Я покорю Манхэттен, стр. 69

— Расслабление? — попытался угадать Джастин.

— Глубокое дыхание и шоколадные пирожные? — отважилась предложить свой рецепт Анжелика.

— Ничего подобного, ребята. Слушайте: «Надо делать еще больше! Надо научиться достигать новых целей и радоваться своим успехам!» Да это же блевотина! — Мэкси повалилась на пол и громко застонала. — «Делать еще больше!» — вот что, оказывается, надо… Больше…

— Дай я тебе помассирую спинку, Мэкси, а то она, наверно, совсем затекла, — предложил Джастин, закатывая рукава и разминая свои сильные пальцы.

— А как насчет шоколадного печенья, ма? Говорят, шоколад улучшает настроение, высвобождает какие-то там гормоны, — озабоченно спросила Анжелика.

— Не надо. Улучшать самочувствие мне не требуется. — Мэкси вскочила с ковра, схватила в охапку лежавшие рядом журналы и принялась со всего маху швырять их к стене, уже наполовину заваленной. — Хватит плодить чувство вины! Из-за лишнего фунта веса или из-за любовника, которому ты позволила себя тиранить! Из-за того, как ты до ужаса мало знаешь, что делать с деньгами, как надо подбирать аксессуары к одежде или держать в порядке свой гардероб. Не говоря уже о том, что ты сама виновата, если потребляешь недостаточно кальция, не продвигаешься по службе, не можешь сочетать дом и работу, нуждаешься в том, чтобы другие помогли тебе уберечь семью от развала… Хватит трубить о том, что ты не так питаешься, не умеешь правильно реагировать на провалы, сделать разнообразнее свою сексуальную жизнь (тоже, оказывается, только ты и виновата!). Хватит внушать, что жизнь не удалась, что мужчины не желают иметь с тобой дела, что ты опять напортачишь на собеседовании и черта с два устроишься на приличную работу. Хватит! Хватит! Хватит…

— Никто и не спорит, правда, Джастин? — поспешила перебить мать Анжелика, видя, как Мэкси в бешенстве все быстрей носится по комнате. Но мать не услышала ее слов и продолжала все громче выкрикивать проклятия, а ее босые ноги топали по толстому ковру, словно копыта разгневанного животного.

— Негодяи, они же лишают нас уверенности в самих себе, когда все время учат, как быть, казаться или чувствовать себя уверенным! Они заставляют нас поверить, что нам никогда не сделаться достаточно привлекательными. Они твердят, что мы должны научиться стать лучше, лучше, лучше — на кухне, в спальне, в правлении. Ах, вас не повысили? Вы еще не управляющий? Какие же страшные истории, должно быть, рассказывает о вашем характере мебель в вашем офисе! И как же это, моя милая, вы до сих пор не научились управлять своим боссом и пользоваться всеми вытекающими из этого благами? Ну а если вы не работаете, то почему это так и не сумели научиться фаршировать индейку не по старинке, а по-новому? И что вы за жалкое создание такое, что без помощи нашего журнала ни за что не смогли бы заниматься несколько раз подряд любовью? Так благодарите же их, хороших добрых редакторов, помогающих кое-как вынести жизнь с негодяем, именуемым мужем, или измену двенадцати любовников, или семнадцать разных дефектов, видных только в койке, или разлуку с единственным мужчиной, естественно, полным дерьмом, которого вы не в силах позабыть! И все, все по вашей вине, недотепа вы эдакая. Не-до-те-па! Вина, вина, вина… Станет хоть один мужчина покупать журнал, если там из месяца в месяц ему будут твердить, какое он дерьмо? Нет, ребята, ни за что не станет! Если мне попадется еще одна статья насчет булимии, [39] меня вырвет. Черт их всех побери, да существует ли хоть один журнал, который женщина может купить и быть уверенной, что ее принимают такой, какая она есть? О чем я только что говорила, а?

— Что тебя стошнит, если… — истерично завопила Анжелика.

— Нет, после…

— Про то, есть ли на свете журнал, где читательниц просто любили бы? — решил уточнить Джастин.

— Вот-вот! — Мэкси стала носиться еще быстрее. — Именно так! Черт возьми! Журнал — друг, а не враг! Журнал, который хочет тебя развлечь, потому что существует он ради твоего удовольствия — и только ради него! Удовольствие — вот где собака зарыта. И начхать ему на то, много ты ешь или нет, нашла ты себе любовника или не нашла, хорошо ты соображаешь или плохо, нужна тебе чья-то помощь или не нужна. Удовольствие! Хватит все помогать и помогать — полки киосков ломятся от предложений помощи, которая никому уже не нужна. Удовольствие. Вот что всем надо. У-до-воль-стви-е! Слышите!

