Хроники Средиземья, стр. 196

Из оружейной нанесли груды доспехов, и вскоре Арагорн с Леголасом облачились в сверкающие панцири, выбрали себе шлемы и круглые щиты с золотой насечкой, изукрашенные по навершью смарагдами, рубинами и жемчугом. Гэндальфу доспех был не нужен, а Гимли не требовалась кольчуга, если бы даже и нашлась подходящая, ибо среди сокровищ Эдораса не было панциря прочнее, чем его собственный, выкованный гномами Подгорного Царства. Но он взял себе стальную шапку с кожаным подбоем — на его круглой голове она сидела как влитая, взял и маленький щит с белым скакуном на зеленом поле — гербом Дома Эорла.

— Да сохранит он тебя от стрел, мечей и копий! — сказал Теоден. — Его изготовили для меня еще во дни Тенгела, когда я был мальчиком.

Гимли поклонился.

— Я не посрамлю твоего герба, Повелитель Ристании, — сказал он. — Да мне и сподручней носить щит с лошадью, чем носиться на лошади. Свои ноги — они как-то надежнее. Вот отвезут меня куда надо, опустят на твердую землю, а там уж я себя покажу. — Увидим, — сказал Теоден.

Конунг встал, и Эовин поднесла ему кубок вина.

—  Фэрту Теоден хал! — промолвила она. — Прими этот кубок и почни его в нынешний добрый час. Да окрылит тебя удача, возвращайся с победой!

Теоден отпил из кубка, и она обнесла им гостей. Перед Арагорном она помедлила, устремив на него лучистые очи. Он с улыбкой взглянул на ее прекрасное лицо и, принимая кубок, невзначай коснулся затрепетавшей руки.

— Привет тебе, Арагорн, сын Араторна! — сказала она.

— Привет и тебе, Дева Ристании, — отвечал он, помрачнев и больше не улыбаясь.

Когда круговой кубок был допит, конунг вышел из дверей чертога. Там его поджидала дворцовая стража, стояли глашатаи с трубами и собрался знатный люд из Эдораса и окрестных селений.

— Я отправляюсь в поход, может статься, последний на моем веку, — сказал Теоден. — Мой сын Теодред погиб, и нет прямых наследников трона. Наследует мне сестрин сын Эомер. Если и он не вернется, сами изберите себе государя. Однако же надо назначить правителя Эдораса на время войны. Кто из вас останется моим наместником?

Ни один не отозвался.

— Что ж, никого не назовете? Кому доверяет мой народ?

— Дому Эорла, — ответствовал за всех Гайма.

— Но Эомера я оставить не могу, да он и не останется, — сказал конунг. — А он — последний в нашем роду.

— Я не называл Эомера, — возразил Гайма — И он в роду не последний. У него есть сестра — Эовин, дочь Эомунда. Она чиста сердцем и не ведает страха. Любезная Эорлингам, пусть примет она бразды правления — она их удержит.

— Да будет так, — скрепил Теоден. — Глашатаи, оповестите народ о моей наместнице!

И конунг опустился на скамью у дверей и вручил коленопреклоненной Эовин меч и драгоценный доспех.

— Прощай, сестрина дочь! — молвил он. — В трудный час расстаемся мы, но, может, еще и свидимся в золотом чертоге. Если же нет, если нас разобьют, уцелевшие ратники стекутся в теснину Дунхерга: там вы еще долго продержитесь.

— Напрасны эти слова, — сказала она. — Но до вашего возвращенья мне день покажется с год.

И, говоря так, взглянула на Арагорна, стоявшего рядом.

— Конунг вернется, — сказал тот. — Не тревожься! Не на западе — на востоке ждет нас роковая битва!

Теоден и Гэндальф возглавляли молчаливое шествие, растянувшееся по длинной извилистой лестнице. Возле крепостных ворот Арагорн обернулся. С возвышенного крыльца, от дверей золотого чертога смотрела им вслед Эовин, опершись на меч обеими руками. Ее шлем и броня блистали в солнечных лучах.

Гимли шел рядом с Леголасом, держа секиру на плече.

— Ну, наконец-то раскачались! — сказал он. — Ох и народ эти люди — за все про все у них разговор. А у меня уж руки чешутся, охота секирой помахать. Хотя ристанийцы-то небось тоже рубаки отчаянные. А все ж таки не по мне такая война: поле боя невесть где, как хочешь, так и добирайся. Ладно бы пешком, а то трясись, мешок мешком, на луке у Гэндальфа.

— Завидное местечко, — сказал Леголас. — Да ты не волнуйся, Гэндальф тебя, чуть что, живенько на землю спустит, а Светозар ему за это спасибо скажет. Верхом-то секирой не помашешь.

