Приют изгоев, стр. 54

Насмешливый голос заставил ее вскочить на ноги.

– Готовитесь к свадьбе, дорогая? – Колдун бесцеремонно подошел к Аойде и сел на край сундука. – Уверяю вас, вам вряд ли понадобится это тряпье…

– О нет, государь, – едко возразила Аойда. – Это не приготовление к свадьбе. Я должна возвратить князю Шератану Сабику подарки, что были мне присланы моим женихом. Это вопрос чести…

– Вашим женихом, дорогая? Дело не стоит того, чтобы шевелить из-за него хотя бы пальцем,. – отозвался Абраксас. – Но поступайте, как вам угодно.

Аойда склонила голову. Сказать ему? Но он только рассмеется…

– Князь Шератан Сабик прислал подарки не только мне, но и моим родным, – сказала она упрямо. – Прикажите им вернуть…

– Как вам будет угодно, дорогая, – учтиво ответил Абраксас. – Это такой пустяк.

– И я должна написать князю письмо, – добавила Аойда. – Я должна объяснить причину, по которой разрываю помолвку. .

Абраксас поморщился, но возражать не стал.

– Разумеется, вы можете написать ему.

– Благодарю вас, сударь. – Аойда присела в поклоне. Пришлось выдержать прикосновение его руки, которая скользнула по щеке; Аойда с трудом сдержалась, чтобы не отвернуть лицо.

– Когда вы станете моей женой, я запрещу вам носить чепчики. У вас великолепные волосы, дорогая.

Аойда почувствовала, что заливается краской стыда и гнева, и отвернулась.

Абраксас ушел, а спустя полчаса люди в серебристых плащах принесли подарки, которые возвращали князь и его жена. Они появились бесшумно и безмолвно: безмолвно помогли Аойде упаковать сундук, и один из них безмолвно записал продиктованное Аойдой письмо, когда она попросила позвать писца; руки, державшие перо, были словно облиты все той же серебристой тканью без швов.

Незаметно приблизился вечер, и незнакомый слуга пришел позвать Аойду к ужину.

Аойда, вспомнив о чепце, сняла его: раз нареченный супруг желает любоваться ее волосами, следует подчиняться. Однако показываться на людях с совсем непокрытой головой было неподобающе, и Аойда не смогла заставить себя нарушить приличия – накинула на голову белую кружевную шаль.

В сопровождении слуги она вошла в комнату, где за круглым столом сидели уже Абраксас, ее отец и мать; Линкей, девятилетний брат Аойды, стоял рядом с креслом отца.

Увидев невесту, Абраксас встал и учтиво проводил ее к столу, а когда Аойда села, занял место рядом и положил руку ей на колено. Аойда вздрогнула. О Небо! Как стыдно…

Выступил вперед стоявший возле стены писец, ранее Аойдой незамеченный. Отчетливо выговаривая каждое слово, он прочитал текст брачного соглашения. Аойде было безразлично, какое имущество будет принадлежать ей или ее детям, но все же слушала она внимательно, потому что во время чтения рука Абраксаса переползала все выше и выше по ее ноге, а она не знала, как поступить; прикосновение было неприятно, но сбросить руку человека, теперь получившего на нее все права, было неприлично.

Тогда она просто взяла его ладонь и накрыла своей, препятствуя дальнейшему ее продвижению.

Абраксас повернул к ней голову и улыбнулся.

– Какая ты грозная, – шепнул он, чуть наклонясь. – Ты меня сильно ненавидишь?

Аойда промолчала. Она старалась отвлечься, слушая писца.

…Оказывается, ее будущий супруг носит никогда не слыханную ею фамилию Ахеа и является потомком легендарного короля Товьяра Тевира…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

САБИК

КОШКИ-МЫШКИ

Князь Сабик посмотрел на перо, которым только что писал, потянулся было к перочинному ножу, но потом раздраженно бросил перо в угол и взял свежезаточенное.

