Как выжить в тюрьме, стр. 3

Я сидел на нарах, медленно перебирая четки, сделанные из тюремного хлеба, и напряженно думал, всматриваясь в лица сокамерников. Неужели всем нам суждено вот так, как Юра, покинуть тюремные стены?

Слова дяди Гриши вывели меня из оцепенения. Я четко осознал — мой путь другой. Суицид — удел людей со сломленной волей или просто больных. Мой путь — это путь жизни вне зависимости от того, что и кто будет меня окружать.

Да, неприятно видеть мертвым того, с кем разговаривал за несколько минут до того, как все случилось. Особенно, когда превращение живого человека в мертвеца происходит у тебя на глазах. Смерть любого живого существа всегда неприятна, и привыкнуть к ней невозможно. Смерть — всегда боль, острая, пронзительная, разрывающая в клочья безмолвным криком барабанные перепонки. Абстрактные размышления о том, что смерть является неотъемлемой частью жизни, в реальности оказываются совершенно бесполезны, когда видишь её перед собой.

За тюремной решеткой нервы натянуты до предела. Любое неосторожное слово или действие может привести к взрыву среди заключенных. Что уж говорить, когда ктолибо из пассажиров, пусть добровольно, но уходит из жизни… Я видел это и понимал, что не имею права терять контроль над собой, что любая суета выматывает и ослабляет, что нельзя делать непродуманные шаги, а мозг обязан работать четко и ясно. Мне была жизненно необходима хорошо продуманная и, главное, применимая на практике программа выживания в экстремальных условиях тюремного заключения. Как оказалось, ни в тюрьме, ни, тем более, на свободе её не существовало. Каждый действовал интуитивно, периодически разбивая лоб об одни и те же стены, хотя, обладая элементарным пониманием происходящего, этого можно было бы без труда избежать. Выход напрашивался сам собой — раз такой программы нет, значит, нужно её создать самому.

Я рылся в прошлом, восстанавливая в памяти и анализируя любую информацию, связанную с выживанием в экстремальных ситуациях, вспоминая, как поступали известные мне люди, попав в переделку. Здорово пригодился собственный армейский опыт, опыт заключенных со стажем и тех, кто успел побывать на фронте и в сталинских концлагерях. Что говорить — среди местной публики хотя и редко, но всётаки встречались яркие и интересные люди.

Постепенно, разрабатывая программу выживания в столь специфичных условиях, я решил отклониться от первоначального плана и описать тюремную жизнь такой, какой я увидел её. Коегде мне пришлось сознательно изменить факты и, конечно же, поменять имена, дабы невзначай не навредить тем, кто отбывает свой срок или продолжает творить чудеса на свободе.

Я часто думал, не отложить ли написание книги до выхода на свободу. Наверняка работа получилась бы значительно лучше и была бы написана более ровно и объективно. Однако это была бы уже совсем другая книга. К тому же, я не уверен, захочу ли после освобождения, пусть даже мысленно, возвращаться сюда.

Те, кто упрятали меня за решетку, приложили немало усилий, чтобы убить в сердце малейшую надежду на возвращение. Мне приходится писать, находясь в условиях глухой изоляции от внешнего мира, где переписка запрещена, любые книги (за исключением Библии) запрещены, а провокации, лжесвидетели и подтасовка фактов — неотъемлемые атрибуты тюремных будней. Это трудно понять тем, кто не побывал за решеткой. Далеко не случайно бывалые заключенные не любят рассказывать о жизни в застенках, отбиваясь от назойливых вопросов желторотых юнцов избитой фразой: «Попадешь — сам узнаешь». В этом ответе есть свой смысл. Разве существуют в мире такие слова, которые смогли бы передать, что в действительности испытывает сидящий в тюремной камере человек, когда слышит поворот ключа в замке и удар металла о металл в тиши тюремного коридора?