Мэкси распростерла руки и пошла в упоении кружиться по комнате, отшвыривая попадавшиеся ей под ноги журналы и при этом так лихо задирая ноги, как умеют делать только девушки — заводилы болельщиков — перед трибунами техасских стадионов.

— Слышим, ма! И все тут в Трамп-Тауэр тебя тоже слышат.

— Ну и как ты думаешь назвать этот свой журнал удовольствий? — спросил Джастин, с явным наслаждением глядя на обожаемую сестренку, которая, похоже, начинала вновь обретать прежнюю форму.

— Название у него уже есть, Джастин. Я ведь по собственной воле выбрала «Бижутерию и банты». Но теперь другое время, — с ликующим видом воскликнула Мэкси, — и я переименовываю его. Отныне неофициальное сокращение «Би-Би» становится официальным названием.

— «Би-Би»? Что за дурацкое название? — фыркнула Анжелика.

— А что? Какое это имеет значение? «Булки и Бутерброды», «Бренди и Бенедектин», «Боа и Бюстгальтеры»… Все что душе угодно. Главное, чтоб он доставлял у-до-воль-стви-е!!

Глава 16

Да пошли вы к такой-то матери с вашим «непереключением»! — И Рокко отшвырнул номер «Рекламной теленедели», которую внимательно изучал.

Из окна его нового офиса на сорок третьем этаже небоскреба на Даг Хаммаршельд-плаза виднелась раздражавшая его красная неоновая реклама завода «Пепси» на противоположном берегу Ист-Ривер. Одним из его клиентов была «Кока-Кола», что сразу переводило «Пепси» в разряд ненавистных врагов — до того дня, пока — почти наверняка — «Пепси» и «Кола» не поменяются местами.

— Нет, — продолжал он сердито, — что за идиотизм все-таки. Ты выкручивай мозги, чтоб, когда пойдет твоя реклама, никто не переключил ящик на другой капал, снимай восемь с половиной часов подряд, а потом изволь ужать пленку до жалких тридцати секунд! Пусть эти полминуты будут шедевром, все равно, слышите, здесь что-то не так.

— И чего ты кипятишься, Рокко? Это же не наша реклама, — как можно спокойнее отозвался Рэп Келли. — Люди рекламируют какое-то мыло-дезодорант. Пора перестать читать всю эту рекламную дребедень.

— Кончай разводить философию, Рокко, — добавил Мен Рэй Лефковитц, третий партнер фирмы «Сиприани, Лефковитц и Келли», самого известного рекламного агентства в Нью-Йорке. — Ясно же, что, как только у телезрителя появилась эта штука для дистанционного переключения, рекламных роликов он уже смотреть не будет.

— Если б ту рекламу мыла делали мы, я сам голыми руками удавил бы режиссера, — мрачно заявил Рокко. — Сразу видно, что до Хичкока ему далеко.

Менни и Рэп молча переглянулись. Неужели Рокко опять впадал в одно из своих периодически повторявшихся состояний, которые между собой они именовали «бредовой ностальгией по печатным изданиям»? Когда три года назад им удалось наконец переманить его от Конде Наста, это было самым трудным делом, какое они смогли провернуть, включая даже выигранную битву за то, чтобы получить заказ на рекламу «Шевроле». Рокко никак не хотел признать, что журналы стали своего рода вымершей птицей додо — в том смысле, что искусством графики на их страницах все давно перестали интересоваться. Он же ни за что не желал расставаться с журналами. Каких усилий стоило им оторвать Рокко от его давней привязанности!

Менни Лефковитц, блестящий журналист, до сих пор помнил аргумент, который помог убедить Сиприани.

— Рокко, — сказал он ему, — требуется куда больше времени, решимости и энергии, чтобы перевернуть журнальную страницу с рекламным объявлением, особенно когда ты уже заплатил за журнал, чем для того, чтобы, переключившись на другую программу, проскочить рекламный ролик. Ведь каждый американец, включая свой телевизор, получает право на бесплатную рекламу. И где, по-твоему, художественному редактору приходится труднее? Неужели в журнале, где потребитель заранее в плену, поскольку купил журнал вместе с рекламой и, значит, хочет оправдать вложенные деньги, а не на ТВ, где аудитория сыта бесплатной рекламой по горло и если чего хочет, так это скорей досмотреть понравившееся ей шоу? Можешь не отвечать, и так все ясно. И раз ты лучший в мире художественный редактор, в чем и Рэп и я убеждены, значит, телереклама — единственно достойное тебя место. Это твой следующий шаг в жизни, Рокко, так что не пытайся отвертеться.