Школа обольщения, стр. 92

Менее шести месяцев отделяло Билли от тридцатипятилетия. Она едва достигла вершин зрелой красоты, которой хватит ей на многие годы, она была так богата, что сама не могла представить размеры своего состояния, но… ей было скучно. Отвратительно, говорила она себе, представляю, что подумала бы тетя Корнелия. Она, Билли, находила это более чем отвратительным; она находила это неприличным и унизительным. Неприличным потому, что любой, кто обладает ее богатством, должен, обязан быть счастлив, а унизительным — потому что она все-таки не была счастлива, значит, причина этого в ее характере. Может быть, ей не хватает внутренних резервов, думала она, вспоминая бостонские правила поведения. Несомненно, ведя жизнь, посвященную честному труду, уходу за больными собаками и еженедельному посещению симфонических концертов, она чувствовала бы себя обогащенной и удовлетворенной.

Весь мир ей доступен, размышляла она, листая страницы «Аркитекчурал дайджест». За три тысячи долларов она может купить павильон с кондиционерами на Бали, в кокосовой роще на берегу океана, разумеется, с бассейном. На Элевтере продавался дом с километрами розового песчаного пляжа и частной международной телефонной станцией — меньше чем за три миллиона долларов, и это с мебелью! (Интересно, список частных телефонных номеров входит в перечень мебели?) Или, если предпочесть что-нибудь не такое тропическое, можно поселиться в Англии, в доме номер семь по Ройял-Кресент, в Бате, всего за семьдесят пять тысяч долларов, приобретя в собственность здание, построенное в 1770 году (и входящее в самый роскошный в мире архитектурный ансамбль эпохи короля Георга, — теперь к нему пристроены и сауна, и гараж на пять машин). Она может, если захочет, жить, как Банни Меллон, имея четыре сказочных дома, двух занятых полную рабочую неделю декораторов по интерьеру, и устроить так, чтобы все ее вещи, от теннисных шапочек до бальных платьев и униформы слуг, изготавливались у Живанши по специально сделанным для нее моделям. Говорят, в одном из своих колоссальных поместьев в Виргинии Меллон постоянно сушит на печах яблоки, чтобы воздух насытился истинно деревенским ароматом. От такого Пристального внимания к мелочам у Билли заныли зубы. Это уж слишком!

Она могла бы получить все, что пожелает. Только назови. Однако она не могла назвать — в этом все дело. Ей не нужен еще один дом. Она оставила себе самолет, теперь это был новый «Лир», но пользовались им только Вэлентайн и другие закупщики. Виноградники Санта-Хелены приносили ощутимый доход, и не было смысла продавать их. Завести лошадь? Усыновить ребенка? Купить дрессированную мышку? Очевидно, с ней что-то не в порядке. Билли решила принять приглашение Сьюзен Арви на кинофестиваль в Каннах. Она не видела веской причины, чтобы отказаться.

Сьюзен Арвн, жена Керта Арви, руководителя киностудии «Арви», не была особенно интересной женщиной, но Билли рядом с ней чувствовала себя удобно прежде всего потому, что та не выказывала, подобно многим, раболепного восхищения перед каждым словом Билли. Она стояла выше всем известной привычки недавно разбогатевших людей воспринимать хорошие вещи как должное, и потому с ней было легко. Положение жены руководителя студии делало ее божеством в том кругу, где Билли Айкхорн, при всем своем богатстве, воспринималась лишь как достопримечательность. Сьюзен была благовоспитанной хозяйкой, достаточно умной, чтобы скрывать свои претензии. И, что важнее всего, Билли, как и все на свете, всегда восхищалась миром кино. Будучи всеми презираемым подростком, она жила ради субботних киновечеров. В годы болезни Эллиса просмотровый зал особняка в Бель-Эйр помогал ей убежать от действительности. Но Билли знала немногих деятелей кино, хотя и жила среди них. Она никогда не признавалась самой себе, но в них что-то было: некая загадочность.

Семья Арви всегда проводила две фестивальные недели в «Отель дю Кап», на мысе Антиб, в сорока пяти минутах езды по извилистым дорогам от Канн. Те, кто там проживал, поступали так не ради удобства. Остановиться в «Отель дю Кап» — в этом был определенный символ. Это означало, что вы предполагаете, что люди должны навещать вас, а не вы их, и это давало вам сто очков вперед в любом деле: раз так, значит, вы можете позволить себе держаться в стороне от суматохи и суеты, принимать поклонников в собственном изысканно отделанном комфортном помещении, а не сражаться в толпе простолюдинов за столик в баре «Карлтона» или «Мажестика». Кроме того, это означало, что вы в состоянии платить за номер от двух до четырех сотен долларов в день, плюс налоги, чаевые, завтраки и все прочие хитроумные надбавки сверх основных расценок. Семья Арви всегда снимала два номера — один служил офисом и кабинетом для Керта, а другой предназначался для отдыха супругов.

