Победитель остается один, стр. 3

Это же словечко молодые актеры используют для обозначения престарелых миллионерш, многократно прошедших через чудеса пластической хирургии и отличающихся большим по сравнению со своими коллегами мужского пола умом. Эти дамы никогда не теряют времени впустую и приезжают сюда перед самым закрытием, зная, что все искусство обольщения заключено в деньгах.

«Парфюмы»-мужчины обманывают себя, полагая, что обладательницы длинных ног и свежих лиц, однажды позволив себя соблазнить, в дальнейшем позволят и делать с собой все что угодно. «Парфюмы»-дамы верят в силу своих бриллиантов — и только в них.

Игорь здесь впервые и всех этих тонкостей не знает. И к несказанному своему удивлению убеждается, что никто вроде бы особенно не интересуется конкурсным показом — если не считать посетителей бара. Он перелистал несколько журналов, вскрыл конверт, куда его компания вложила приглашения на самые значительные и пышные празднества, — и не нашел даже упоминания о просмотрах. Перед вылетом во Францию он приложил неимоверные усилия к тому, чтобы узнать, какие фильмы будут демонстрироваться на фестивале. Наконец один из приятелей сказал ему:

— Забудь ты про фильмы. Канны — это фестиваль моды.

Мода. Что думают о ней люди? Считают ее чем-то таким, что меняется с наступлением нового времени года? Слетаются сюда со всех уголков земли продемонстрировать наряды, туалеты, драгоценности, коллекции обуви? Нет, они не понимают истинного значения этого слова, смысл которого в том, чтобы дать понять: я принадлежу к вашему миру. Я ношу мундир вашей армии, не стреляйте, свои!

С незапамятных доисторических времен, с тех самых пор, как люди обосновались в пещерах, мода стала единственным способом сказать так, чтобы поняли все и даже незнакомцы осознали: я принадлежу к вашему племени, мы объединяемся против тех, кто слабей, и таким образом выживаем.

Однако здесь многие убеждены, что «мода» — это все. Каждые полгода они тратят огромные деньги, чтобы, поменяв едва заметную деталь туалета, остаться среди единственного в своем роде племени богачей. А вот если бы они побывали в Силиконовой долине, где миллиардеры, сколотившие состояния на информационных технологиях, носят пластмассовые часы и ходят в истертых джинсах, то поняли бы, что мир давно уже стал другим: люди из разных социальных групп по виду неотличимы друг от друга, никто больше не обращает ни малейшего внимания на размер бриллиантов, на то, каким фирменным знаком помечен галстук, на модель кожаного портфеля. Кстати, ни галстуки, ни портфели не водятся в этой части света, расположенной неподалеку от Голливуда — самой могучей, хоть и выработавшей уже свой ресурс машины, все еще заставляющей простаков верить в силу туалетов hautecouture,изумрудных колье, гигантских лимузинов. А поскольку все это еще появляется на страницах журналов, у кого, скажите, поднимется рука разрушить многомиллиардную индустрию рекламы, продажи никому не нужных вещей, производства по-разному называющихся, но неотличимых друг от друга кремов?

Идиоты. Игорь не может скрыть своей ненависти к тем, чьи решения так пагубно влияют на жизнь честно работающих людей, повседневное существование которых исполнено достоинства, ибо они здоровы, у них есть крыша над головой и любящая семья.

Извращенцы. И вот, когда все, казалось бы, в порядке, когда семья собирается вокруг стола за ужином — возникает призрак Суперкласса, продающего неосуществимые грезы под названием «роскошь», «красота», «власть». И все — нет больше благополучной, счастливой семьи.

Отец работает сверхурочно, света белого не видит, чтобы купить сыну новую модель кроссовок, без которых тот будет чувствовать себя в школе последним изгоем. Жена замыкается в неприязненном молчании и плачет, потому что подруги обзавелись платьями знаменитой фирмы, а у нее нет на это денег. Подростки, вместо того, чтобы познавать истинные ценности — такие, как вера и надежда, — мечтают стать актерами. Девочки из захолустья, теряя неповторимые черты своей личности, изыскивают возможность уехать в большой город, а там пойти на все — на все решительно! — чтобы получить то, что им так желанно. Мир, который должен стремиться к справедливости, начинает вертеться вокруг материального, а оно через полгода уже ни на что не годно и подлежит замене, ибо только так и никак иначе могут удерживаться на вершине презренные существа, ныне обретающиеся в Каннах.

