Дневник наркомана, стр. 78

— Сбить бы с толку этого типа с его вечной метафизикой, — подумал я.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил я резко, — и более того, не могу терять время на эти ваши оккультные штучки. Не подумайте, что я груб. Я очень благодарен вам за все, что вы для меня сделали.

Странным образом воспоминания последних нескольких месяцев внезапно вернулись в мое сознание. Однако они оставались лишь фоном для бушующего пламени мысли, переполнявшей мой ум.

Бэзил не ответил, и пока мы вместе спускались с холма вниз, я начал объяснять ему мои идеи по созданию нового геликоптера. Незаметно для себя, мы достигли двери большого дома, которое Аббатство использовало как трапезную, сели на каменные скамьи, стоявшие в ряд у его северо-восточной стены, и взглянули на открывшийся нам изумительный вид.

Трапезная располагалась на крутом откосе. Земля резко уходила вниз под нашими ногами. Слева вздымалась огромная скала, которая отсюда впечатляла даже больше, чем с другой стороны; а справа, холмы вдоль береговой линии терялись в багряной дымке. Напротив виднелся странный зубчатый мыс, коронованный фантастическим скоплением скал, а внизу простиралось безбрежное море, слившееся с небом в разводах зеленого, голубого и фиолетового там, где несколько вулканических островов тускло дремали на горизонте.

Бэзиль чрезвычайно меня раздражал своими замечаниями о красоте пейзажа. Я, похоже, совершенно не заинтересовал его геликоптером. Неужели я и в самом деле нес какую-то чушь?

— Я слишком стар, чтобы обижаться, сэр Питер, — (Ах да, сейчас я был сэром Питером! Ну конечно я им был!) небрежно заметил он, вежливо касаясь моего плеча.

Я молчал, вычисляя в уме размеры одного из вентилей.

— И я должен напомнить вам, что вы джентльмен; и что, когда вы приехали в это Аббатство, первое, что вы сделали, это подписались под торжественным обещанием.

Он повторил эти слова:

— Я торжественно объявляю, что принимаю Закон Телемы, и посвящу себя всецело, тому чтобы обнаружить мою Истинную Волю и осуществить ее.

— Да, да, конечно, — сказал я поспешно. — Я не собирался открещиваться от этого; но на самом деле, я в настоящий момент ужасно занят обдумыванием геликоптера.

— Спасибо вам, этого достаточно, — оживленно молвил Царь Лестригонов. — Теперь собрание можно считать открытым.

Я почувствовал легкое раздражение из-за его бесцеремонных манер, но все-таки последовал за ним на ланч. Он встал за одним концом стола лицом к Сестре Афине, занявшей место за другим.

— Сегодня к ланчу подадут шампанское, — сказал он.

Эта ремарка была встречена взрывом бурного веселья, которое показалось мне положительно непристойным, и не соразмерным сделанному объявлению. Все Аббатство словно обезумело от восторга.

Следуя примеру Большого Льва, каждый устремил свой указательный палец по нисходящей линии влево, и резко перевел его направо. Жест был повторен три раза и сопровождался словами:

— Эвоэ Хо! Эвоэ Хо! Эвоэ Хо!

Они начали хлопать в ладони, но резко останавливали руки перед соприкосновением и позволяли себе громко хлопнуть лишь на третьем слоге великого восклицания

И А О

За этим последовали очень быстрые хлопки три раза по три в общей тишине.

Я был полностью озадачен этим обрядом, но не имел возможности задавать вопросы, так как Сестра Киприда тут же объявила вместе с Гермесом «Волю», и ланч начался в неизменном молчании, которое каким-то немыслимым образом сопрягалось с необычайным весельем всего собрания.

Шампанское не вязалось со всем этим. Необузданное ликование напомнило мне о моих первых впечатлениях от кокаина. Тем не менее, у меня имелось над чем поломать голову.

Что за польза в правиле молчания за едой, когда каждый нарушает суть его, если и не букву? Я был озадачен. Мне стало жарко, я раскраснелся. Все от Большого Льва с бокалом, полным шампанского, до Диониса с ликерным стаканчиком с тем же напитком, протягивали их ко мне, как будто пили за мое здоровье. Я воспользовался правилом, позволявшим нам покидать стол без церемоний. Я собирался перейти в другое здание и продолжить там работу.