— Билли, правда, поедемте с нами, — говорила Сьюзен месяц назад. — Керт целый день занят своими делами, а мне нечего делать. Я обычно арендую машину с водителем и разъезжаю по всему побережью — в мае там чудесно, — а потом, вечером, мы идем куда-нибудь ужинать, и с нами толпа интереснейших людей. Будет очень здорово, если вам удастся остановиться неподалеку от Канн, а еще лучше, если вы приедете ко мне. Что ни говори, вы слишком долго находитесь в Южной Калифорнии. Пора развеяться. «Магазин грез» просуществует несколько недель и без вас, а на обратном пути мы сможем остановиться в Париже. Приезжайте же!

— А разве вам не нужно каждый вечер ходить на просмотры фильмов? — с любопытством спросила Билли.

— Господи, да нет, конечно! Ну, я думаю, некоторые, безусловно, ходят, но Керт может посмотреть все, что захочет, на частных просмотрах. Он просто заказывает копии.

Сьюзен всегда удивляли те, кто считает, что люди ездят на Каннский кинофестиваль смотреть кино. Если вы привезли фильм на конкурс, то вам, разумеется, следует быть на виду. А если нет… Боже, что за странная идея!..

11

Ни у кого из тех, кто связан с кинобизнесом, не найдется доброго слова о Каннском кинофестивале. Но никто и не остается в стороне. Коммерческие аспекты этой ни с чем не сравнимой ярмарки полностью выхолащивают художественную сторону мира кино. На фестивале заключается куда больше сделок, чем предполагает публика. Одна из десяти или двадцати становится плодотворной. Там не место творческим личностям кинопроизводства: режиссеры, сценаристы и актеры редко появляются на этом мероприятии, их можно увидеть там лишь в том случае, если они работали в конкурсном фильме, да и то если продюсер как следует надавит на них, обязав предстать перед жюри. Актер или актриса, приехавшие в Канн без веской на то причины, — откровенные искатели популярности.

Но все агенты, продюсеры, прокатчики, помощники по связям с общественностью, рекламные агенты и коммерческие директора от Египта до Японии, от Канады до Индии, от Франции до Израиля слетаются в Канн, произнося друг перед другом ритуальные фразы, долженствующие подчеркнуть их невыразимое презрение к этим вульгарным крысиным гонкам, даже если говорящий сам в них участвует. Здесь же толпятся проститутки со всего мира: и мужчины, и женщины. Здесь и вся мировая пресса. И кинокритики — иногда они даже ходят в кино наравне с жителями Канн, — и бездельники, которые настолько не заняты покупкой и продажей фильмов, что находят время посмотреть их.

Приехал туда и Вито Орсини в надежде заключить несколько сделок по продаже своего мексиканского барахла и раздобыть средства для сценария по новой вдохновившей его книге. Три подряд фильма Вито не принесли кассовых сборов, а прибыли и подавно. И тем не менее в мире, где репутации, завоеванные у публики, живут вечно, он по-прежнему считался выдающимся продюсером. Мало кто знал, что банковские счета Вито пусты, и еще меньше подозревали, в каких он долгах. И именно у этих людей он рассчитывал получить финансирование. В глазах всех остальных участников фестиваля Вито оставался блестящим продюсером с впечатляющим послужным листом.

Однако даже те, кому была известна правда о положении Вито, не сбрасывали его со счетов. Многие продюсеры до него проходили через полосу неудач, становясь затем победителями, и кассовый успех их фильмов способствовал обогащению всякого, кто имел долю в прибылях. Кинопроизводство в большей степени, чем любой другой бизнес, держится на колоссальном риске, на неизбывном внутреннем оптимизме. Даже коммерческие директора с жестким взглядом, вооруженные многими страницами цифр, не способны долго продержаться на плаву, если время от времени не будут говорить новой идее «да» вместо «нет». Студии, их прокатные компании и независимые прокатчики выживают только в том случае, если им есть чем торговать. Но сам предмет торговли, собственно товар, по своей природе, пока он не произведен, обладает неизвестной величиной стоимости. В процессе производства, на пути к успеху или к фиаско, вкладываются деньги. Никто не может заранее с уверенностью сказать, какая картина принесет прибыль, а какая нет.