Глава 1. Первые дни

Если поздно ночью в твою дверь настойчиво постучали и на твой удивленный вопрос: «Кто там?»— незнакомый голос прогнусавил в замочную скважину слово: «Милиция», — не рассчитывай увидеть у себя на пороге высокоинтеллектуальные лица из категории тех, какие показывают рабочему классу в сериале «Следствие ведут знатоки». Если бы не казенная форма и не конторские ксивы, трудно поверить, что именно эти homo sapiens по идее должны обеспечивать законность и порядок на территории украинского государства. Незваные гости почемуто невероятно похожи на тех, чьи описания красуются на страницах газет в разделе криминальной хроники.

Скорее всего, гостей будет человек пять в штатском и один, как положено, в милицейской форме, чтобы у окружающих не возникало сомнений в том, что именно они являются представителями законной власти. Обычно тот, кто в форме, — самый младший по званию. Его прихватили с собой, так сказать, для декорации. Он понятия не имеет, что происходит, в чью квартиру он вломился и для чего. Ему сказали: «Поехали», и он послушно побрел. Такое впечатление, что для него «все равно куда идти — лишь бы с вами по пути». Старший группы, из тех кто в штатском, одет получше, чем остальные, и всем своим видом показывает, «кто в доме хозяин», но и он чаще всего не понимает, что происходит на самом деле. Как правило, это также чистой воды исполнитель, которому поставлена конкретная задача, и он обязан её отработать.

Внешний облик представителей власти вызывает зависть и восхищение. Откормленные и не искалеченные мыслительной деятельностью физиономии пышут здоровьем и верой в завтрашний день. Глаза воровато бегают по сторонам, а наглый, самоуверенный тон собьет с толку любого интеллектуала. Обычно они изъясняются односложными предложениями на так называемом суржике, представляющем собой любопытную смесь недоученного русского и плохо выученного украинского языка. Скопировать их речь нормальному человеку не представляется возможным. Звезды эстрады, всемирно известные мастера разговорного жанра, и те теряются, когда нужно изобразить гуманоидов в милицейских мундирах. Чтобы разговаривать, как менты, нужно самому быть ментом. Другого выхода нет.

Одеваются украинские милиционеры достаточно своеобразно. Даже в тех случаях, когда появляется возможность натянуть на себя дорогие шмотки, они умудряются их носить настолько безвкусно, что просто диву даешься. Обрати внимание: менты никогда не чистят обувь, всегда ходят с папкой под мышкой, редко меняют носки и по праздникам выливают на себя по полведра самого дешевого одеколона. Те, кто помоложе, но уже успели проработать несколько лет в органах внутренних дел, обожают, как петухи, обвешиваться конфискованной бижутерией, всевозможными золотыми побрякушками и цепями толщиной в два пальца. Наверное, у них в райотделе так модно.

Когда мусора начнут ломиться в дверь, прежде всего посмотри на часы. С одиннадцати вечера до шести утра можешь смело посылать их подальше, не обращая внимания на истеричные вопли и настойчивый стук. После шести дверь открывать также вовсе не обязательно. Если им надо — пусть тащат сварочный аппарат и штурмуют бронированные двери. (Если дверь в твою квартиру сделана не из металла, а из дерева и открывается вовнутрь, а не наружу — прими мои соболезнования).

Пока непрошеные гости будут возиться с входной дверью, подумай, что их может заинтересовать, и это самое чтото спрячь в труднодоступное место. На худой конец, забрось за шкаф в коридоре. Менты — существа до безобразия ленивые, тяжести таскать не станут. Что касается логики, то она в их действиях отсутствует напрочь. Например, у меня дома во время и первого, и второго обысков они не стали открывать вмурованный в стену сейф, потому что не нашли к нему ключ. Однако поотрывали вагонку, которой был обшит балкон, и поломали мебель. То ли от злости, то ли у них такое служебное рвение…

Предположим, менты таки вломились в твою квартиру, и ты имеешь счастье созерцать, как они, размахивая ордером на обыск, рыскают по квартире. Обычно, первое, что говорит старший группы, звучит примерно так: