Герцог и я, стр. 69
— Ты должен… обязан жить своей собственной жизнью, оставив в прошлом покойного отца и связанные с ним воспоминания. Иначе жить невозможно. Тот период давно закончился. Наступил новый… Пойми это.
Саймон покачал головой. Она испугалась, увидев его глаза, — в них было отчаяние, безысходность.
— Тебе не понять… — с трудом выговорил он. — Мной чуть не с детства управляет это чувство… я сроднился с ним… Отмщение… ненависть… Благодаря ему я превозмог свой дефект… если превозмог… Благодаря ему стал учиться… достиг каких-то успехов… Благодаря…
— Нет! — прервала его Дафна. — Нет, Саймон! Только благодаря себе. Самому себе! Поверь мне… Я уже неплохо знаю тебя… твой ум, благородство, смелость… И уверена: даже если бы отец любил тебя и относился по-другому, ты все равно был бы точно таким, какой есть… каким сам себя сделал…
Он опять покачал головой и собрался возразить, но она сжала ему руку, умоляя ничего не говорить.
После продолжительного молчания, когда ей уже показалось, что она окончательно потеряла его, раздался его шепот, прозвучавший для нее, как громкий крик:
— Я так хочу быть счастливым.
— Ты будешь! — воскликнула она, обнимая его обеими руками. — Клянусь тебе, будешь!
Глава 21
…а герцог Гастингс, между прочим, вернулся в Лондон!..
«Светская хроника леди Уислдаун», 6 августа 1813 года
Саймон молчал на протяжении почти всего обратного пути, когда они медленно ехали через Гайд-парк и потом по улицам, сидя вдвоем на его коне. Несмотря на уверения Дафны, что она вполне оправилась от падения, он настоял, чтобы она села к нему в седло, а сам вскочил позади нее. Лошадь Дафны, испугавшуюся не меньше хозяйки, они нашли в нескольких десятках ярдов от них, и Саймон привязал ее к своему коню.
По дороге к центру Лондона Саймон много думал о словах Дафны, о том, что не может без нее жить (даже без ее ребенка, если тот был бы сейчас у нее в чреве); не может не видеть ее каждый день, не слышать ее голоса… Словом, понял, что любит ее по-настоящему — если ощущение того, что присутствие человека тебе необходимо, свидетельствует о настоящей любви.
Как только они спешились у дверей дома и вошли в холл, то, к своему удивлению, оказались лицом к лицу с тремя братьями Бриджертон.
— Какого дьявола вы пожаловали ко мне в дом без приглашения? — не слишком приветливо спросил Саймон, которому сейчас больше всего на свете хотелось остаться наедине с Дафной, а не тратить время на беседу с тремя, судя по их виду, воинственно настроенными молодыми людьми.
— Мы слышали, что ты вернулся, — сказал Энтони.
— Как видишь, это в самом деле так, — подтвердил Саймон. — А теперь можете убираться!
— Не так быстро, — сказал Бенедикт. Саймон повернулся к Дафне:
— Кого из них, как ты полагаешь, мне следует выкинуть первым?
— У меня нет особых предпочтений, — с улыбкой ответила она.
— Зато у нас есть к Саймону несколько вопросов, — сказал Колин, — которые следует решить, прежде чем мы позволим ему оставить Дафну в его доме.
— Что? — крикнула Дафна. — Что ты мелешь?
— Она моя жена! — прорычал Саймон.
— Она наша сестра! — в тон ему ответил Энтони. — И она несчастна с тобой!
— Это не ваше дело! — снова закричала Дафна. — Придержите языки!
— Все, что касается тебя, — наше дело! — возразил Бенедикт.
— Все, что касается ее, — только мое дело! — завопил Саймон. — Убирайтесь из моего дома!
Некоторое время стоял сплошной крик, никто никого не слушал.
Первым, кто несколько снизил тон, был, как ни странно, Энтони.
— Извини, Дафф, — сказал он, — но мы не можем терпеть того, что происходит между тобой и Саймоном.
— Вы повредились умом, дорогие братья, — сердито произнесла Дафна. — Откуда вы знаете, что именно происходит между нами? Читаете «Хронику» леди Уислдаун? Я вам ничего об этом не говорила, по-моему. Еще раз повторяю: это не ваше дело!
Колин снова выступил вперед.
— Мы не уйдем отсюда, пока не получим подтверждения, что Саймон любит тебя!
