Ярость, стр. 14

— Джина? — спросил Майкл. Неужели что-то случилось с Джиной?

Один из копов уже стоял перед каретой скорой помощи. Он показал водителю в направлении соседнего дома:

— На задний двор.

Прежде чем Майкл успел что-то сообразить, ноги уже сами понесли его. Он ударом распахнул дверь и влетел в коридор. Позади себя он слышал шаги и понимал, что это Трент, этот ублюдок. Майклу было все равно. Он распахнул заднюю дверь, выбежал во двор и затормозил так резко, что бежавший следом Трент врезался ему в спину.

Сначала Майкл увидел что-то белое, коротенький халатик, прозрачную ночную рубашку. Она лежала на животе, запутавшись в поломанном заборе из проволочной сетки. Вокруг стояло шестеро или семеро мужчин.

Майкл с трудом двинулся вперед, но, когда он подошел вплотную, колени у него подкосились. Большое родимое пятно на плече, еще одна родинка на руке. Он сжал пальцами маленькую ладонь.

— Сэр, не прикасайтесь к ней, — предупредил его кто-то.

Майкл не обратил на это внимания. Он гладил ее мягкую руку, и слезы бежали по его щекам.

— Господи… О господи… — шептал он.

Трент о чем-то говорил с группой копов, слов Майкл разобрать не мог. Он видел только затылок Синтии и длинные пряди шелковистых светлых волос, спадавших на плечи, словно шаль. Он одернул ее халатик, прикрыв голые ягодицы, пытаясь хоть как-то сделать так, чтобы это выглядело более прилично.

— Детектив, — сказал Трент. Он просунул руку под мышки Майкла и легко поднял его на ноги. — Вам не следует прикасаться к ней.

— Это не она, — настаивал Майкл, пытаясь снова опуститься на колени и заглянуть ей в лицо.

Это какой-то розыгрыш. Это не может быть Синтия. Она сейчас гуляет в центре, прожигая деньги Фила и оттягиваясь с подругами.

— Я хочу посмотреть на нее, — сказал Майкл. Его трясло, как будто он ужасно промерз. Ноги опять подогнулись, но на этот раз Трент его поддержал, не дав снова опуститься на землю. — Я хочу увидеть ее лицо.

Один из мужчин, видимо, медэксперт, сказал:

— Я все равно собирался ее переворачивать.

С помощью еще одного копа доктор взял тело за плечи и перевернул лицом вверх.

Рот Синтии был приоткрыт. Из него текла кровь, тоненькой струйкой медленно спускаясь по шее и напоминая Майклу слабую течь в водопроводном кране. Ее красивое лицо было изуродовано глубоким порезом в области виска. Пустые зеленые глаза уставились в небо. Локоны прилипли к щекам, и он попытался наклониться, чтобы поправить их, но Трент не дал ему этого сделать.

Майкл чувствовал, как горячие слезы жгут глаза. Кто-то должен прикрыть ее. Она не должна лежать вот так, открытой для всеобщего обозрения.

Медэксперт склонился над ней и заглянул в приоткрытый рот.

— Языка нет, — сказал он.

— Господи, — прошептал кто-то из копов, — совсем еще ребенок!

Майкл сглотнул, чувствуя, как горе буквально душит его.

— Пятнадцать лет, — выдавил он. День рождения у нее был на прошлой неделе. Он еще подарил ей плюшевого жирафа. — Ей пятнадцать.

Часть 2

Глава 7

2 октября 2005 года

Джон Шелли очень хотел телевизор. Последние два месяца он ходил на эту дерьмовую работу, ни разу не опоздал, каждый день уходил последним и скрупулезно выполнял любые задания, которые давал ему босс. Для него это было даже не вопросом желания — он просто заслужил телевизор! Не нужно никаких наворотов, требования самые простые: цветное изображение, дистанционное управление и антенна, которая бы принимала игры университетской футбольной лиги.

