Танкер «Дербент», стр. 39

– Нет, я очень хорошо это помню. Повертелся и ушел…

Котельников покусывал ногти и хмурился.

– Надо что-то сделать, ребята, – сказал он тихо. – Им нельзя выходить в море. Это ясно.

– А что ты сделаешь?

– Снесемся с пароходством и заявим об этом. Нельзя же так оставлять.

– Теперь уже поздно, – сказал Володя, – сейчас окончится погрузка. А скажи-ка, Валерьян, у вас есть электромоторы на палубе?

– Есть. Шпилевой мотор на палубе стоит. А то где же?

– Может быть, не поздно? – спросил Гусейн, тревожно оглядываясь. – Может быть, разбудить Басова?

– Поздно, Мустафа. Басов не чудотворец. Да нам и не поверит никто. Регистр разрешил…

– А у вас не курят на палубе, Валерьян? Может, бывает, а?

– Н-нет, как будто запрещено. – Валерьян оглядел по очереди всех троих, виновато моргая. Ему было жалко, что начавшийся так хорошо разговор прервался.

– Вот что, ребята, – решил Котельников, – сейчас уже поздно действовать, но в Махачкале мы поднимем на ноги партийную организацию. О чем же ваш помполит думает, товарищ юнкор?

– Не знаю. Он у нас недавно. – Валерьян помолчал и вдруг улыбнулся по-детски просительно: – Ну давайте же разговаривать о чем-нибудь другом. Ну пожалуйста!

Он очень понравился всем, этот маленький радист с «Узбекистана», и ему махали фуражками, когда он уходил по причалу на берег. А Догайло даже расчувствовался, глядя ему вслед.

– Сынишка у меня был… умер…. – сказал он, пригорюнясь. – Такой же был вот вежливый да затейник. Ему бы теперь тридцать было или поболе…

3

День прошел, похожий на другие дни в море, истек незаметно, раздробленный на четырехчасовые отрезки вахт. В открытом море еще не улеглась мертвая зыбь. По склонам волн катилось отраженное солнце. На корме поскрипывал буксирный трос, и за ней в пенную полосу вступал высокий нос «Узбекистана», и мачты его чернели на фоне голубого неба. К нему как-то скоро привыкли на «Дербенте», словно тащился он позади уже давно и не было на нем ни людей, ни горючего груза, а были только мачты, ржавый остов да белые надстройки. А вечером, когда стемнело и зажглись по каютам огни, его не стало совсем. Только уходил в темноту звенящий буксирный трос и на конце его висела гирлянда огней, а под ней на самом дне моря колыхались зыбкие огненные цепочки, и невидимые волны рвали их, набегая, но они срастались опять, снова рвались в клочья – и так без конца.

На эти-то блестящие цепочки и засмотрелся штурман Касацкий, стоя на вахте в глухую полночь. Он поставил локти на перила мостика, запахнул тулуп и затих. Далеко за кормой извивались золотые змейки, и он следил за ними очень пристально и все не мог оторваться, хотя это созерцание было почему-то неприятно. Он обрадовался, когда внизу раздались голоса, и он перегнулся насколько возможно через перила, прислушиваясь.

– Здесь остров должен быть. Какой это?

– Чечен-остров.

– Ишь ты, Чечен. Да ты небось все море знаешь?

– А то как же! Сызмальства здесь плаваю.

Отвечал высокий тенорок боцмана, спрашивал хрипловатый, насмешливый голос.

«Хрулев, должно быть», – догадался Касацкий.

– Дядя Харитон…

– Ась?

– А где ты вчера был, когда мы мотор на палубе покрыли? Уж мы тебя искали, искали!

– Не помню, парень… Верно, дело какое было. Не помню.

– Залив-а-а-ешь! Гусейн сказывал, что ты на кухню забрался. Мертвым жуком притворился, значит? Ай да боцман!

– Врет он все… Грубиян он, обидчик!

– Верно, что грубиян. А все-таки?

– Да ведь кому охота тонуть-то, хе-хе. Старик я…

– То-то. А мне пришлось отдуваться. Его вчера чуть за борт не смыло, Гусейна-то, – добавил Хрулев, как бы вспомнив приятное.

Касацкий слушал с застывшей улыбкой, выставив из мохнатого воротника белое тонкое ухо. Но разговор кончился.

– Так! – вполголоса удовлетворенно сказал Касацкий. – Остров Чечен миновали. Надо засечку сделать…

Он вошел в рубку, зажмурил глаза от света и потянулся, выгибая спину, как сытый кот. Когда он наклонился над картой, где-то снаружи раздался долгий тяжелый звук, словно ударили молотком в железный лист, и тотчас же пронзительно вскрикнул на мостике Хрулев и распахнул дверь рубки.

– Ты что? – обернулся Касацкий. – Муха укусила?

