Огонь и лед, стр. 18

Софи стояла между двумя мужчинами лицом к дверям. Она чувствовала себя неловко и неуютно. Если бы тут не было Джека, все было бы прекрасно. Она любила Алека, потому что он любил Риган, и Софи чувствовала себя с ним спокойно и непринужденно. Алек ни за что не осуждал ее, а Джек, по всей видимости, осуждал.

— Почему бы тебе не поехать с Софи, а я поеду за вами на своей машине? — предложил Джек.

Она ответила, даже не взглянув на него:

— У меня нет машины.

— Серьезно? Ха. Я представлял тебя за рулем БМВ или Мерседеса. Похоже, ошибочка вышла.

— Серьезно. Ха. Я представляла вас высокомерным, поверхностным ничтожеством, — парировала она, но так и не добавила: «Похоже, ошибочка вышла».

Софи посмотрела на него, чтобы увидеть, как он отреагировал на ее комментарий, и была захвачена врасплох, увидев в его глазах смех.

Они добрались до нижнего этажа. Джек припарковал свою машину в гараже под складом. Когда открылись двери лифта, он поднял руку, останавливая ее, и проверил, свободен ли путь, прежде чем дать ей выйти. Никаких репортеров, поджидающих ее в засаде, видно не было. Софи решила, что Биттерман несколько преувеличил, когда сказал, что ей в лицо будут пихать микрофоны. Она забралась на заднее сиденье в машине Джека. Они подъехали к спуску, и пока Джек ждал, чтобы повернуть на улицу слева, откуда ни возьмись появилась толпа репортеров. Они столпились по бокам машины, но, казалось, не меньше, чем она сама, их интересовали Джек и Алек, репортеры даже звали их по именам.

— Откуда эти репортеры вас знают? — поинтересовалась она.

— Вообще-то они нас не знают, — отмахнулся Алек.

— Они выкрикивают ваши имена, и у них ваши фото.

— Она еще не видела? — спросил Джек.

— Видимо, нет. Поговори с Риган или Корди, — предложил ей Алек. — Они будут счастливы все объяснить.

— Объяснить что? Алек, о чем речь?

Он не ответил. Мужик с камерой стукнул кулаком по капоту машины, чтобы привлечь внимание Джека. Он явно собирался сделать кадр из серии «нарочно не придумаешь». Джек и ухом не повел.

— Ну что я могу сказать? Должно быть, начало недели не задалось.

— Агенты ФБР не дают интервью, — сказала она. — И эти репортеры об этом знают. Почему же они вас преследуют?

— Не сейчас, Софи. Когда вернешься домой, позвони моей жене.

Однако Софи решила не ждать. Она вытащила свой сотовый и послала сообщения Риган и Корди.

— Как думаешь, сколько мне дадут, если я раскатаю по асфальту парочку из них? — спросил Джек.

— Не знаю. Я дам тебе десять, двадцать баксов, — ответил Алек.

Джек рассмеялся.

— Я имел в виду, лет. Сколько лет мне дадут?

Как только один из репортеров отошел от бампера и подошел к окну со стороны Алека, на светофоре загорелся зеленый. Джек уехал прежде, чем репортер смог сделать четкий снимок.

— Ненавижу репортеров, — пробормотал Джек. — Большинство из них никогда не пишет правду.

— Это не так, — отозвалась Софи.

Он проигнорировал ее возражение.

— Все дело в сенсации. Что угодно ради грязной статейки.

— Я репортер, — напомнила она ему.

— Вот именно, — сказал Джек.

— Агент Макалистер?

— Да?

— А не пошли бы вы!

ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ

АРКТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ

Сейчас трудно поверить, что мы провели с волками уже несколько месяцев. Мы собрали кучу данных об их привычках и изучили образцы ткани, чтобы понять, как их физиология помогает им адаптироваться к окружающей среде, но нам еще многое предстоит узнать. Если наши планы осуществятся, то фонд увеличит наш грант, и мы сможем вернуться в следующем году, чтобы продолжить свои исследования.

Никаких вопросов в связи с пропажей самца, которого Кирк назвал Джаспером, не возникло. Всем известно, что я последний, кто наблюдал за ним, поэтому мой рассказ о гризли не вызвал сомнений. Я сказал, что Джаспер устроил хорошую драку, но уступил медведю в силе.

