В тебе моя жизнь..., стр. 243

Эта девочка, дочь графини Ворониной… О Боже! Эта девочка — дочь Сергея!

Глава 62

Марина снова подошла к окну, чтобы отодвинуть занавесь и в который раз взглянуть парадный подъезд к дому.

Никого, кроме дворника, что сейчас зажигал дверные фонари, аккуратно поправляя фитиль толстой свечи. Впрочем, она и не надеялась кого-либо увидеть там, ведь стук подков или звук каретных колес она бы непременно услышала сквозь распахнутые настежь окна. Откуда-то сверху, со второго этажа донесся глухой звук, будто что-то тяжелое уронили на пол, а затем послышался визг, такой громкий, что Марина ясно различила его сквозь стены.

Катиш, вздохнула тяжело Марина и отошла от окна. Истерика той, что началась пару часов назад никак не шла на убыль, и она подумала, не вызвать ли доктора, чтобы тот помог ее золовке укротить свои эмоции, плещущие ныне через край. А потом она вспомнила причину этой истерики и нервно сжала руки. О Господи, почему ты снова привнес горесть в жизнь Марины?! И это теперь, когда она наконец смогла стать счастливой, ну или, если говорить правду, смогла усмирить свои страсти и внести покой и лад в свою жизнь.

И Марина не кривила душой, когда думала об этом. После того, как Анатоль забрал ее сразу же после воскресенья Светлой седмицы, жизнь супругов вошла в ту колею, какой и следовала до внезапного возвращения князя Загорского: тиха, спокойна, полная гармонии, что бывает у людей, понимающих друг друга с полуслова, успевших притереться друг к другу за прожитые годы.

Они в тот же вечер заехали к тетушкам Гоголевым, что несказанно обрадовались их визиту. Те не навещали Марину в монастыре, как бы ни хотели, ведь та категорически отрезала свои связи с внешним миром, стремясь найти то, что так отчаянно искала все это время.

Тут же накрыли ужин, принесли из погребов наливки и вина. Каждая из тетушек села подле племянника, ведь они не видели его несколько лет, с тех пор, как в 1835 году тот вернулся из своего заграничного путешествия. Тогда Анатоль спешно заехал поприветствовать пожилых родственниц и отбыл на службу в Петербург, ведь именно тогда началась его карьера флигель-адъютанта. Только Катиш, казалось, не разделяла всеобщего веселья, что охватило собравшихся за столом — они шутили, смеялись во весь голос, когда тетушки рассказывали о детских шалостях своего неугомонного племянника, смело обсуждали последние губернские новости.

Настроение Катиш не поднялось и тогда, когда Воронины заехали в Завидово, где решили провести пару недель, что сумел выкроить Анатоль из своего напряженного служебного времени. Марина решила, что недовольство золовки вызвано отсрочкой переезда в столицу, где увеселений было гораздо больше, чем здесь, в деревне.

Зато Марина чувствовала себя тут, в Завидово, обновленной, полной сил и какого-то странного оживления, что не давало ей усидеть долго на месте. Они вместе с Анатолем выезжали в поля, где наблюдали первые всходы урожая этого года. Кроме этого, их весьма заинтересовало, как взошла та новая культура для полей имения — несколько десятин пахотных земель по настоянию Марины и снисхождению Анатоля к ее просьбе все же засеяли картофелем. Теперь маленькие, едва различимые в темной земле всходы вызвали в Марине такой восторг, что та не смогла удержаться и захлопала в ладоши.

— О, мой ангел, надеюсь, мы также будем радоваться и по осени, когда придет пора собирать урожай, — заметил ей скептически Анатоль, оглядев маленькие ростки. — Не уверен, что он сумеет оправдать наши надежды. Даже пшеница в прошлом году уродилась дурно, куда тут этой заграничной новинке?

Какими же Марине показались счастливыми эти дни, проведенные в Завидово! Больше не было ссор или непониманий меж ней и Анатолем, никаких слез и споров. Только благоденствие и лад наполняли их дом. Даже хмурое настроение Катиш не могло испортить атмосферу тишины и семейного покоя, что установилось в Завидово.

