Я покорю Манхэттен, стр. 89

— Ты ж потеряешь, мать твою, кучу денег! — взревел он.

— Пожалуйста, потише. Или, по крайней мере, выбирай выражения! Может, и потеряю. Но я иду на этот риск сознательно, потому что ставлю — на себя! И дядя Барни, между прочим, тоже… Он ведь выступает в роли моего кредитора в первый год, когда мне будет обеспечено место в первом ряду. Один раз я посоветовала ему поставить на Экзакту. И он выиграл, впервые в жизни. Мне было тогда три года, я даже читать не умела. Рокко, ради бога, отхлебни немного моего коньяка… Мне так за тебя страшно. Ты никогда не думал, чтоб лечь в клинику и провериться? У меня есть хороший терапевт, его специальность — как раз нервные сотрудники рекламных агентств. Впрочем, что я говорю — они же там все такие.

Группа, которая спустилась по трапу самолета, приземлившегося в аэропорту Линчбурга в Виргинии, выглядела весьма торжественно: в этот день должны были начать печатать первый номер «Би-Би». Гигантский полиграфический комбинат «Мередит Бурда» находится неподалеку от Линчбурга. Прибывшие сразу же разделились на две группы, поскольку в один взятый напрокат «кадиллак» все семеро не помещались. Джастин, прилетевший, чтобы оказать сестре моральную поддержку, вел первую машину: рядом сидела Мэкси, а на задних сиденьях — Джулия и Брик Гринфилд. Вторую машину вел Алленби Уинстон Монтгомери, директор-распорядитель, которого сосватал ей Пэвка. Его длинное мрачное лицо по обыкновению выражало чувства человека, вынужденного, сохраняя полное достоинство, не спеша подниматься на эшафот, хотя с тех пор как Мэкси решила, что прозвище Монти подходит ему больше, чем Фельдмаршал, настроение его заметно изменилось к лучшему. Однажды он даже улыбнулся ей, и хотя больше этого пока не случалось, внимательные наблюдатели утверждали, что не исключают новой улыбки — еще до конца нынешнего года. В его машине ехали Анжелика, не позволившая Мэкси лететь без нее («Ничего, — заявила она, — школа подождет»), и Харпер О'Малли из секретариата, в чьи обязанности входило ежемесячно наезжать в типографию и следить, чтобы экземпляры печатались без ошибок, а если таковые будут, устранять их на месте.

Сидя в машине, Мэкси судорожно сжимала в руках бесценную верстку, куда ею, Бриком Гринфилдом и Монти были внесены последние исправления после множества предварительных, вносившихся в обычные гранки и первую цветную верстку, которые тут же отсылали обратно в «Мередит Бурда». Глаза Мэкси, казалось, не видели проносившихся мимо виргинских пейзажей. Все это время она мучительно пыталась вспомнить, когда в последний раз испытывала подобные же чувства, которые, честно говоря, можно бы назвать и страхом, снизойди она до подобного определения.

Ну, конечно. Это с ней уже было. За три дня до родов. Она и Рокко пошли тогда в кино. Неожиданно, в середине сеанса, до нее дошло, что у ее ребенка есть лишь один способ выйти из ее тела. Это не поддававшееся никакому словесному выражению открытие, которое она умудрилась сделать только теперь, поразило Мэкси до такой степени, что ею овладела одна-единственная мысль: как можно скорее покончить со всем этим. Должен же, не может не существовать какой-нибудь способ избавиться от родов! Но, поглядев на свой вздувшийся живот, даже она должна была подчиниться неумолимой логике жизни. Ничего не поделаешь, придется пройти через страх. Придется пройти через годы… Горка листков верстки, лежавшая сейчас у нее на коленях, должна пойти под пресс, как должна была тогда выйти из-под «пресса» ее Анжелика. Мысль об этом несколько успокоила Мэкси, и она даже позволила себе выпустить верстку из рук и любовно провести по ней ладонью. Что бы ни принесло будущее, она лично сделала все, что могла.

