Цветок пустыни, стр. 56

Мне невыносимо представлять, что в этом году еще два миллиона девочек пройдут через то же, через что пришлось пройти мне. Но это заставляет меня также осознать, что пытки повторяются изо дня в день, появляются все новые и новые озлобленные женщины — женщины, которые уже не смогут вернуться в прошлое и вернуть себе то, чего их лишили.

Беда в том, что число девушек, подвергающихся увечьям, не только не снижается, но, напротив, растет. Африканцы, в огромном количестве эмигрировавшие в страны Европы и в США, привезли этот обычай и туда. Федеральные центры по контролю над заболеваниями и по профилактике заболеваний подсчитали, что в штате Нью-Йорк этой процедуре подверглись или же еще подвергнутсядвадцать семь тысяч женщин. По этой причине многие штаты США принимают законы, запрещающие УЖГ. Законодатели считают, что специальные законы необходимы ради защиты детей, которым грозит эта операция, ведь их семьи станут утверждать, что право калечить своих дочерей — одна из их «религиозных свобод». Во многих случаях африканские общины в США способны скопить достаточно денег, чтобы доставить женщину, проводящую обрезание — наподобие той цыганки, — прямо из Африки в Америку. В этом случае она сделает обрезание сразу целой группе девочек. Когда это оказывается не по средствам, семьи берут дело в собственные руки. Один папаша в Нью-Йорке включил погромче музыку, чтобы соседи не услышали воплей, и отрезал своим дочерям гениталии столовым ножом-пилкой.

С огромной гордостью я приняла предложение ООН стать ее специальным послом и включиться в борьбу за права женщин. На этом посту для меня величайшей честью стало работать рядом с такими женщинами, как доктор Нафис Садык, исполнительный директор Фонда народонаселения ООН. Одной из первых она начала кампанию против УЖГ, подняв этот вопрос в своем выступлении в Каире, на Международной конференции по проблемам народонаселения и развития в 1994 году. Мне же предстоит вскоре снова отправиться в Африку — для того чтобы рассказать свою историю и добиться поддержки кампании, проводимой ООН.

Уже более четырех тысяч лет у различных народов Африки существует традиция увечить женщин. Многие полагают, что так предписано Кораном, поскольку данный обряд существует почти во всех мусульманских странах. Однако это не соответствует действительности: ни в Коране, ни в Библии нет ни единого упоминания о том, что обрезание женщин угодно Богу. На сохранении этого обычая настаивают мужчины — невежественные и эгоистичные мужчины, — которые желают таким путем обеспечить безраздельное владение своими женщинами в сексуальном отношении. Они требуют, чтобы их жены были обрезаны. Матери подчиняются этому требованию и подвергают обрезанию дочерей, опасаясь, что иначе те не смогут выйти замуж. Необрезанную женщину считают нечистой, охваченной плотскими желаниями, а потому не годной для супружества. А в кочевом обществе — таком, в каком выросла я сама, — нет места незамужней женщине, поэтому матери считают своей святой обязанностью позаботиться, чтобы у дочерей были наилучшие возможности выйти замуж, точно так же, как на Западе семья считает своим долгом послать дочь учиться в престижную школу и вуз. Так что никаких причин, по которым ежегодно должны подвергаться увечьям миллионы девушек, не существует — кроме невежества и предрассудков. Зато имеются веские причины прекратить эту практику: следствиями обрезания становятся боль, страдания и смерть.

Мне никогда бы и во сне не приснилось, что я стану послом ООН, настолько дерзкой была бы такая мечта. Хотя еще в детстве я чувствовала, что не такая, как мои родные или наши соседи-кочевники, однако я никак не могла представить, что стану послом организации, которая берет на себя решение мировых проблем. ООН играет на международном уровне такую же роль, какую играет мать в семье: она утешает и дает защиту. Думаю, это единственное, к чему я на самом деле готовилась с детства: не зря ведь еще в ранней юности друзья и подруги называли меня «матушкой». Они дразнили меня так, потому что я всегда стремилась оберегать их и воспитывать.