Но правда немного страшнее. Мы с Эриком взяли у Джаспера еще одну ампулу крови, чтобы посмотреть, изменился ли его гормональный уровень. Когда подошел гризли, Джаспер был слишком слаб, чтобы драться. Медведь разорвал Джаспера, будто тот был какой-то тряпичной куклой.

Было трудно наблюдать за этой жестокой сценой, но, по крайней мере, Эрик смог собрать образцы крови, чтобы сравнить их с образцами Рики.

ДЕСЯТЬ

ОБЫЧНО СОФИ НРАВИЛОСЬ РАБОТАТЬ ДОМА. Никто не отвлекал; не было Гари, висящего над ее перегородкой, пускающего слюни, как сенбернар, и пристающего к ней с расспросами об отце. Кроме того, в ее квартире под рукой был запретный для Софи плод — фаст-фуд [54] . Она даже не обязана была подходить к телефону, если не хотела. И если бы у нее появилось такое желание, она могла бы работать в пижаме.

Что ей не нравилось — так это то, что она вынужденаработать дома. Софи чувствовала себя заключенной, и ее раздражало, что кто-то решает за нее. Но мистер Биттерман был ее боссом и действовал в ее интересах. В отличие от тех, кто угрожал нанести ей телесные повреждения. Теперь ей придется перенести все свои встречи, включая уже назначенную стрижку у Рауля, а это будет стоить ей долгих и нудных извинений перед ним.

И все из-за нескольких идиотских телефонных звонков. Могло быть и хуже, решила она. Она должна быть благодарна, что власти не вытащили ее в центр города. По крайней мере, пока.

Не важно, какая организация к ней обращалась. Все они задавали одни и те же вопросы снова и снова. «Вы говорили со своим отцом в последнее время?» Будто она им когда-нибудь скажет, даже если и говорила бы. «Он когда-нибудь рассказывал вам, как заработал свои деньги?» На этот вопрос у нее было много саркастических ответов, но она молчала, потому что уже в раннем возрасте научилась никогда не перечить людям со значками, особенно если хотела вернуться домой, а не сидеть несколько часов в вонючей комнате для допросов.

А еще все они хотели знать о сейфе. Разве у ее отца нигде нет тайника? И где он хранил свои важные документы? Разве он никогда не рассказывал ей свои секреты?

Сейчас допросы проходили в более или менее спокойной обстановке, но так было не всегда. Самый худший допрос Софи пережила, когда ей было девять. Противный старикан-детектив сказал ей, что, если она не проболтается (Софи понятия не имела, что это значит) и не расскажет ему, где ее отец, он позвонит в службу защиты детей, и ее надолго увезут и отдадут в приёмную семью. Никто не будет знать, где она, и она никогда снова не увидит своего папочку и друзей.

По сей день Софи не знала, каким образом Эйден, брат Риган, прознал об этом допросе. Она подозревала, что ему позвонила ее экономка, но женщина в этом не сознавалась.

Как рыцарь в сияющих доспехах, Эйден появился в полицейском участке с тремя адвокатами, чтобы спасти ее от тактики запугивания, которую использовал детектив. Софи помнила, как, увидев его, расплакалась и бросилась в его объятия. Эйден казался ей ужасно старым, хотя тогда ему было всего двадцать лет. Он был в ярости из-за такого с ней обращения и сыпал угрозами, включая иски за незаконное задержание, публичное унижение и бог знает что еще. Он бросил в лицо детективу, что, если тот когда-нибудь снова заикнется о приемной семье, то он отберет у него значок. И адвокаты Эйдена утверждали, что ему удастся это сделать.

Эйден привез ее домой, дал ей номер частной телефонной линии юридической фирмы и заставил ее выучить номер наизусть. Он сказал, что она может связаться с ними в любое время дня и ночи. Софи помнила этот номер до сих пор и иногда пользовалась им.

Она никогда не рассказывала ни Риган, ни Корди, что случилось той ночью, когда ее спас Эйден, и попросила его тоже держать это в секрете, чтобы никто никогда не узнал о том, что она плакала. Она была настоящим воином, и Эйден это признавал. Он как-то разыскал ее отца, пока тот порхал с места на место, и получил его согласие на то, чтобы стать опекуном Софи в его отсутствие. И она была бесконечно ему благодарна.