Обитель мрака, стр. 29

— Уайлер мог бы малость просветить нас, останься он в живых. Перестал бы ты так убиваться по нему, Дэви. Он не был хорошим человеком.

— А кто в наши дни может позволить себе быть хорошим. Ладно, к черту! — Фолкейн упал в кресло.

— Согласна. К черту, и побыстрее! Что до меня, то я намерена опять заняться лепкой, — сказала Чи и покинул мостик.

— Пожалуй, уж я-то могу поиграть с тобой в карты, Пень если ты хочешь отвлечься, — предложил Эдзел. — Все равно до прибытия на место нам нечего делать.

«Разве что сидеть и надеяться, что на нас не свалится какая-нибудь задачка, которая окажется нам не по силам», — подумал Фолкейн.

«Страх и трепет надежды, безмолвие и предвидение; смерть костлява, время сумрачно…»

Облачившись в скафандр, он включил ракетный ранец на самую малую мощность и преодолел сотню метров вакуума, отделявшего его корабль от разбитого звездолета.

Его окружали звезды и окутывало безмолвие. Здесь не видно было никаких следов боя; боль и страдание растворились в глубинах космоса, осталась только эта искореженная груда, маячившая впереди и окруженная металлическими обломками. Дэвид боялся даже подумать о том, сколько жизней было загублено здесь (бабуриты наверняка радовались своему солнцу не меньше, чем он земному), и предпочел равнодушно сосредоточить свое внимание на стоявшей перед ним задаче.

Размеры корабля более-менее соответствовали габаритам крейсера. Ракета преодолела защиту и врезалась в борт. Поскольку вокруг корабля не было воздуха, мощности взрыва не хватило, чтобы превратить его в груду обломков. Те, кто выжил (если таковые вообще были), нашли спасательную шлюпку помещавшуюся в отсеке, который автоматически отстыковывался в случае столкновения или удара, и спаслись бегством. Самый большой из уцелевших обломков корпуса превосходил размерами «Через пень-колоду» и, должно быть, был щедро оснащен всевозможной аппаратурой, которую еще можно было осмотреть, поскольку она вряд ли получила слишком уж большие повреждения. Счетчик на запястье подсказал Дэвиду, что уровень радиации не превышает допустимый.

Он услышал и почувствовал глухие удары, едва его подошвы коснулись настила и прочно закрепились на плитах. Чи парил неподалеку, а чуть дальше на фоне неба виднелся громадные силуэт Эдзела.

— Оставайтесь снаружи, а я пойду осмотрюсь, — велел им Дэвид и тяжелой поступью двинулся дальше. Ощущение было немного сродни тому, какое испытываешь, когда идешь вниз головой, потому что Дэвид ничего не весил, а мертвый корабль медленно поворачивался вокруг продольной оси. Созвездия плавно скользили мимо, и казалось, будто рубки и орудийные башни окутаны мглой. Дэвид слышал свое громкое дыхание.

Добравшись до того места, в котором корпус разломился пополам, он осторожно протиснулся сквозь хитросплетение торчащих во все стороны искореженных железок. Между двумя заусенцами застряло мертвое тело. С минуту Фолкейн смотрел на него, подсвечивая себе фонариком. В безвоздушном пространстве луч не рассеивался, и тусклый свет окутывал фигуру, слишком чуждую, чтобы вызывать ужас, какой обычно чувствуешь, глядя на тела людей, погибших насильственной смертью: бабурит казался жалким, маленьким и хрупким.

«Я теряю время, которое у меня еще есть, но у него уже нет», — подумал Фолкейн и пошел дальше; преодолев край корпуса, он очутился в чреве вымершего корабля.

В свете звезд и фонарика виднелись какие-то сюрреалистически сложные формы, тонувшие во тьме. Дэвида охватило мрачное удовлетворение.

«Как нам повезло! — подумал он. — Похоже, тут главное машинное отделение. А значит, и приборы управления, если бабуриты строят свои корабли приблизительно так же, как мы».

Это могло оказаться осуществлением той надежды, которая подвигла Фолкейна и его спутников на эти поиски. Так мало было известно о существах, построивших эту захватническую армаду. Может быть, в их инженерных разработках есть нечто такое, что поможет понять их натуру?

Пришла ли такая же мысль в голову адмиралу флота Содружества? Приказал ли он провести операцию по осмотру обломков в разведывательных целях? Вероятно, нет. Слишком уж наседали на его эскадру. Кроме того, вся организация дела указывала на идиотизм высших чиновников правительства. Впрочем, давайте будем снисходительны и назовем это невежеством.

