Меч Мартина, стр. 19
— Да, Бутео, ты здорово умный, — согласился Графо и вдруг подскочил. — Шмель, шмель, я догадался! — завопил он, как будто этим самым шмелем ужаленный.
Графо и Лонне пришлось отшатнуться, так как Бутео раздраженно захлопал крыльями:
— Кхрдык-йи-ккхи-и-ик! Как ты догадался?
— Да сам не знаю, — скромно пожал плечами Графо.
— Но трудная загадка, трудная, ничего не скажешь.
Бутео сердито ссутулился и зашагал по крыше надстройки, царапая ее когтями. Потом остановился и уставился на Графо:
— Йи-и-и! Теперь твой камушек. Сейчас я выиграю.
Трок сразу же вытащил из шлема плоскую гальку, плюнул на одну сторону и повертел перед носом птицы:
— Вот. Сухая сторона — я выиграл. Мокрая — ты проиграл. Так?
— Такк, такк!
Графо подкинул гальку, приговаривая:
— Вверх улетает, вниз прилетает, как упадет — никто не знает.
Бутео проследил полет камушка, тут же упавшего на палубу.
Графо ухмыльнулся во весь рот:
— Мокрая сторона, ты проиграл.
Птица подалась к Графо, готовая растерзать его на месте. Графо спокойно жевал ореховый пряник.
— Теперь надо нас пропустить, а то все скажут, что Бутео своему слову не хозяин.
Лонна сжался в комок, чтобы успеть прыгнуть на помощь своему капитану.
Но птица свирепо проскрипела:
— Все знают, что слову Бутео можно верить, Бутео честный. Сразу убью того, кто скажет иначе. Йи-и-кха-а-а-арр!
Выхватив пряник из протянутой к нему лапы Графо, канюк взмыл в воздух и вскоре превратился в маленькую точку высоко в небе.
Лонна облегченно вздохнул:
— Я уж худшего опасался. Бутео бился бы насмерть. Как у тебя здорово получилось!
— Да… давно ведь его знаю. Память у бедного Бутео совсем отшибло. Ну и не самый умный он здесь, чего уж греха таить. Вот каждый раз и проигрывает. Ладно, на обратном пути дам ему отыграться, потому что мне все равно назад надо, на северо-восток.
— Ах ты, старый обманщик! — рассмеялся Лонна. — Не стыдно?
Графо уже грыз вытащенный откуда-то кусок сыра.
— Худой мир лучше доброй ссоры, — рассудительно заметил он. — Лучше мелкий обман, чем крупная драка с сумасшедшим канюком… чем смертный бой без смысла. Поступай так, чтобы жить стало легче, — вот мой девиз.
13
Муха сидел на гнилом бревне. Его ступни горели, и только влажная трава давала приятную прохладу. Вглядываясь в таинственную чащу леса, он бормотал соседу:
— Совсем неплохо здесь, в этом лесу. И погода лучше, чем на побережье. Есть где укрыться, есть чем поживиться.
Его собеседник Роджин, нежно потирая ступни, покрытые пузырями, мрачно пробурчал:
— Вот бы еще не топать столько… Не по нутру мне эта маршировка. Я все же крыса корабельная, а не лесная какая-нибудь сухопутная.
Прихромал и уселся рядом Вислокоготь, еще один член экипажа. Кончиком кинжала он выковырял из лапы занозу и досадливо поморщился:
— Да уж, топаем и топаем, лап под собой не чую. Куда нас Бол гонит? Ладно, день, так ведь еще и полночи на ногах!
Одноглазый Глимбо слонялся неподалеку, прислушиваясь к крысиной болтовне. Подкравшись сзади, он с силой пихнул бревно торцом своего копья, опрокинув сидящих наземь.
— А ну кончай нытье, червяки недоеденные! Услышит капитан — вас здесь же муравьи и доедят. Марш вперед, чего расселись!
Рага Бол обычно возглавлял колонну крыс, но шел, часто оглядываясь. Сейчас он бросился назад и подцепил рукав своего одноглазого помощника острым крюком, заменившим ему утраченную лапу.
Глимбо крутанул незрячим оком и бодро доложил:
— Команда на марше, все в порядке!
— Марш, марш, догонять, не задерживаться! — прикрикнул капитан на отстающих и вернулся к дрожащему от страха Глимбо. — Они обо мне трепались. Что болтали? Только правду!