Анатоль старался проводить с Мариной почти каждую свободную минуту, да и Леночка не отставала от них. Так и провели они эти недели втроем, неразлучно почти, расставаясь только на ночной сон (разумеется, супруги и ночи проводили совместно): либо в салоне, где каждый был занят своим делом, либо на прогулке в парке или в ближайшем лесу, куда Марина уговорила выехать за ранними весенними цветами. Леночка еще тогда углядела зайца на лесной опушке и долго отказывалась уезжать, пока ей не пообещал Анатоль, что ей «обязательно принесут зайчика второго или третьего дня».

Совместно с супругом Марина нанесла визиты многочисленным соседям по округе. Многих Анатоль помнил смутно, либо не помнил вовсе, и пришлось снова возобновлять знакомства. В имении их ближайших соседей, где супругов радостно встретили Авдотья Михайловна с мужем, вдруг открылись чудесные новости.

— Наша Дарьюшка-то под венец пойдет после Петрова поста, — вещала хозяйка, столь быстро кивая в подтверждение своим словам головой, что кружева на ее чепце слегка колыхались. Марина скосила глаза в сторону Долли, что ушла от гостей к клавикордам в углу гостиной и что-то тихо наигрывала. Та, бледная, но яркими нервическими пятнами на скулах и шее, как могла, старалась не смотреть в сторону Анатоля, что, закинув ногу на ногу (хозяева были ниже его по статусу, и он мог позволить себе такую вольность), сидел в кресле подле жены и иногда проводил рукой по ее кисти на подлокотнике кресла. Казалось, он даже не замечает волнения Долли, полностью сосредоточившись на ухаживании за супругой в этой чайной трапезе, что была предложена гостям.

— За господина Клюева Петра Михайловича, что из Сосенок, — продолжала Авдотья Михайловна, предлагая Анатолю розетку со смородиновым вареньем. Тот положил немного лакомства на тарелочку жены, а потом на свою.

— Петра Михайловича? — переспросил Анатоль. — Это Михаила Львовича-то сын? Из Нижних Сосенок?

— Совершенно верно, — кивнула, улыбаясь, хозяйка. — В отставку вышел прошлой осенью и в родное имение воротился. На Рождественском балу в Нижнем мы знакомство возобновили, а уж на Пасху предложение нашей Дарьюшке сделал. Вот, после Петрова и сыграем свадебку-то.

— Что ж, примите наши поздравления, — поспешил сказать Анатоль, улыбаясь Авдотье Михайловне. Затем он вдруг встал с места и прошел к клавикордам, где взял в руки ладонь Долли и вежливо коснулся ее губами. — Позвольте пожелать вам счастья, Дарья Матвеевна. Надеюсь, ваш брак с господином Клюевым будет таким же благостным, как наш с Мариной Александровной.

Дарья вырвала свою ладонь из его рук и спешно поднялась из-за клавикордов, отошла к матери. Анатоль же, усмехнувшись, вернулся на свое место подле жены. Более темы о предстоящем замужестве Долли во время визита не поднимали.

— Зачем ты это сделал? — задумчиво обратилась Марина к своему супругу, когда они возвращались в Завидово. — Ты ведь знаешь, что она влюблена в тебя.

— Знаю, оттого и напомнил ей, что я уже благополучно женат вот уже несколько лет, — отмахнулся от нее Анатоль, обозревая окрестные поля с еле заметными всходами. Казалось, они интересовали его в этот момент более темы разговора.

— Но это все равно жестоко по отношению к ней, дорогой, — мягко урезонила его Марина. — Долли — прекрасная девушка и могла бы составить твое счастье.

— Да, но оно возможно только с тобой, мой ангел, — парировал ей Анатоль, целуя ее руки. — Только с тобой и никак иначе.

Спустя несколько дней Воронины всем семейством вернулись в Петербург, где их жизнь снова вернулась в прежнее русло: Анатоль пропадал по делам службы, Марина целиком погрузилась в домашние заботы. Правда, здесь, в городе их было гораздо меньше, чем в Завидово, и вскоре она заскучала. Выезжать и посещать театр ей было нельзя по причине траура по умершему в конце прошлого года ребенку, совершать визиты ей не особо хотелось — в городе у нее так и не появилось близких знакомых за это время, а Жюли по-прежнему жила в деревне.