Однако неожиданная мысль озарила меня, как только я вышел за дверь. Я снова сел на одно из каменных сидений, вытащил свою записную книжку, и начал вычисления. Я увидел путь к решению задачи, кратко записал идею, и захлопнул книжку в триумфе.

Именно тогда я вдруг осознал, что Большой Лев сует сигару мне в рот, и что все столпились вокруг меня и пожимают мне руку. Что это, очередная глупая буффонада?

— Итак, мы прошли весь путь до конца? — спросил Большой Лев, давая мне прикурить.

Я откинулся назад на скамье в своего рода ленивом восторге. Ничто сейчас меня не беспокоило. Я четко видел путь разрешения моей проблемы.

— Ты должен сказать "Савершен великий трут", — сказал Дионис тоном величественного упрека.

— К черту Великий Труд! — ответил я раздраженно, но мне тут же стало стыдно за свои слова.

Я поднял моего Языческого друга, посадил его на колено и начал гладить по головке. Он восторженно прижался ко мне.

— Вы должны нас извинить, — сказал Гермес очень серьезно, — но мы все так рады.

ГЛАВА VII. ЛЮБОВЬ ПОДЧИНЯЕТСЯ ВОЛЕ

Я принялся хохотать вопреки собственным намерениям.

— Ладно, — вымолвил я, попыхивая сигарой. — Я действительно желаю, чтобы вы рассказали мне, что все это значит. Подал в отставку Ллойд Джордж?

— Нет, — ответил Большой Лев, — все это только из-за вас!

— Почему из-за меня? — переспросил я.

— Как почему? Разумеется потому, что вы победили, — сказала сестра Киприда.

Нечто вполне очевидное для них, было сокрыто от моего притупленного понимания.

Я посмотрел на Бэзила в упор.

— Какая удача? Ну да, я разобрался в беспокоившей меня формуле, это верно. Но я не понимаю, как вам стало об этом известно. Или в число достижений Гермеса и Диониса входит знание дифференциального исчисления?

— Очень просто, — отвечал Большой Лев. — Все дело в знании Закона, и ни в чем другом; а этот Закон, в конечном счете, ни что иное, как простейший здравый смысл. Вы помните, как перед завтраком мною был задан вам вопрос, какова ваша истинная Воля?

— Да, — подтвердил я. — Помню. И я ответил вам тогда и отвечаю сейчас снова, что у меня нет времени думать о таких вещах.

— И этого факта, — нашелся он, — было вполне достаточно, чтобы убедить меня, что вы ее открыли.

— Знаете что, — сказал я, — вы славный человек и все такое, но явно со странностями, и я не понимаю половину из того, на что вы намекаете. Не могли бы вы изъясниться на чистом английском?

— С радостью и удовольствием, — промолвил в ответ Большой Лев. — Давайте на минуту взглянем на факты. Первый: ваш дед по матери — гений в механике. Факт второй: этот предмет сильнейшим образом привлекал вас с детства. Третий факт: всякий раз, когда вы отходите от этого предмета, вы несчастливы, вам не везет, и вы попадаете во всевозможные неприятности. Факт четвертый: как только война предоставила вам такую возможность, вы тотчас забросили медицину и вернулись к технике. Факт пятый: вы пересаживаетесь с университетской скамьи в кресло пилота неохотно, и командир вашей эскадрильи сам видит, что вы сели не в свои сани. Факт шестой: как только перемирие отбрасывает вас назад в бедность, вас снова занимает идея геликоптера. Факт седьмой: вы опрокинуты свалившимся с неба богатством и немедленно сворачиваете в сторону наркотиков, что ясно показывает — вы сбились с пути. Факт восьмой: как только под влиянием царящей в Аббатстве скуки, ваш ум оказывается чист от всех ложных идей, он возвращается в свое естественное русло. Идея геликоптера снова захватывает вас настолько, что вы оставляете свой завтрак стынуть, вы не узнаете своей жены, когда она вам его приносит, и вы не можете разговаривать ни о чем другом. Впервые в жизни ваша скованность незаметно исчезла, и вы даже принимаетесь излагать свои идеи мне, хотя я совсем не разбираюсь в этой теме. И не нужно быть особым гением, чтобы увидеть, как вы открыли свою истинную Волю. Вот чем объясняется шампанское и аплодисменты.