Вечная любовь (Бессмертие любви), стр. 60

— Не мне решать, Алана.

— То есть как это не тебе? Мне казалось, что ты здесь всем распоряжаешься. Разве не ты должен будешь решать, что именно со мной делать?

— О, если бы так! Прежде чем я прибыл сюда, я дал клятву Генриху, что выясню, кто убил Гилберта. И если ты причастна к его смерти, я отправлю тебя к королю, чтобы он решил твою судьбу. И вот теперь, когда ты знаешь это, продолжаешь ли ты по-прежнему утверждать, что сама убила Гилберта?

У Аланы на глазах заблестели слезы.

— Да, — вымолвила наконец она. — Я клянусь, это именно так и было.

— Что ж, в таком случае готовься к путешествию, Алана. Завтра мы отправляемся в Честер.

— Честер? А почему именно туда?

— Чтобы ты могла предстать перед королем. Именно там ты и узнаешь свою судьбу.

Глава 20

Честерская равнина, июль 1157 г .

Алана была восхищена тем видом, который открылся перед ней. Некогда обширная равнина сейчас представляла собой сплошные ряды палаток. Дым от костров поднимался к безоблачному вечернему небу. По лагерю с сосредоточенными лицами во всех направлениях двигались люди.

Нетрудно было понять, что все это значило. И, тем не менее Алана решила уточнить. Сидя верхом на лошади, она взглянула на Пэкстона, который ехал рядом с ней, и поинтересовалась:

— И что же это все означает?

Пэкстон не ответил, продолжая ехать, глядя перед собой. Впрочем, его молчание вовсе не удивило Алану. С тех самых пор, как они выехали из крепости, а было это в предрассветную пору того же дня, когда еще все рыцари в замке спали, с тех самых пор Пэкстон как воды в рот набрал. Во время переезда он практически не разговаривал с ней и не помогал Алане.

Эта его резкая перемена, эта внезапная холодность была как острый нож для Аланы. Она даже полагала, что если бы Пэкстон и вправду ударил ее ножом, едва ли Алане было бы больнее.

Впрочем, она понимала, что после ее признания отношения между ними не могут оставаться прежними. Она думала, что Пэкстон может стать резким и даже грубым, может ругать ее и всех ее соплеменников, может даже побить ее. Но Пэкстон стал молчаливым и внешне невозмутимым, что бы вокруг ни происходило. И она страдала от того, что Пэкстон сразу как-то отдалился, сделался подчеркнуто официальным в обращении с ней. Было ощущение, что она совершенно перестала для него существовать. Поэтому Алана особенно остро чувствовала свою потерянность и одиночество.

И хотя она дала себе слово, что не покажет, как ей страшно, она вынуждена была признаться, что ее тревожила полнейшая неопределенность. Как ей недоставало кого-нибудь, кому она могла бы полностью доверять, кто мог бы сейчас успокоить ее, придать душевных сил.

Но Пэкстон так быстро отдалился от нее, что Алана отлично понимала: никакой поддержки от него она явно не получит. Она осталась совсем одна. И вот теперь ее мучил вопрос: а вообще он когда-нибудь принимал ее всерьез?

Может быть, раньше, подумала она, когда Пэкстон еще не знал, что она убила собственного мужа.

Группа примерно из двадцати всадников, куда кроме нее и Пэкстона входили также сэр Грэхам, отец Джевон, Гвенифер и Мэдок, подъехали к лагерю. Все эти люди были посвящены в случившееся. Пэкстон взял с каждого слово хранить все в тайне, после чего все они выразили желание последовать за Аланой, чтобы свидетельствовать в ее пользу.

Алана решилась задать Пэкстону интересующий ее вопрос.

— Значит, Генрих намерен вторгнуться в Уэльс, так ведь получается? — выпалила она.

— Да, — сказал Пэкстон, бесстрастным голосом. — Пройдет совсем немного времени, и он со своей армией отправится воевать с Овэйном Гвинеддом, чтобы вся территория Уэльса принадлежала Генриху. Он одержит победу в считанные дни.

Полагая, что Пэкстон слишком уж уверенно предрешает ход событий, Алана усмехнулась.

— Если твой король настолько глуп, что рассуждает точно так же, как и ты сам, тогда его ожидают скорые и серьезные разочарования. Попомни мои слова: в лице Овэйна Гвинедда он встретит весьма достойного противника. — Она вновь посмотрела на военный лагерь, до которого теперь было менее сотни ярдов. — Признайся, что ты с самого начала знал о том, что именно задумал Генрих, так ведь?