Дафна даже побледнела от наглого требования этого мальчишки, но, с другой стороны, ей пришло в голову, что и сама она после всего происшедшего не возражала бы против такого подтверждения. Но не при всех же!
— Вы с ума сошли! — вновь крикнула она братьям. — Заведите свои семьи и распоряжайтесь там сколько угодно. Если вам позволят.
Саймон внезапно поднял руку, призывая всех к вниманию.
— Если мне позволит высокое собрание, — сказал он с усмешкой, — я хотел бы, с вашего позволения, сказать несколько слов своей супруге.
С этими словами он отвел Дафну в другой конец холла.
— Ради Бога, Саймон, — первой заговорила она, — извини этих идиотов за назойливость, за то, что вторглись в твой дом.
— Эти идиоты, — серьезно ответил он, — очень любят тебя, и всеми их действиями руководит любовь. А что касается дома, куда они вторглись, то он такой же твой, как и мой. — Саймон помолчал, на его лице показалась улыбка, смысл которой был ей непонятен. — Я тоже люблю тебя, Дафф, — тихо сказал он, — и ничего не могу с этим поделать. Так что вполне понимаю твоих настырных братьев.
Дафна слегка скривила губы.
— Не очень-то романтично звучит твое признание в любви, Саймон. Если ты его сейчас сделал.
— Зато оно — чистая правда, Дафф.
Она уже давно не видела этой его шаловливо-серьезной усмешки, которую так любила и с которой он сейчас наклонился к ней.
— Да, я люблю тебя, — сказал он, обнимая и целуя ее.
— О Саймон, — успела она вздохнуть и сразу же забыла обо всем, в том числе и о трех случайных свидетелях этого долгого поцелуя.
Прервав его наконец, они обернулись к незваным гостям… Как? Те еще не ушли?
Энтони продолжал с интересом рассматривать потолокв холле. Бенедикт увлекся созерцанием своих ногтей. И лишь Колин с открытым любопытством взирал на целующуюся пару.
— Вы еще здесь? — с нескрываемым удивлением спросил Саймон, не выпуская Дафну из объятий. — Что вам нужно в нашем доме?
На этот раз никто не нашелся что ответить.
— Проваливайте! — миролюбиво предложил Саймон. — Приглашение получите в другое время.
— Правда, уходите, — умоляюще сказала Дафна.
— Они правы! — заключил Энтони и хлопнул Колина по плечу. — Пошли отсюда, парни"!
Саймон уже повлек Дафну вверх по лестнице.
— Надеюсь, вы сами найдете выход, — сказал он, обернувшись через плечо.
Однако прежде чем Саймон с Дафной дошли до второго пролета лестницы и раньше чем братья открыли входную дверь, эту самую дверь толкнули с противоположной стороны, и в проеме возникла фигура, явно принадлежащая женщине. Не слишком молодой, но еще сохранившей изящество и гибкость.
— Мама! — воскликнула Дафна.
Но леди Вайолет Бриджертон смотрела только на сыновей.
— Я знала, что застану вас тут! — крикнула она. — Из всех упрямых, меднолобых, назойливых молодых людей вы…
Окончания фразы Дафне не суждено было услышать — так громко рассмеялся Саймон прямо у нее над ухом.
— Но он делает ее несчастной… — попытался оправдаться Бенедикт за всех остальных братьев. — И наш долг…
— Ваш долг, — решительно заявила мать, — уважать ум и способности вашей сестры и дать ей возможность самой решать свои проблемы… Тем более, — добавила она, глядя в сторону лестницы, — мне кажется, она именно так и поступает.
— Но это как раз потому, — вмешался Энтони, — что мы вовремя…
— Если кто-то из моих сыновей скажет еще слово, — патетически воскликнула леди Бриджертон, — я прилюдно отрекусь от них!
Что еще оставалось беднягам, кроме как подчиниться и замкнуть уста. Саймон же продолжал с наслаждением наблюдать, словно из бельэтажа зрительного зала, эту сцену и довольно посмеиваться.
— А теперь, — продолжала неугомонная леди, — самое время нам всем покинуть этот дом. Не правда ли, мои милые?
С этими словами она направилась к стоявшему неподвижно Колину, который уже понял ее намерения и поднял обе руки, защищая уши. Однако леди Бриджертон ухватила одно из них и повела его к двери, а остальные сыновья покорно пошли следом.