– Таким образом… – сказал он себе и продолжил писать:

«…Таким образом, сначала в Тестале, а потом и в Мунитайе происходят странные вещи, и объяснения этим вещам пока не найдено. Я получил от княжны Муниты совершенно невразумительное письмо, в котором она разорвала нашу с ней помолвку, а также вернула ларец с подарками, что я послал ей несколько месяцев назад. Среди возвращенных вещей была обнаружена записка, судя по ее расположению, намеренно спрятанная от посторонних глаз. Записка собственноручно писана княжной, и в ней она умоляет меня ни в коем случае не приближаться к Абраксасу и к тем его подданным, которые облачены в серебристые плащи, ибо в пределах непосредственной видимости их чарам подчиняется практически все. Возникает, правда, вопрос: каким именно образом я определю те места, к коим мне не следует приближаться? Однако слова княжны подтверждаются многочисленными свидетельствами, кои получаем мы отовсюду здесь, на Севере…»

Сабик писал своей сводной сестре, великой княжне Меиссе, но знал, что читать его будет прежде всего Императрица, а потому в дальнейшем, минуя официальных секретарей, содержание его станет известно Императору.

Сабик услышал у входа в шатер негромкий двойной хлопок в ладони – кто-то из приближенных пытался привлечь его внимание.

– Да! – несколько раздраженно откликнулся князь. Он не любил, когда его прерывали. – Кто там?

Полог палатки откинулся, и вошел полковник Арнеб Акубенс из Натха, старший офицер экспедиционного отряда, с которым Сабик двигался к северу.

– Ваше высочество, очень юный мунитайский дворянин просит вашей аудиенции, – произнес Акубенс.

– На нем, случайно, нет серебристого плаща? – автоматически поинтересовался Сабик. Хотя выглядело это в общем-то глупо.

– На нем вообще плаща нет, ваше высочество, – ответил Акубенс, внешне не выказав удивления, хотя вопрос князя не мог не удивить старого вояку.

– Он назвал свое имя?

– Корнет Абант Феретиа, сын Гириэя Ферета. Фамилия известная, старинная. Сабик чуть помедлил.

– Хорошо, пусть войдет.

Акубенс с неглубоким поклоном вышел. И не успел полог за ним опуститься, как в шатер вошел мальчик лет пятнадцати от силы, очень бледный, в грязной порванной одежде – в таком виде неприлично было бы входить к князю, однако Сабик не обратил внимания на это небольшое недоразумение, потому как понимал, что вызвано оно лишь чрезвычайностью обстоятельств.

Мальчик поклонился. Сабик прервал его церемонное приветствие, предложив гостю сесть и налив ему стакан вина.

Абант Феретиа присел, но к вину не прикоснулся.

Сабик видел, что мальчик взволнован, встревожен и вообще чувствует себя не в своей тарелке. Но раз он пришел к нему, да еще в таком виде, значит, его привело что-то важное, неотложно важное.

– Что происходит в Мунитайе? – спросил князь без обиняков, видя, что юноша сам не может начать говорить.

– Там, – возбужденно заговорил мальчик, – там все пропахло колдовством… Все сходят с ума… И Абраксас продолжает продвигаться на юг… – Он перевел дух и пригубил вина. Потом продолжил так же невразумительно: – Мне очень жаль, ваше высочество… Единственное, что я могу вам сказать точно, это то, что, если вы хотите уцелеть и сохранить своих людей, вашему отряду следует немедленно уйти в сторону и беспрепятственно пропустить войско Абраксаса. Только это может вас спасти от неминуемой и бессмысленной гибели.

Сабик посмотрел на него.

– Вы говорите о людях в серебристых плащах? – спросил он. Мальчик вздрогнул так, что расплескал вино.

– Простите, князь, – пробормотал он растерянно, но князь отмахнулся. – Значит, вы знаете?

– Ничего я не знаю, – раздраженно ответил Сабик. – Что случится, если мы останемся на месте?

– Не знаю, – признался мальчик. Он, казалось, снова погрузился в себя, переживая случившееся с ним. – Может быть, ваши солдаты перебьют друг друга, как перебили друг друга люди моего отца, когда мы пытались остановить Абраксаса на границе с Тесталом. Может, вас всех охватит то страшное сумасшествие, которым теперь охвачена Мунитайя, и вы признаете Абраксаса Великим государем и потомком Тевиров. Не знаю… Возможно, случится что-то еще. Но случится непременно, ваше высочество.

Наконец-то что-то стало проясняться. Но что?

– Вы были на тестальской границе? – догадался Сабик.