Сестры Горские, стр. 6

— Довольно! Довольно! Хватит! — закричали они возбужденно. — Турнир не состоится. Ты проиграла, отдавай заклады!

Но радость их умерла так же быстро, как и родилась. Собирая крошки, предусмотрительно рассыпанные полоской, Эдуард и Тюльпан сблизились и ели уже из одной кучки, мешая друг другу и наступая один на другого.

Лена хорошо знала своих воспитанников. Расчет ее был прост и точен. Хотя хлеб не очень привлекал их, но ни один из них не захочет уступить другому, и, несомненно, произойдет столкновение.

Эдуард открыл военные действия первым. Стараясь достать крошки, на которые наступал Тюльпан, парнокопытный начал отталкивать водоплавающего в сторону. Но гусь не обращал на это внимания и опять возвращался на то же место.

Тогда Эдуард обозлился. Он подсунул свое рыло гусю под бок и сильным толчком отбросил беднягу так, что тот перекувыркнулся и упал на спину, беспомощно дрыгая в воздухе своими красными лапами.

Не считая больше гуся достойным внимания, Эдуард продолжал как ни в чем не бывало собирать крошки. Но водоплавающий не мог простить обиды парнокопытному. Он подбежал к Эдуарду, уже успевшему забыть своей наглости, с громким гоготаньем налете на него сзади и изо всех сил впился клюва в лихо закрученный кверху хвост парнокопытного.

Оглушенный и перепуганный Эдуард подскочил, визжа от боли, и кинулся прочь, потянув за собой гуся, крепко державшего его за хвост. Хвост натянулся, как струна, наверное, зазвенел бы, если бы кто-нибудь в это время к нему прикоснулся.

Поросенок мчался во всю прыть, но Тюльпан не выпускал хвоста, хотя и принужден был распустить крылья, чтобы сохранить равновесие.

Ужас придал новые силы Эдуарду, и с гусем на буксире, как с планером, еще быстрее помчался по кругу перед удивленными необычным зрелищем ребятами.

Профессорша смеялась до слез, глядя на эту скачку, и поспешила позвать мужа, сидевшего у своего рабочего стола. Тот поднялся, подошел к окну и стал рядом с женой.

Эдуард подскакивал и выворачивался изо всех сил. Он делал крутые и неожиданные повороты, стараясь освободиться от гуся. Гусь хлопал крыльями, подлетал, но хвоста не выпускал. Тогда Эдуард вдруг остановился на полном ходу как вкопанный, гусь с разбегу наскочил на него сзади, и они оба покатились кубарем, сбившись в один клубок.

Вырвавшись наконец из этого клубка, Эдуард прорвал круг зрителей и ошалело помчался в другой конец двора, а рассвирепевший Тюльпан ринулся вслед за ним. Водоплавающий был мстителен; он хлопал крыльями и с шипением и гоготаньем бежал вслед за парнокопытным, горя желанием уничтожить его окончательно.

— Мне это нравится, — сказал профессор, не удержавшись от улыбки.

— Конечно. Теперь ты можешь спать спокойно. Гусь отомстил за тебя твоему врагу, — едко сказала жена, которая любила пошутить над мужем, когда тот был свободен и в хорошем настроении.

— Это всё соседские дети и они живут над нами? — опасливо спросил профессор, указывая на человек двадцать зрителей, которые столпились вокруг Раи и Лены.

— Что ты? Вряд ли их может быть так много, — усмехнулась профессорша. — Не все они, конечно, живут над нами. Но эти две девочки, которые стоят посредине, наверное. Зато они сто?ят всех остальных, вместе взятых. Это они устроили состязание.

Лена, держа на руках все еще гневно шипевшего победителя, принимала выигранные заклады и по очереди передавала их Рае. Покончив с этим, она обратилась ко всем проигравшим пари, печально смотревшим на утраченные сокровища:

— Я предупреждала, чтобы вы не жадничали, потому что я все равно выиграю. Вы не послушались меня. Я считаю, что имею полное право на все свои выигрыши. Но если кому-нибудь из вас очень жалко своих вещей или кто-либо считает, что я выиграла и нечестно, пусть скажет, и я верну тому его заклад.

Разумеется, всем проигравшим было очень жаль своих вещей, но признаться в этом было бы стыдно, а в нечестности упрекнуть Лену они не могли. В результате никто не решился воспользоваться этим благородным предложением, и все сокровища перешли в законное владение сестер Горских.

