Вилла в Италии, стр. 26

— Я всегда хорошо успевала по математике.

— По математике, преподаваемой в школе для девочек. Я полагаю, женские колледжи считают, что обязаны подготовить несколько женщин, чтобы преподавать эти предметы. В высшей степени неженское занятие.

Джессика встала и встряхнулась, освобождаясь от потока мыслей, и побежала по песчаной гальке в море, к подруге. Они поплавали, но не очень долго, потом улеглись на полотенцах, наслаждаясь солнцем.

— Я хотела бы остаться здесь навсегда, — улыбнулась Делия. Мелдон прикрыла глаза. Было что-то магическое в этой маленькой, скрытой от чужих глаз бухточке, такой тихой и спокойной, если не считать шума моря, такой теплой и наполненной светом. Чистый рай. Никто и ничто не тревожит. Над ними — безлюдная тропинка, ведущая на виллу, а впереди — море, одинаково пустынное до самого горизонта, синее и безбрежное.

— Абсолютный мир и покой, — пробормотала она с закрытыми глазами.

— Как будто мы единственные люди на земле.

— Вот так оно и будет для тех немногих, кто уцелеет, после того как взорвутся все атомные бомбы. Выжившие в буквальном смысле окажутся единственными людьми на земле.

— Джессика, что за гадость ты говоришь! — Делия даже привстала от возмущения; все ее умиротворение как рукой сняло.

— Извини. — Мелдон протянула руку за солнечными очками. — Не то чтобы я об этом много думаю — просто хочу сказать: ведь мы с этим ничего не можем поделать, и если ученые собираются всех нас разнести в куски, то так и поступят. Тогда какой смысл изводиться по поводу того, что нельзя изменить.

— Ты наслушалась Джорджа, который помешался на мыслях об атомной бомбе.

— Правда?

— Он говорил об этом с Марджори. Хельзингер слишком много знает, для того чтобы быть счастливым. Думаю, в этом беда всякого физика-ядерщика.

Джордж стоял перед окном в гостиной и смотрел на небо, где сквозь плотные облака драматически пробивались косые лучи солнца.

— Как на картине в стиле барокко. Пожалуй, хорошо, что вы успели искупаться сегодня днем.

— Бенедетта была иного мнения, — покачала головой Делия. — Чувствую, мне повезло, что не лежу в постели с грелкой, а у изножья кровати не стоит какой-нибудь старинный лекарь в порыжелом черном сюртуке и не твердит, в лад Бенедетте, что купаться в апреле означает рисковать не только легкими, но и самой жизнью.

— Ну а я рад, что успел сходить и обследовать Сан-Сильвестро, пока солнце еще светило, хотя на обратном пути небо уже стало затягиваться.

— Там была какая-нибудь жизнь, в Сан-Сильвестро? — спросила Делия. — В жизни не видела более пустынного места, чем этот город, когда мы там были.

— Определенно на улицах встречались люди. Правда, в большинстве своем очень юные либо очень старые. И лавки были открыты. Я зашел в бар выпить кружку пива.

— Будет гроза, — сообщила Марджори, которая встала из-за стола и теперь тоже смотрела в окно гостиной. — Именно это имел в виду Джордж. А я знала это еще утром. Чуяла.

— Ты всегда все знаешь, — буркнула под нос Мелдон. Свифт ее услышала, но проигнорировала замечание. Она знала, насколько раздражает Джессику, но сказала себе, что ее это ни капельки не волнует.

— Только не еще один сирокко! — охнула Делия. — Это был настоящий кошмар. — Она подошла к окну и встала рядом с Марджори. — Действительно, впечатление, что тучи быстро собираются.

К тому времени как Бенедетта ударила в гонг, созывая к обеду, дневной свет на взбаламученном небе померк, сменившись пурпурными вспышками на сером фоне. Пока гости шли через украшенный фресками холл, направляясь в столовую, раздался глухой хлопок, свет в доме мигнул, а затем с треском, похожим на выстрел, все огни погасли.

— Прекращение подачи электроэнергии, — прокомментировал Джордж.

Раздался пронзительный голос Бенедетты, находившейся в нескольких комнатах от них. В нем звучало негодование, а затем послышались командные ноты.

— Она хочет, чтобы мы оставались там, где стоим, — перевела Воэн.