Понятно, что Игорь старается не поддаваться этому разрушительному влиянию. Дело, которым он занят — одно из самых завидных. Он по-прежнему зарабатывает в день много больше того, что может истратить за год — даже если бы решился позволить себе все виды удовольствий, как законных, так и запретных. Ему не составит труда соблазнить женщину — даже если она не будет знать, богат он или нет: он проверял это многократно и всякий раз добивался своего. Ему только что исполнилось сорок, он — в превосходной физической форме, и ежегодный медицинский осмотр не выявил пока никаких нарушений или отклонений. У него нет долгов. Он избавлен от необходимости носить одежду определенной фирмы, посещать именно этот, а ни в коем случае не тот ресторан, проводить отпуск там, «куда все ездят», покупать часы такой-то марки потому лишь, что ее рекомендует знаменитый спортсмен. Он может позволить себе подписывать важнейшие контракты грошовой шариковой ручкой и носить удобные и элегантные пиджаки, сшитые на заказ в маленьком ателье рядом с его офисом и не помеченные никаким фирменным знаком.

Он волен делать все, что ему хочется, он добился права никому не доказывать, что богат и успешен. И дело, которым он занимается, его интересует и вдохновляет, как и раньше.

Да, вот в этом, похоже, и кроется отгадка. Он убежден, что именно по этой причине женщина, вошедшая в бар несколько часов назад, сейчас не сидит за его столиком.

Убивая время, он пытается продолжить свои размышления.

И заказывает Кристель еще порцию — он знает, как зовут официантку, потому что час назад, когда люди разошлись ужинать и улеглось коловращение в баре, попросил виски, а она сказала, что он, вероятно, грустит, а потому надо что-нибудь съесть, чтобы поднять настроение. Он поблагодарил ее — ему и вправду было приятно, что хоть кого-то в самом деле беспокоит состояние его духа.

Пожалуй, ему одному известно, как зовут человека, обслуживающего его: все остальные хотят узнать имя, а еще лучше — род занятий — лишь тех, кто сидит за столиками и в креслах.

Да, он пытается продолжить свои размышления, но уже четвертый час утра, красивая женщина и ее учтивый спутник — внешне он очень похож на него самого — так больше и не появились. Наверно, поднялись в номер и предались любви, а может быть, пьют шампанское на одной из тех яхт, где веселье сейчас только начинается. А может быть, лежат в кровати и, не глядя друг на друга, перелистывают газеты.

А впрочем, все это неважно. Игорь сидит в одиночестве. Он устал, он хочет спать.

7:22 AM

Он просыпается в 7:22 — гораздо раньше, чем нужно, чтобы выспаться, — потому что еще не успел привыкнуть к разнице во времени между Москвой и Парижем. В России он бы уже провел два-три совещания со своими сотрудниками и собирался бы на деловой завтрак с кем-нибудь из новых клиентов.

Но здесь у него — другая задача. Ему нужно найти того, кто будет принесен в жертву любви. Ему нужна жертва, чтобы Ева уже утром смогла получить его послание.

Приняв душ, он спускается выпить кофе в ресторане, где свободны почти все столики, а потом отправляется по набережной Круазетт, мимо выстроившихся в ряд фешенебельных отелей. Уличного движения совсем нет: проезжая часть перекрыта, пропускают только автомобили со специальным разрешением. Свободна и другая полоса, потому что местным жителям еще рано ехать на работу.

Он не предается тягостным раздумьям — давно миновала та мучительная фаза, когда ненависть снедала его душу и не давала уснуть. Сейчас он способен понять поступок Евы: в конце концов моногамия — не более чем миф, навязанный человеку. Он много читал об этом: дело вовсе не в переизбытке гормонов и не в тщеславии — нет, это генетическая предрасположенность, которая встречается едва ли не у всех животных.