— А гномы верхом и не воюют. С лошади удобно разве что людям затылки брить, а не оркам рубить головы, — сказал Гимли, поглаживая топорище.

У ворот выстроилось ополчение: и стар, и млад — все уже в седлах и в полном доспехе. Собралось больше тысячи; колыхался лес копий. Теодена встретили громким, радостным кличем и подвели его коня, именем Белогрив. Наготове стояли кони Арагорна и Леголаса. Покинутый Гимли только было насупился, как к нему подошел Эомер с конем в поводу.

— Привет тебе, Гимли, сын Глоина! — сказал он. — Вот видишь, все недосуг поучиться у тебя учтивости. Но, может, мы пока не будем квитаться? Обещаю, что более ни словом не задену Владычицу Золотого Леса.

— Я готов отложить наш расчет, Эомер, сын Эомунда, — важно отозвался Гимли. — Но если тебе выпадет случай воочию увидеть царицу Галадриэль, ты либо признаешь ее прекраснейшей на свете, либо выйдешь со мной на поединок.

— Да будет так! — сказал Эомер. — До тех пор, однако, прости мои необдуманные слова и в знак прощения изъяви, если можно, согласие быть моим спутником. Гэндальф поедет впереди, вместе с конунгом, а мой конь Огненог, с твоего позволения, охотно свезет нас двоих.

— Согласен и благодарен, — ответил польщенный вежливой речью Гимли. — Только пусть мой друг Леголас едет рядом с нами.

— Решено! — сказал Эомер. — Слева поедет Леголас, справа — Арагорн. Кто устоит против нас четверых?

— А где Светозар? — спросил Гэндальф.

— Пасется у реки, — сказали ему. — И никого к себе близко не подпускает. Вон он, там, близ переправы, легкой тенью мелькает в ивняке.

Гэндальф свистнул и громко кликнул коня; Светозар переливисто заржал в ответ и примчался в мгновение ока.

— Западный ветер во плоти, да и только, — сказал Эомер, любуясь статью и норовом благородного скакуна.

— Как тут не подарить, — заметил Теоден. — Впрочем, — повысил он голос, — слушайте все! Да будет ведомый всем вам Гэндальф Серая Хламида, муж совета и брани, отныне и присно желанным гостем нашим, сановником Ристании и предводителем Эорлингов, и да будет слово мое нерушимо, пока не померкнет слава Эорла! Дарю ему — слышите? — Светозара, коня из коней Мустангрима!

— Спасибо тебе, конунг Теоден, — молвил Гэндальф. Он скинул свой ветхий плащ и отбросил широкополую шляпу. На нем не было ни шлема, ни брони; снежным блеском сверкнули его седины и засияло белое облачение.

— С нами наш Белый Всадник! — воскликнул Арагорн, и войско подхватило клич.

— С нами конунг и Белый Всадник! — пронеслось по рядам. — Эорлинги, вперед!

Протяжно запели трубы. Кони вздыбились и заржали. Копья грянули о щиты. Конунг воздел руку, и точно могучий порыв ветра взметнул последнюю рать Ристании: громоносная туча помчалась на запад.

Эовин провожала взглядом дальние отблески тысячи копий на зеленой равнине, одиноко стоя у дверей опустевшего чертога.

Глава VII

ХЕЛЬМОВО УЩЕЛЬЕ

Когда отъезжали от Эдораса, солнце уже клонилось к западу, светило в глаза, и простертую справа ристанийскую равнину застилала золотистая дымка. Наезженная угорная дорога вилась то верхом, то низом, разметав густые сочные травы, истоптанными бродами пересекая быстрые мутные речонки. В дальнем далеке, на северо-западе, возникали Мглистые горы, все темнее и выше, обрисованные зарей. Вечерело.

А войско мчалось во весь опор почти что без остановок: боялись промедлить, надеялись не опоздать и торопили коней. Резвей и выносливей их не бывало в Средиземье, однако же и путь перед ними лежал неблизкий: добрых сорок лиг по прямой, а дорогой — лиг сто сорок от Эдораса до Изенгардской переправы, где рати Ристании отражали Сарумановы полчища.

Надвинулась ночь, и войско наконец остановилось; пять с лишним часов проскакали они, но не одолели еще и половины пути. Расположились на ночлег широким кругом, при свете звезд и тусклого месяца. На всякий случай костров не жгли; выставили круговое охранение и выслали дозорных, серыми тенями мелькавших по ложбинам. Ночь тянулась медленно и бестревожно. Наутро запели рога, и дружина в одночасье снова тронулась в путь.