Он хотел смотреть, как играют его команды, хотел сжимать в руке пульт дистанционного управления, и, если вдруг Джорджия играет плохо, — что очень даже вероятно! — иметь возможность переключить канал, чтобы полюбоваться тем, как надирают Флориду. Он хотел видеть эти убогие шоу, заполняющие перерыв, слушать тупых комментаторов, хотел посмотреть игру университета Тулейна против Южного Миссисипи, политехников из Техаса — против Луизианского университета, команды этих придурков из Армии — против ВМФ. Близился День благодарения, и он мечтал, как станет свидетелем разгула «матчей футбольной чаши», после чего переключится на игры фаворитов — «Патриотов», «Рейдеров», «Орлов», — постепенно подходя к волшебному моменту в феврале, когда сядет в своей долбаной комнатке, в этом долбаном клоповнике, и будет с громадным удовольствием первый раз в жизни в полном одиночестве смотреть матчи за Суперкубок. [2]

В течение последних двух месяцев, шесть дней в неделю проезжая по Атланте мимо Центра «Все на прокат», он с тоской вглядывался в окно автобуса. Реклама на витринах гласила: «Ваша работа — гарантия вашего кредита», но дальше, под звездочкой — такой крохотной, что ее можно было принять за раздавленного жука, — следовала приписка, которая все это перечеркивала. Слава богу, он так нервничал в первый раз, что не ринулся сразу же в магазин и не выставил себя полным идиотом. Когда Джон остановился перед парадным входом, сердце у него в груди бешено тряслось, как пес, мучительно пытающийся выкакать персиковую косточку, но тут он заметил этот текст на плакате, набранный мелким шрифтом. Там четко было написано: «Два месяца». Вы должны проработать на одном месте не менее двух месяцев, прежде чем вам окажут честь, предоставив возможность в течение пятидесяти двух недель платить по двадцать долларов за телевизор, который в нормальном магазине стоит в розницу триста баксов.

Но Джон и не был нормальным человеком. Несмотря на короткую стрижку, тщательное бритье и отглаженные твидовые брюки, окружающие неизменно чувствовали в нем это отличие от других. Даже на его работе, на мойке автомобилей, где большинство приходящего народу показывалось только для того, чтобы протереть автомобиль или пропылесосить крошки с заднего сиденья своего джипа, и то от него держались подальше.

И вот теперь, спустя два месяца, Джон сидел на краю стула, изо всех сил пытаясь не раскачивать нервно дергающейся ногой, и ждал свой телевизор. Прыщавый подросток, встретивший его в дверях, явно не торопился. Он взял заявление Джона и ушел в заднее помещение уже минут двадцать назад. Заявление. Это еще одна вещь, о которой они не упомянули на своем плакате. Домашний адрес, дата рождения, номер социального страхования, место работы — там не указывался разве что размер нижнего белья.

В воскресенье после обеда в прокатном центре Атланты было шумно. Все телевизоры были включены, со стен, сплошь уставленных светящимися экранами, мелькали разные сюжеты, слышалось смешанное жужжание передач о природе, новостных каналов и программ типа «сделай сам». Этот шум раздражал его. Через громадные — от пола до потолка — окна в комнату лилось слишком много света. Телевизионные экраны горели слишком ярко.

Джон поерзал на стуле, чувствуя, как по спине скатилась капля пота. Часов на руке он не носил, но зато большие часы висели на стене. Это было упущением того, кто занимался планировкой магазина, поскольку устройство это служило исключительно для того, чтобы напоминать людям, как они застряли здесь в ожидании того, что какой-то вчерашний школьник выйдет сообщить удачливому клиенту, что тот удостоен величайшей чести заплатить пять сотен баксов за DVD-плеер «Симзитцу».

— Просто телевизор, — шептал Джон про себя. — Просто один небольшой телевизор. — Нога его снова задергалась вверх-вниз, и теперь он уже не сдерживался. На него смотрели люди. Родители покрепче прижимали к себе своих отпрысков.

— Сэр? — Перед Джоном стоял Рэнделл, его собственный, персональный продавец. На лице, как приклеенная, застыла улыбка. — Простите, что заставил вас ждать. — Рэнделл вытянул вперед руку, как будто Джону могла понадобиться помощь, чтобы встать.

— Все нормально, — поднимаясь, ответил Джон, стараясь говорить разборчиво.

Он растерянно огляделся по сторонам, не совсем понимая, что происходит. Парнишка был слишком любезен с ним. Может быть, что-то произошло? И кто-нибудь уже вызвал полицию?