— Терпеть не могу это время суток без света, — буркнула Джессика.

— Ну, я не собираюсь торчать здесь в темноте бог весть сколько! — возмутилась Делия.

— Нам требуется только следовать указаниям собственного носа, — подсказал Джордж.

Осторожно, натыкаясь на стены и двери, они добрались до другого конца комнаты и, наконец, вышли в зал, где смогли различить дверь в столовую, через которую пробивался слабый свет.

— Луна взошла, — произнесла певица. — Мы можем обедать при лунном свете.

Но в этом не было необходимости. Мягкий, струящийся сквозь сумрак свет поразительно яркой луны, то выплывающей, то вновь скрывающейся за грозовыми облаками, дополнился сначала одной, а затем и целым строем масляных ламп, по временам мигающих, точно грозящих погаснуть.

— Боже, как вкусно пахнет, — восхитилась Делия, когда Бенедетта поставила перед ней небольшую тарелку с едой. — Интересно, что это такое?

— Наша пищеварительная система взбунтуется от такого количества вкусных блюд, — пошутил Джордж.

— Только не моя, — заверила Марджори. — А вино — истинный нектар. Я уверена, — писательница обратилась к Делии, — что для вас это не редкость, но что до меня, дешевое красное — практически единственное вино, с каким мне приходилось иметь дело.

— Вообще-то мой отец трезвенник, так что я тоже не знаток вин.

— А ваша мать, она тоже трезвенница? — Свифт подложила себе еще спагетти с мидиями в чесночном соусе.

Делия почувствовала, что еда застревает в горле. Как это Марджори удается? Откуда она могла узнать? Понятно, что ниоткуда; просто реплика в разговоре, какую может произнести каждый. Даже не догадка, ибо с какой стати кто-то должен догадаться, что спокойная, уравновешенная леди Солтфорд прячет под половицами бутылку джина и что лаймовый сок, который, она, как известно, так любит, и стимулирующее лекарство, которое так одобряет ее муж, на самом деле никогда не употребляются ею сами по себе.

Горничная леди Солтфорд, ее верная служанка, которая, как подозревала Делия, терпеть не могла лорда Солтфорда, была посвящена в эту тайну. Именно она покупала джин, прятала, приготовляла особую жидкость для полоскания рта, дабы удалить всякие остатки запаха алкоголя, избавлялась от пустых бутылок и молча приносила госпоже бокал джина с лаймом в постель вместе с завтраком.

Делия обнаружила это случайно, когда, заболев скарлатиной, приехала из школы домой. Чувствуя себя скверно и плохо соображая, она встала с постели и зашлепала босиком в комнату матери, услышав оттуда звуки, свидетельствующие о присутствии людей. Ее мать вставала очень рано — привычка, которую отец одобрял, ибо Бог, по его мнению, начинает работу с рассветом. Ранний подъем матери объяснялся отчасти бессонницей, отчасти тем, что при этом она имела возможность без помех принять свою порцию, которая заряжала ее на утро. Не то чтобы существовала опасность, что муж нанесет неожиданный визит в это время. Еще с раннего детства Делия знала, что совместная жизнь родителей была исключительно показной. Без свидетелей же каждый из них жил собственной жизнью — отец был целиком поглощен делами концерна, мать вела дом и поместье, а также занималась благотворительностью.

Была ли ее мать алкоголичкой? Можно ли считать человека алкоголиком, если он выпивает четыре порции крепкого джина в день? Пожалуй. Одну за завтраком, одну перед ленчем, одну перед обедом и одну на ночь.

Воэн понюхала вино и без всякого пиетета отправила бархатистую жидкость в рот.

— По-моему, вокруг вина масса лишней суеты и снобизма. На самом деле я к вину довольно равнодушна.

Джордж покачал головой:

— Жаль, очень жаль, при наличии такого вкусного вина, как это.

Делии хотелось избавиться от воспоминаний, которые закопошились в голове, не думать об отчаянии, написанном на лице матери, когда они с мужем сидели на противоположных концах длинного стола красного дерева. Любит ли мать отца? Любила ли хоть когда-нибудь? С небрежным равнодушием юности девочка заключила, что мать и отец просто отдалились друг от друга, как это часто бывает с супругами, и что их взаимное отчуждение никак не связано с эмоциями или какой-то ссорой — ссоры между ними давно прекратились.