— Да. Именно для этого Генрих и вернулся из Нормандии в Англию. И потому я точно знал, куда следует доставить тебя, чтобы ты могла предстать перед королем.

Пэкстон связал кожаным ремешком поводья своего коня и уздечку мерина Аланы, давая тем самым понять, что у него есть основания ей не доверять. Собственно, он ожидал от Аланы самой неожиданной выходки в любую минуту. Алана не могла понять Пэкстона. Куда ей бежать, когда вокруг столько людей, которые тотчас же отправятся за ней в погоню? И первым за ней вдогонку кинется сам же он! Пэкстон перевел своего боевого коня с легкого галопа на рысь, затем вынудил пойти медленным шагом и все время потихоньку натягивал привязной ремень, желая убедиться, что Алана послушно следует за ним.

Как только они въехали на территорию лагеря и двинулись к центральной его части, Алана тотчас же почувствовала сильный запах жареного и характерный запах тушеного мяса. Мясо жарили на вертелах, варили в котлах, поставленных на открытое пламя. Никто не мог бы сказать, сколько еды готовилось одновременно.

После обвинений Пэкстона и после того, как она по глупости тотчас же во всем призналась, у Аланы не было аппетита. Со вчерашнего дня она съела лишь немного сыру.

Недовольный таким неожиданным постом желудок Аланы сейчас выразил протест, издав долгий, громкий, урчащий звук. Рот тотчас же наполнился слюной. Однако на душе у нее было так тяжело, что Алана сомневалась, сумеет ли она и сегодня проглотить хотя бы кусок.

Женский игривый визг донесся до них. Алана обернулась, желая узнать, в чем дело. Пышнотелая молодая женщина развалилась на коленях у солдата, который, не долго думая, засунул руку ей под юбку.

Эта сцена не слишком удивила Алану, потому что где собиралась такая большая армия, тут же отыскивались женщины, желающие скрасить досуг солдат.

И хотя случалось, что вместе с воинами были и их жены, а иногда и целые семьи, все же основную массу прибившихся к лагерю составляли женщины весьма сомнительной репутации.

Кроме той женщины, что сразу бросилась Алане в глаза, она увидела также и других, которые делали недвусмысленные намеки солдатам. Были и такие, которые пытались сразу соблазнить целую группу мужчин. Как бы там ни было, а мужчины выражали большую заинтересованность и желание заплатить несколько монет за их услуги.

Одна особенно привлекательная молодая женщина, которая весьма отличалась от всех прочих как по своему внешнему виду, так и по чистоте одежды, привлекла сейчас внимание Аланы. Эту женщину какой-то симпатичный рыцарь взял на руки внес в свою палатку. Тотчас же за ними был опущен полог.

Алана задумалась над тем, случалось ли Пэкстону, будучи вдали от дома и приготовляясь к очередному сражению, таким же вот образом удовлетворять себя— с лагерной потаскухой. И если да, то теперь, когда он сделался женатым человеком, не пропала ли у него охота к подобного рода развлечениям?

Мысль о его возможной измене, о том, что он может с поразительной легкостью переспать с одной женщиной и тотчас же с другой, весьма расстроила Алану. Но, впрочем, если Генрих решит казнить ее, то Пэкстон окажется свободен и сможет делать все, что ему заблагорассудится.

Она тяжело вздохнула. Да и что толку задумываться над тем, что у Пэкстона было в прошлом и что будет потом. Не исключено, что ее муж полагал, будто волен делать все, что угодно и когда угодно. Все перестало существовать в то самое мгновение, когда она призналась, что убила Гилберта.

Лживая сука и убийца — вот как, без сомнения, он думал теперь про нее. Именно поэтому он стал так холоден, так отдалился. Ему наверняка невыносима сама мысль о том, чтобы оставаться рядом с Аланой.

Если даже это было так, Алана не могла укорять его. Если бы она оказалась на месте Пэкстона, то, скорее всего, чувствовала бы то же самое и, возможно, вела бы себя так же. С самого начала она знала, что счастье ее долговечным не будет. Рано или поздно правда всегда выходит наружу. А коль уж Пэкстон сейчас так ее ненавидит, Алане уже все равно, оставят ее в живых или нет. Вполне вероятно, что ее приговорят к смертной казни — впрочем, это будет решать лично Генрих.