Он увидел побледневшее, с разинутым ртом лицо Хрулева и прыгнул к двери. За кормою, в том месте, где до этого сверкали гирлянды огней, поднимался, качаясь, султан багрового дыма и сквозь него проступали мачты и переплеты снастей «Узбекистана», освещенные розовым светом. Касацкий подбежал уже к трапу, но вдруг остановился как вкопанный, покусывая пальцы. Перед ним опять появилось белое безглазое лицо матроса и хрипло заголосило:

– Помоги-и-и-те!

– Молчать! – крикнул Касацкий визгливым голосом. – Молчать и слушать команду! – Он затопал ногами и, схватив матроса за ворот рубашки, притянул его к себе. – Извольте успокоиться и слушать. Нужно обрубить буксир… Немедленно долой его, в воду… Понял? Ну, живо!

– Топор надо, – забормотал Хрулев, приседая. – Есть обрубить!

Касацкий оттолкнул матроса и скатился по трапу. Сзади мчался Хрулев, тяжело дыша и причитая;

– Сейчас, сейчас… ох, милые, голубчики, сейчас!

– Топор-то где? – спросил Касацкий, не замедляя бега. – Слышите, вы?

– В ящике пожарном есть, – простонал Хрулев, – сейчас достану… Ох, скорее!

Воздух всколыхнул гулкий удар взрыва, и за кормой вырос новый огненно-черный гриб дыма, посыпанный блестками искр. Торопливо забарабанил судовой колокол «Узбекистана», но тотчас оборвался и затих. На палубу выскочил Догайло. Он волочил спасательный круг, тыкаясь во все стороны, как слепой, и спотыкаясь. Наткнулся на люк и громко вскрикнул:

– Ай!

Сверху спрыгнул Хрулев и схватил его за руку.

– Дядя Харитон, давай топор скорее. Миленький, пропадаем!

– Топор? – лепетал Догайло оторопело. – Ни к чему теперь топор. Круги спасательные надо.

– Я тебя пришибу! – зарычал Хрулев. – Давай зараз топор, черт старый!

Догайло попятился, уронил спасательный круг, и оба исчезли из дрожащей полосы света, падавшей из-за кормы. Через минуту на освещенное место вынесся Хрулев с закинутым за плечо топором. Он взобрался на корму с удивительной быстротой, широко раскрывая рот от одышки. На палубе Догайло искал брошенный им спасательный круг, тихонько стонал и крестился. Наконец он нашел его и принялся надевать через голову, прислушиваясь к стуку топора, доносившемуся с юта. Когда дрогнуло судно, освобожденное от буксира, он шатнулся и сел на палубе, зажмурив глаза. На освещенное место выбежал Касацкий и наткнулся на боцмана.

– Есть! Целы! – сказал Касацкий, улыбаясь дрожащей, вымученной улыбкой. – Брось свою баранку, старик, буди капитана!

В это время из двери машинного отделения вышел Гусейн и остановился на переходном мостике, прислушиваясь.

– Буксир лопнул! – крикнул он, увидев людей на палубе. – Остановиться надо, товарищ помощник.

– Идите обратно! – закричал Касацкий. – Все в порядке, говорю вам. Ступай назад!

Но Гусейн вдруг отбежал подальше, и в глазах его блеснул отраженный розовый свет.

– Где капитан? – крикнул он, дико озираясь. – Эй вы там!.. Горит ведь!

– Идите назад! – завизжал Касацкий, исступленно топая ногами. – За неисполнение приказа в момент аварии… под суд!

Гусейн уже не смотрел на палубу и не слушал помощника.. Он постоял несколько секунд, соображая, и вдруг бросился на спардек, взобрался по трапу на штурманский мостик и скрылся.

– Это он сиреной шумнуть задумал, – догадался Хрулев, – эх, перебудит он всех, Олег Сергеевич. Кабы не заставили воротиться.

На мгновение как будто потемнело вокруг и погасли блики на черной воде, но тотчас взвилось из-за кормы золотое облако искр, вспыхнуло и побагровело небо.

И, словно обожженный полыхающим заревом, оглушительно заревел «Дербент» в темноту.

Басов лежал на койке одетый, раскинув босые ноги и задрав кверху подбородок, точно сраженный на месте пулей. Что-то беспокоило его сквозь неплотно прикрытые веки, и ему казалось, что наступило утро и встает розовое солнце, а над самым ухом ревет что-то долгим, протяжным ревом и сотрясаются переборки каюты. Наполовину проснувшись, он повернулся на бок, потому что красные лучи солнца пробрались сквозь ресницы и защекотали зрачки. Рев оборвался, и в наступившей тишине ему послышались крики, но он все еще не двигался, медленно соображая, почему так хочется спать, когда наступило утро, и почему не разбудили его на вахту, как он просил. Он услышал, как распахнулась дверь, кто-то ворвался в каюту и с разбегу наткнулся на стул. И тогда, открыв глаза, он понял, что светит вовсе не солнце, и увидел склоненное над ним лицо Гусейна, который хочет его напугать, – так показалось ему.