Кроме Харпера О'Малли и Брика Гринфилда, которые уже бывали на комбинате раньше, по делам других журналов, у всех остальных уже самые его размеры вызвали благоговейный трепет, если не просто ужас. Внутри, в огромном, высотой пять этажей, зале, где их встречали несколько ведущих работников типографии, змеились гигантские автоматические прессы. Разговаривать тут было невозможно из-за стоявшего вокруг шума, оглушительного, всепроникающего, почти невообразимого, но все пожали друг другу руки, изобразили губами слова приветствия, и Мэкси вручила верстку. Совсем как в чаплинских «Новых временах», подумала она, если только присовокупить к ним еще и «Звездные войны». То тут то там вокруг них мигали глазки компьютеров, проверявших правильность сочетания желтой, красной и синей типографских красок: люди из группы «Би-Би» сгрудились все вместе, молчаливые и неулыбчивые, ожидая, когда из-под пресса выйдет первый номер их журнала. Несмотря на всю автоматику и компьютеры, необходимость в человеческом глазе все же сохранялась (да и пропадет ли она когда-нибудь?) — именно он должен был просмотреть каждую страницу, чтобы убедиться, что она выглядит именно так, как задумано. И вот он появился, этот долгожданный номер, и они тут же принялись листать его, страница за страницей.

За исключением Анжелики и Джастина, все остальные думали, что знают, чего можно ожидать, так как сотни раз до этого уже обсуждали каждое слово и фото. Но увидеть их в переплете, в готовом виде, под обложкой было совсем не то, что видеть разрозненные страницы или развороты. Почти так же, как сперва лицезреть в кинотеатре свой вздувшийся живот, а потом собственного ребенка, которого ей показали в родильном отделении, подумалось Мэкси.

После того как она, Монти, О'Малли и Гринфилд одобрили первый номер, была дана команда запускать весь тираж. Огромные машины складывали экземпляры «Би-Би» в большие пачки, которые перевязывались «скотчем» и тут же доставлялись конвейером на погрузочную платформу возле комбината, где уже ждал наготове целый парк грузовиков. Через четыре дня номера «Би-Би» будут выставлены во всех крупных газетных киосках и в каждом супермаркете США.

Предводительствуемая Мэкси, вся семерка подошла к платформе, чтобы посмотреть, как уйдет первый грузовик.

— Ну вот, — прервал внезапное молчание Монти, — вот они и пошли.

Его голос дрогнул. И тут от вдруг улыбнулся, словно наблюдал, как отравляется в свой перелет стая птенцов. Мэкси тяжело вздохнула. Стоявшая рядом Анжелика обхватила ее и слегка приподняла, сжимая в своих могучих объятиях и целуя попеременно то в одну, то в другую щеку.

— Эй, ма, что с тобой? — закричала она. — Ты плачешь!

Глава 21

Мэкси без конца кружила вокруг газетного киоска в восточном крыле огромного здания авиакомпании «Пан Ам». На Манхэттене он считался одним из самых больших и представительных киосков. И неудивительно — ведь мимо него за день, утром и вечером, проходят многие сотни тысяч людей, и все они смотрят, чего бы купить почитать. Сюда, на один из самых оживленных нью-йоркских перекрестков, в здание, куда надо зайти или пройти через него, чтобы попасть в добрую сотню различных мест, включая подземку и вокзал «Грэнд Сентрал стейшн», посылает своих «лазутчиков» любой издатель — от Нью-хауса до Анненберга, от Форбеса до Херста. Все они чуть не по десять раз на день проверяют, как расходится очередное новое издание в киоске. Вокруг этого киоска крутились настоящие знатоки своего дела с проницательными глазами, одного взгляда которых достаточно, чтобы определить, сколько нераспроданных номеров журналов остается в пачке; вернувшись через час, эти люди способны произвести подсчет и сразу же выяснить, были ли фото на обложке или сама обложка притягательными для покупателей, отталкивали их или обеспечивали обычный читательский отклик.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как «Би-Би» поступил на погрузочную платформу в Виргинии, и все это время, вплоть до нынешнего вечера, Мэкси запрещала себе даже близко подходить к киоску. И сегодня она запретила кому-либо из сотрудников журнала сопровождать себя. Теперешнее дело было ее сугубо личным, не то что выпуск первого номера, когда все они работали сообща. Это как игра в рулетку: когда вы играете, вокруг вас целая толпа, но получать выигрыш в кассе идете только вы, и небрежно подняться из-за стола, когда все потеряно, тоже лучше одному — без лишнего шума, — а не всем вместе.