Операция «Хаос», стр. 30

Я рассмеялся:

— Нет, мы с Барни поразмыслили некоторое время над этой проблемой и кое-что высидели. Я сейчас действительно, в определенном смысле, доволен. В последнее время жизнь стала слишком скучной. Вот я и спрашиваю, не хочешь ли ты принять участие в одной забаве?

— Сегодня вечером?

— Да. И чем раньше, тем лучше. подробности я тебе расскажу, когда наша юная надежда уляжется спать.

Появившаяся было улыбка Джинни увяла:

— Боюсь, что не смогу так быстро найти няньку для присмотра за ней. На этой неделе в школе выпускные экзамены.

— А если не найдешь, как насчет Свертальфа. Там твой приятель тебе не понадобится. А здесь он способен делать элементарные вещи: может нести охрану, а если у нее разболится животик, он сбегает к соседям и разбудит их. всех…

— Она может проснуться и захочет нас увидеть, возразила Джинни, хотя и не очень твердо.

Возражение я опроверг, напомнив, что мы, когда Валерии вроде бы стали сниться кошмары, купили ей охранитель сна.

Маленький деревянный солдатик с мушкетом наизготовку, стоял возле ее кровати, готовый прогнать из сна все страшное. я не особенно верил приборам, призванным возмещать родительскую любовь, и вообще родителей. Но немного они помогали.

Джинни согласилась. Я видел, в ней ключом бьет энергия. Хотя она и приняла на время роль домашней хозяйки — чистокровную скаковую лошадь не заставишь до бесконечности тащить плуг…

Вот таким образом мы сделали первый, на нашем пути, шаг в ад…

Глава 21

Ночь была безлунной, звезды скрывала легкая дымка. Мы собирались недолго. И она, и я — одели черные свитера и брюки. Фары выключили. Мы летели, пользуясь колдовским зрением. Это было хотя и противозаконно, зато безопасно.

Летели над городом, где созвездиями светились окна и уличные фонари. И, наконец, помело пошло вниз. район, где расположились промышленные предприятия. Здесь было еще темнее, еще более пусто, чем обычно в эти часы. Возле магазинов, пакгаузов я не видел практически ни одного мерцавшего здесь крохотного голубоватого огонька. Добрый народец всегда пользовался предоставленной ночью возможностью, пока вокруг нет людей, заглядывал, удивляясь и восхищаясь, в окна. Сегодня что-то спугнуло их.

Испугавшее их происходило на земле «Источника». В воздухе билось тревожное, яркое, словно пламя рассвета, зарево. Когда мы приблизились, утихший ветер усилился.

Засвистел, донес мне запах плоти, пота, ладана, отдающего кислотой и электрической энергией сверхъестественного.

Волосы встали дыбом у меня на хребте. Импульс был так силен, что мне пришлось приложить все усилия, чтобы не превратиться в волка-оборотня.

Вокруг главного здания людей было набито, как селедок в бочке. От сада, где в теплую погоду завтракали наши рабочие, ничего не осталось, кроме грязи и сигаретных окурков. Я прикинул: здесь собралось сотен пять народу.

Свободного места не осталось, и приземлиться было невозможно. В целом толпа оставалась на месте, но движение отдельных тел создавало бесконечную рябь. Волнами катились слитные звуки голосов и шарканье ног.

У гаража было более свободно. Здесь и там виднелись люди, чтобы перекусить или выспаться, забравшись в спальные мешки. Они сохраняли почтительное расстояние от установленного в дальнем конце переносного алтаря. Время от времени кто-то из них преклонял колени и кланялся алтарю.

Я протяженно присвистнул:

— Эта штука появилась уже после моего ухода.

Рука Джинни еще теснее сомкнулась вокруг моего запястья.

Службу вел иоаннистский священник. С высоты мы не могли ошибиться, увидев его белую мантию и молитвенную позу, в которой он мог оставаться часами. Руки широко раскинуты, точно у орла крылья. Мы услышали печальное высокое песнопение. Позади алтаря поблескивал высокий Т-образный крест. На самом алтаре, четыре талисмана — чаша, скиптер, меч и диск. Два псаломщика размахивали кадилами. В воздухе пах сладковатым и, как ни странно, морозным дымком.

