать. Больше всего Софи понравилась картина, на которой были изображены братья и сестры Бриджертон, играющие на лугу в какую-то игру. В руках у них были длинные молотки. Лицо одной из девушек, изображенных на переднем плане, выражало непреклонную решимость забросить мяч в ворота.

Софи оглянулась. Бенедикт по-прежнему безмятежно спал в своей кровати. Понимает ли он, как ему повезло родиться в такой большой, любящей, дружной семье? Как бы ей хотелось тоже иметь братьев и сестер!

Вздохнув, Софи пролистнула еще несколько страниц? пока не добралась до последней страницы альбома. На ней был изображен карандашный рисунок, отличавшийся от всех остальных. Ночь. Женщина сбегает по лестнице, подобрав юбку…

И внезапно Софи как громом поразило. О Господи! Да ведь это же она!

Она поднесла рисунок поближе к глазам. Бенедикт великолепно нарисовал платье, не упустив ни одной, даже самой крошечной, детали, — то самое потрясающей красоты серебристое платье, которое принадлежало ей лишь один-единственный вечер. Не забыл он и о длинных, по локоть, перчатках, и об изысканной прическе. Лицо, правда, узнать было трудно, но это и немудрено, ведь он так его и не увидел.

Вплоть до сегодняшнего дня.

Внезапно Бенедикт застонал, и Софи обернулась. Он беспокойно ворочался в постели. Закрыв альбом, она положила его на место и поспешила к кровати.

— Мистер Бриджертон, — прошептала она.

Как же ей хотелось назвать его по имени! Именно Бенедиктом называла она его в своих мечтах в течение долгих двух лет. Однако Софи понимала, что подобное обращение было бы непростительной фамильярностью, что служанка не имеет права так обращаться к хозяину.

— Мистер Бриджертон, — снова прошептала она. — С вами все в порядке?

Он открыл глаза.

— Принести вам что-нибудь? — спросила Софи.

Он несколько раз моргнул, и Софи не поняла, слышал он ее или нет. Взгляд его был туманным. Она даже не была уверена, что он ее видит.

— Мистер Бриджертон!

Он взглянул на нее.

— Софи, — хрипло прошептал он. — Горничная.

Софи кивнула:

— Я здесь. Вам что-нибудь принести?

— Воды, — прохрипел Бенедикт.

— Сейчас. — В воде, которая была в кувшине, Софи смачивала полотенца, но, решив, что сейчас не время для церемоний, схватила стакан, который принесла из кухни, и набрала воды прямо из этого кувшина. — Вот, — проговорила она, вручая стакан Бенедикту.

Он протянул к нему дрожащую руку, но Софи, боясь, что он уронит стакан, сама поднесла его к губам. Сделав пару глотков, Бенедикт снова устало опустился на подушки и прошептал:

— Спасибо.

Протянув руку, Софи коснулась его лба. Он был по-прежнему горячим, однако взгляд Бенедикта стал ясным, и Софи посчитала это добрым знаком. Похоже, температура спадает.

— Думаю, утром вы будете чувствовать себя лучше.

Он рассмеялся. Правда, едва слышно, но рассмеялся.

— Маловероятно, — просипел он.

— Я не говорю о полним выздоровлении, — уточнила Софи, — я имею в виду — лучше, чем сейчас.

— Хуже себя чувствовать просто невозможно.

Софи ободряюще ему улыбнулась.

— Не могли бы вы отодвинуться на край кровати, чтобы я сменила вам простыни?

Бенедикт кивнул, послушно отодвинулся и устало закрыл глаза, а Софи ловко заменила пропитанную потом простыню на чистую.

— Здорово вы это делаете, — проговорил он, когда все было готово.

— Мать миссис Кавендер, — объяснила Софи, — она была прикована к постели, поэтому мне пришлось научиться менять простыни прямо при ней. Это не так уж сложно.

Бенедикт кивнул.

— Сейчас я хочу поспать.

Софи ободряюще потрепала его по плечу. Просто не смогла удержаться.

— Завтра вы будете чувствовать себя лучше, — прошептала она. — Я вам обещаю.

Глава 9

«Бытует мнение, что самые худшие больные — это врачи. Однако автор этих строк считает, что из любого мужчины получается никудышный больной. Чтобы болеть, нужно иметь адское терпение, а какой мужчина им обладает?»

«Светские новости от леди Уислдаун», 2 мая 1817 года

Первое, что сделала Софи на следующее утро, — это вскрикнула.

Она заснула прямо на стуле с жесткой спинкой, который стоял у кровати Бенедикта, неудобно скрючившись. Сначала она не спала, а дремала, прислушиваясь к каждому шороху. Но после того как целый час стояла благодатная тишина и с кровати, где лежал Бенедикт, не доносилось ни звука, Софи погрузилась в глубокий сон, от которого должна была бы проснуться полностью отдохнувшей, с радостной улыбкой на губах.

Может быть, именно поэтому, когда она открыла глаза и увидела двух незнакомых людей, пристально смотревших на нее, она так испугалась, что ей потребовалось целых пять минут, чтобы успокоить неистово бьющееся сердце,

— Кто вы такие? — непроизвольно вырвалось у нее, прежде чем она поняла, что это, должно быть, мистер и миссис Крэбтри, муж и жена, поддерживающие порядок в «Моем коттедже».

— Это вы кто такая? — строго спросил мужчина.

— Я Софи Бекетт, — поспешно проговорила Софи. — Я… — Она неуверенно ткнула пальцем в Бенедикта. — Он…