Кроме того, даже если допустить, что эти реликвии все-таки попадут на Землю, едва ли правительство покажет их ван Рийну. Фолкейном руководила не просто преданность своему покровителю. Он считал, что, кроме старика, в Солнечной системе не осталось больше ни одного грамотно мыслящего существа. Ван Рийн сумел бы извлечь выгоду даже из тех крох, которые любому другому показались бы бесполезными.

Фолкейн понимал, что по-настоящему серьезную работу здесь провести не удастся.

«У нас нет средств, — думал он. — К тому же застрять тут слишком долго было бы чертовски опасно. Но мы можем провести здесь несколько часов и посмотреть, что к чему, а кое-что и забрать для более глубокого исследования. Быть может, мы ненароком сделаем какое-нибудь полезное открытие. Бить может».

— Вперед! — приказал он себе и подобрался к одной из возвышавшихся пред ним громадин.

Глава 9

Вечером накануне отъезда Байард Стори пригласил Николаса ван Рийна на обед. Совет Лиги разъехался, так и не придя к согласию, и теперь делегатам предстояло в меру сил и возможностей заняться каждому своим делом.

Зал Сатурна в гостинице «Вселенная» был почти полон, хотя благодаря расположению столиков и полумраку у посетителей не возникало ощущения толпы. Наверное, теперь, когда повсюду настырно расползались слухи о войне, друзья и влюбленные старались воспользоваться любой возможностью развлечься, пока она была. А может быть, дело обстояло совсем иначе. Солнечная система не имела опыта непосредственного участия в вооруженных столкновениях, ничего подобного не происходило так долго, что теперь даже трудно было сказать, кто как себя поведет. Танцующие на пятачке льнули друг к другу. Неужели в музыке оркестра, составленного из живых музыкантов, и впрямь сквозили тоскливые нотки?

Над головой на фоне лилового небосклона нависали громадные полукружия колец, окрашенных в более изысканные цвета; чем радуга; сейчас в небе было четыре луны. Ткань неба разрывали метеориты, оставлявшие за собой искрящиеся изогнутые шлейфы. Крошечное заходящее солнце, тусклое из-за плотной атмосферы, виднелось над бурыми и розоватыми облаками.

— Это место больше подходит для влюбленных, чем для двух усталых дельцов, — с легкой улыбкой заметил Стори.

— Любое совпадение наших точек зрения будет весьма романтичным явлением, — проворчал ван Рийн, углубившийся в чтение меню. Свободной рукой он по очереди подносил ко рту то рюмку с водкой, то кружку пива. Стори потягивал шампанское с ромом. — Дайте-ка я рассмотрю… dood en ondergang… [13] Тут темно, как в мозгах у столоначальника. Начну, пожалуй, с дюжины устриц из Лимфьорда. Лимфьорд, запомните, официант. Охлажденные ножки краба и спаржа, и еще пятьдесят граммов страсбургского паштета. А пока я буду поглощать закуску, принесите-ка мне хорошенькую порцию лукового супа по-анзийски. Не упустите шанс, Стори, в этом супе есть специи, которых мы можем больше никогда не попробовать, если случится какая-нибудь глупость вроде войны. Так, теперь вино к супу… — Он еще несколько минут продолжал в том же духе.

— Э… ну а мне принесите обычный бифштекс средней поджаристости, — со смехом сказал Стори. — И… ну ладно, отведаю лукового супа, коль уж мне советуют.

— Вам надо бы обращать побольше внимания на то, что вы едите, мальчик, — бросил ван Рийн. Стори пожал плечами:

— Я не возвожу свой желудок в ранг божества.

— Думаете, я это делаю, ха? Нет, проклятье, я заставляю желудок работать на меня, и он вкалывает, как раб. Язык и нёбо — вот о чем я забочусь. И что в этом плохого? Кому это приносит вред? Самым первым чудом Господа нашего было превращение воды в вино, да еще какого урожая! — ван Рийн покачал головой, и кудряшки зашелестели о парчу костюма. — Смутьяны все как один недовольны доброй пищей, выпивкой, музыкой, женщинами и доходами, этими дарами Божьими. Нет, они ввергают мир в разорение, потому что сами хотят поиграть в Бога, стать на место Спасителя и вообще валять дурака.