Все же Лена, чтобы окончательно успокоить партнеров, а еще больше собственную совесть, взяла у Раи выигранный шоколад разделив его на одинаковые кусочки, угостила всех присутствующих.

— Ловко сделано! — засмеялась жена профессора. — Вот кто мне действительно нравится. Такие девочки что угодно устроят, к ним не подкопаешься!

Профессор промолчал и нахмурил брови. Действительно, от таких девочек можно было ожидать многого. К тому же он, вероятно, вспомнил приключение с Эдуардом, очутившимся в его автомобиле, узнал теперь, чьих рук это было дело, и понял, что его ждет еще немало сюрпризов и неожиданностей от девочек, рядом с которыми придется жить все лето…

Рая и Лена возвращались домой с богатой добычей. Они несли двух голубей, нож со штопором и шилом, маленького серого котенка и одну шоколадку, оставленную для Шуры, Жени и матери. Канарейку Лена вернула назад ее прежнему владельцу, увидев, как дрогнули у того губы, когда он отдавал клетку.

— Знаешь, Рая, как хочешь, а мне все-таки неловко было брать наши выигрыши… Будто мы из-за этого устраивали состязание, — заметила Лена.

— Ничего, ничего! Пусть знают, как говорить, что Горские трусливы. Ты тоже рисковала синицей, ящерицей и лягушкой, — отозвалась Рая, которой принадлежала мысль о заключении пари с маловерами.

5. Профессор и мышеловка

Поглощенные турниром сестры не заметили, что профессор и его жена смотрели на них из окна. Это, несомненно, несколько испортило бы им настроение и уменьшило радость победы. Профессора они не любили.

В доме, где жили Горские, профессор Кранцев поселился недавно, и его еще мало знали.

Сестры могли о нем сказать лишь то, что у него свой автомобиль и что владелец этого автомобиля достаточно неприветливый и вспыльчивый человек. Они немного побаивались профессора и были настроены к нему враждебно за грубое обращение с Эдуардом.

Рая, влюбленная в автомобили, разумеется была готова на что угодно, лишь бы установить дружеские отношения с хозяином легковой машины. Но, к сожалению, это было абсолютно невозможно. Для этого не было никакой почвы, никаких оснований. Все складывалось так, что рассчитывать на какое-либо сближение не приходилось. Девочки знали, что своим шумом и криком они беспокоят профессора и мешают ему работать.

Чувствуя себя виноватыми перед профессором, сестры решили, что он относится к ним недоброжелательно, и дружно отвечали ему тем же, наделяя его всеми неприятными и страшными свойствами, которые только приходили им в голову, тем более что этот солидный пожилой человек действительно внешне казался несколько суровым и неприступным.

Александра Михайловна Горская знала о профессоре несколько больше. Она часто слышала его имя на заводе. Ей известно было, что Кранцев — видный ученый, известный специалист в области дизелей и их применения в сельском хозяйстве. Однако и на заводе имя профессора Кранцева было окружено некоторой таинственностью. Мало кто знал, что? он делает в своей лаборатории, вход в которую был строго воспрещен.

Квартира профессора, находившаяся под квартирой Горских, выглядела тоже не совсем обычно. На полу в светлом и просторном кабинете лежала большая тигровая шкура — возможно охотничий трофей времен молодости профессора, так как на одной из стен висели охотничьи ружья, а над ними были прибиты оленьи рога с надписью: «Никольск-Уссурийск. 1900».

Кабинет был разделен на две половины, которые очень отличались одна от другой, и трудно было представить, что они принадлежат одному человеку.

Первая половина — та, где перед большим кожаным диваном лежала тигровая шкура, — была своего рода домашним музеем. Здесь висели фотографии, казавшиеся иллюстрациями к приключенческому роману.

На одних, еще молодой, Кранцев шел с ружьем, в тропическом шлеме между пальмами и лианами Цейлона, на других карабкался на памирский ледник в одежде альпиниста и с ледорубом в руках, на третьих сидел в компании красивых молодых женщин на палубе океанского парохода, мчался на собаках через снежную пустыню, стоял на улице Нью-Йорка, застроенной небоскребами, или же, полуголый, греб большими веслами, сидя со смеющимися неграми, в длинной и узкой лодке…