Эти же друзья высказывают теперь опасения, что какой-нибудь религиозный фанатик может совершить на меня покушение, когда я буду в Африке. В конце концов, я ведь стану вести пропаганду против того преступления, которое многие исламские фундаменталисты считают священным обычаем. Я не сомневаюсь, что моя работа сопряжена с опасностями, и признаюсь, что испытываю страх. Особенно это пугает меня, потому что теперь у меня есть малыш, о котором я должна заботиться. Но религиозная вера велит мне быть мужественной: Бог знал, для чего направил меня на этот путь. Он возложил на меня эту обязанность, и я должна исполнить то, что предначертано. А еще я верю в то, что задолго до моего рождения Аллах определил день, в который мне предстоит умереть, и этого никому не изменить. А тем временем я могу снова рискнуть, ведь я всю жизнь только этим и занималась.

18. Размышления о родной стране

Некоторые полагают, что я не уважаю культуру своей страны, — из-за того, что я осуждаю обычай уродовать половые органы женщин. Как они ошибаются! Я каждый день не устаю возносить хвалу Аллаху за то, что я родом из Африки. Нет такого дня, когда бы я не гордилась тем, что родилась в Сомали, и не испытывала гордости за свою родную страну. Наверное, люди других национальностей могут думать, что это очень по-африкански — гордиться по поводу и без повода. Заносчивость — вот как они это называют.

Но, если оставить в стороне вопрос об обрезании, я с кем угодно могу поспорить, что росла не хуже других. Живя в Нью-Йорке, я постоянно слышу, как все только и говорят о важности семьи, но на деле этого почти не заметно. Я ни разу не видела, чтобы близкие родственники постоянно собирались вместе, как мы, пели, хлопали в ладоши, шутили и смеялись. Люди здесь разобщены, лишены чувства принадлежности к своей общине.

Другое достоинство жизни в Африке состоит в том, что мы были частью окружавшей нас нетронутой природы и вели естественное существование. Я знаю, какова жизнь, меня от нее никто не отгораживал. И то была настоящая жизнь, а не искусственный образ, создаваемый телевидением, которое показывает мне, как живут другиелюди. С самого раннего детства я жила, полагаясь на инстинкт самосохранения. Радоваться и страдать я научилась одновременно. Я научилась тому, что счастье — не в богатстве: у меня никогда ничего не было, но я была по-настоящему счастлива. Самые дорогие сердцу воспоминания связаны у меня с тем далеким временем, когда мы все жили в своей семье. Я вспоминаю те вечера, когда после ужина мы собирались у костра и веселились по всякому поводу. А когда приходили дожди и все в пустыне возрождалось к жизни, это был для нас большой праздник.

Когда я была ребенком и жила в Сомали, мы ценили все то, из чего состоит жизнь. Приход дождя был для нас праздником, потому что он нес с собой воду. Кого в Нью-Йорке заботит вода? Пусть себе течет из крана, а ты тем временем отходишь в сторону и занимаешься на кухне другими делами. Вода есть всегда, когда нужно. Бац! — повернул кран, она и потекла. Вот когда не имеешь чего-нибудь, тогда ценишь это, а поскольку у нас ничего не было, то и ценили мы абсолютно все.

Моей семье приходилось всякий день бороться за то, чтобы прокормить себя. Купить мешок риса — это было целое событие! В США, напротив, количество продуктов и их разнообразие поражают человека, приехавшего из стран третьего мира. Но ведь многих американцев, увы, заботит как раз то, чтобы постараться не есть. На одном конце мира приходится бороться за то, чтобы хоть как-то накормить людей. На другом — люди платят деньги за то, чтобы похудеть. Когда я смотрю по ТВ рекламу «Как сбросить лишний вес», мне хочется крикнуть: «Хотите похудеть? Отправляйтесь в Африку! Слабо́? Можно ведь похудеть, помогая другим, — это вам в голову не приходило? Там вы почувствуете себя здоровыми, а заодностанете совсем другими людьми. Сможете сразу убить двух зайцев, да еще каких! И уж поверьте, когда вы оттуда вернетесь, то будете знать много нового. Ваши помыслы станут куда чище, чем до отъезда отсюда».