Глимбо постарался отодвинуться от Раги Бола и прижался дрожащей спиной к стволу дерева, затарабанив по нему хребтом, как дятел стучит клювом.
— Чесслово, капитан, ничего они не говорили…
Лязгнула капитанова сабля, сверкнул его золотой зуб.
— Они разговаривали, но ничего не говорили. Оч-чень занимательно рассказываешь.
Слова горохом посыпались из Глимбо:
— Клянусь, капитан, они просто лопаются от благодарности! Всей команде очень нравится здесь, в лесу! Погода, солнце, жратвы навалом. Вот только не привыкли они так много ногами шевелить на суше… Пираты ведь, не пехотинцы. Ну, некоторые ноги натерли…
Вжик!Сабля врезалась в ствол дерева, сделав одноглазого Глимбо еще и одноусым.
— Лапки заболели! Кто будет жаловаться, направляй ко мне, я вылечу. Дальше будут на обрубках ковылять. И скажи им, пусть перестанут на меня глазеть. И еще скажи, что, если кто помянет этого полосатого пса, сразу язык отрежу и заставлю проглотить. Нет никакой полосатой собаки, и никто за нами не гонится. Понял?
Не дожидаясь ответа, Рага Бол отвернулся от своего одноглазого помощника и шагнул прочь. Саблю он оставил в стволе, предоставив Глимбо честь и труд вытащить ее и вернуть владельцу. Глимбо еще не успел прийти в себя, а тут новая неожиданность: капитан вдруг осел в грязь и, чуть не всхлипнув, пробормотал:
— Я ночей не сплю… Добавь часовых, когда стемнеет.
Глимбо освободил клинок и вернул его капитану. Тот сгреб саблю, искоса посмотрев на помощника:
— Чего уставился, болван? Иди расшевели их…
Глимбо отдал честь и отошел, не зная, что и думать.
Нет, на капитанском мостике еще недавно стоял совсем другой Рага Бол. Что-то неладное творилось с капитаном. Он обернулся, посмотрел на Бола, но тот уже забыл о Глимбо. Повернув голову и вытянув шею, капитан искал взглядом что-то далеко позади.
Неистовый Рыж лежал на мягкой подстилке из мха и, притворяясь спящим, прислушивался к утренней беседе своих верноподданных.
— Да, утречко что надо, и местечко подходящее… — это Флинки.
Следующей открыла рот Кривохвостиха:
— Яйца лесного голубя, сэр! Как прикажете сварить?
— Всмятку, — отозвался Флинки. — Никогда не уважал крутых… м-м, да, и яиц тоже.
— Я для тебя день и ночь варить да жарить буду, если обеспечишь нам отдых здесь на недельку.
— Да уж, жалко расставаться с таким местечком, — это уже Юнна. — Задури башку этому недоростку, чтоб не прыгал попусту.
Флинки лучился уверенностью:
— Можете на меня положиться, ребята. Мой серебряный язычок-колокольчик зачарует любого…
Рыж громко зевнул, лениво сел и потянулся:
— Яйца лесного голубя всмятку, Флинки? Давай их сюда.
Флинки, не моргнув глазом, передал яйца новому атаману:
— С добрым утречком, сэр, и предстоящим добрым, надеюсь, деньком. Мы как раз восхищались выбранным вами местом. Хорошо, когда вождь столь мудр!
Рыж отложил вареные яйца в сторонку и поднялся, сжимая саблю. Надувшись, он авторитетно провозгласил:
— Не слишком влюбляйтесь в этот ручей, жалко будет расставаться. После завтрака снимаемся. Как только вернется Сливонос.
Полкотлеты не смог скрыть неудовольствия:
— Сам же сказал, что остаемся здесь!
Рыж покрепче сжал саблю:
— Ну… я передумал. Атаман имеет право изменить свое решение.
Голозад мрачно уставился на противного лисеныша.
— «Изменить решение»! — передразнил он. — И куда теперь прикажешь топать, ваше могущество?
Приподняв саблю, Неистовый Рыж шагнул к Голозаду и отчеканил:
— Мы направимся к этому самому Рыжволлу, если тебе очень надо знать. Так что собирай пожитки.
Голозад неосторожно отвернулся от Рыжа и обратился к остальным:
— Ха, Крошке Рыжу не терпится узнать волшебное слово, чтобы казаться великаном.
Рыж взмахнул саблей и одним махом отхватил дерзкой ласке полхвоста.
— Й-и-и-а-а-а-а! — раздался вопль Голозада. — Мой хвост!