— Что он делает? — пробормотал я.

Я никогда не утруждал себя изучением обычаев новой церкви. Не то, чтобы Джинни и я были совсем уж невежественны и не знали о новых научных открытиях, доказывающих реальность Божества и всего прочего, вроде абсолютного зла, искупления и загробной жизни. Но у нас создавалось впечатление, что это лишь отрывочные сведения, и за ними скрывается что-то еще. И что Бог имеет такое множество проявлений, что они едва ли доступны ограниченному человеческому пониманию. Так что, мы смело могли именовать себя унитарианцами.

— Не знаю, — ответила Джинни. Голос ее был мрачный. — Я читала что-то насчет доктрин и обрядов, но это всего лишь вершина айсберга, и это было несколько лет тому назад. Во всяком случае нужно быть причастником… Нет, много больше — посвященным. В конце концов адептом, тогда лишь можно сказать, что понимаешь, что означает этот обряд.

Мне стало не по себе:

— Может он сбить нас?

С нарастающим беспокойством я смотрел на неровное свечение, не имеющее, казалось, источников. Свечение, на всю эту широкую, развернувшуюся передо мной сцену. Вокруг здания стояли дородные, одетые в синее, полицейские.

Несомненно, их коробило от летящих в их адрес язвительных замечаний.

Кроме того, в большинстве они, вероятно, принадлежали к традиционным церквям. Они бы точно были бы не против арестовать проповедника вероучения, утверждающего, что их собственная вера должна исчезнуть.

"Нет, — ответил я сам себе. — Не может быть. Иначе легавые тотчас ж упрячут его в холодную. Может быть, сейчас он предаст нас анафеме. Полагаю, что он мог бы это сделать, учитывая, что у нас свобода религии, и что человек не может указывать Богу, а может лишь просить его милости.

Но вдруг он действительно творит заклинания, вызывает вредоносные колдовские силы?.."

Громкий голос Джинни прервал мои размышления:

— Когда вы имеете дело с этими гностиками, — сказала она, — трудности в том, что неизвестно, где кончаются их молитвы, а начинаются заклинания. Идем на посадку, пока что-нибудь не случилось. Происходящее сейчас мне что-то не нравится…

Я кивнул и направил помело к главному корпусу. Иоанниты меня не слишком-то беспокоили. Священник, в общем, тоже.

Вероятно, они служили свою экзотерическую мессу лишь чтобы воодушевить демонстрантов. Разве его церковь не заявляла, что она — Церковь Вселенской Любви? Может, она, будучи выше всего земного, действительно не нуждается в насилии? Время «Ветхого Завета», время Нового Завета, время Сына — было временем искупления. Время Евангелия от Иоанна, время Духа Святого — будет временем любви и раскрытием тайны. Ни на что не взирая…

Полиция запретила полеты в непосредственной близости от места проведения демонстрации. Исключение делалось лишь для тех, кто хотел улететь отсюда. Это решение соответствовало здравому смыслу. Иоанниты были меньшинством в толпе. Для значительного большинства здесь, идея отречении от этого, достойного лишь презрения, грешного материалистического мира, означала не что иное, как вошедшее в моду требование уничтожения этого мира. Искушение одним махом взлететь наверх и там попивать коктейль «Молотов», нередко оказывалось слишком сильно.

Естественно, мы с Джинни могли бы настаивать, что имеем право явиться сюда. Даже с эскортом, в случае необходимости. Но это могло бы вызвать то, чего нам хотелось избежать — взрыва. В общем, лучше всего для нас было проскользнуть сюда незамеченными. Незаметно, как для врагов, так и для друзей. Но сноровка, отличающая нашу команду, несколько поблекла. Нам следовало бы как следует собраться.

Нам удалось. Метла, привидением скользнув по небу, влетела в гараж. Открывающая система вспомогательного оборудования вентиляции пронизывала здание от первого этажа до крыши. В обычных условиях наши работники входили и выходили через двери. Но сегодня двери были перекрыты дважды. Телами оппозиционеров и установленными нами защитными полями. Чтобы снять эти поля, требовалось усилие высококвалифицированного чародея.